– Сильно! – воскликнул Сеня.
– В школу к директору пришел мой отец, – продолжала Эмилия, – вызвали Раису Ивановну. Папа спокойно объяснил: «Имя Герман в честь одного из основателей Валаамского монастыря, преподобного Германа, мне дал отец. Он был священником, его убили, когда рушили храм, в котором он служил настоятелем. Дочь я назвал по просьбе бабушки, она обожала писательницу Эмили Бронте, а та, как известно, англичанка. Предок нашей семьи Марк Траубе являлся голландцем, кораблестроителем. Его в Россию привез Петр Первый, когда начал создавать флот. Марк женился на боярыне Кругловой, та родила кучу детей. К немцам мы отношения не имеем. Но! Неужели Раиса Ивановна не понимает, что слова «немец» и «фашист» не синонимы? Знает ли она о судьбе Эрнста Тельмана, одного из главных политических оппонентов Гитлера, который за борьбу против фашизма был расстрелян? Слышала ли она о немцах, которые спасали евреев, боролись против нацизма? Читала ли произведения великих германских писателей, чьи книги жгли во времена третьего рейха на площадях? И может ли учитель издеваться над ученицей? Имеет ли право третировать ребенка? Как в школе относятся к подобному поведению?
Директриса залепетала:
– Педагогов не хватает. Шатунова не преподает в начальных классах, она учитель биологии, анатомии. Ей трудно ладить с малышами.
Отец улыбнулся.
– Это, по-вашему, оправдывает геноцид школьников?
Раису уволили. Мне тогда было восемь лет. Более у меня в школе проблем не возникало, остальные педагоги вели себя корректно. И кто мог подумать, что история на этом не закончится?
Эмилия вздохнула.
– Через два года ко мне на улице подошла женщина и спросила: «Вы Эмилия Траубе?» Я знала, что с незнакомыми людьми нельзя разговаривать, но дама знала мое имя. Это усыпило мою бдительность, поэтому я ответила:
– Да.
– Антонина Семеновна, – представилась блондинка, – редактор вашего папы.
Как дочь писателя, я знала про такую профессию, отец часто говорил:
– У меня встреча с редактором.
Но никаких имен он не называл.
Антонина продолжала:
– У меня небольшая проблема, необходимо вписать несколько фраз в рукопись вашего батюшки. Я везла ему текст, но подвернула ногу, идти дальше не могу. По счастью, неприятность случилась около вашей школы. Сделайте одолжение, перепишите текст, отнесите домой, Герман его поправит.
Эмилия прикрыла глаза ладонью.
– Мне десять лет. Даже сейчас детям этого возраста свойственна наивность, хотя современные ребята намного умнее меня той, маленькой. Я в четвертом классе соответствовала, наверное, нынешним выпускникам детского сада. Мне и в голову не пришло удивиться: почему именно мне надо написать текст на открытке? Мы с редактором просто сели на лавочку, и я выполнила ее просьбу. Женщина посмотрела на результат моих стараний и пришла в восторг.
– Какой почерк! Каллиграфия. Эмилия, посидите тут минут пять, неподалеку в парке гуляет моя дочь. Она старше вас, но никак не научится красиво писать буквы. Хочу показать ей, как их надо выводить.
Конечно, я согласилась.
Эмилия вздохнула.
– Опять же мне в голову не пришло осведомиться, почему дочка не с матерью. Став взрослой, я многократно прокручивала в памяти тот день, после которого моя жизнь пошла совсем по-иному. Ругала себя, лет в семнадцать хотела покончить жизнь самоубийством, но потом неожиданно поняла: моей вины нет. Меня никогда не обманывали, мама всегда честно говорила:
– Тебе доктор сейчас сделает прививку, на секунду станет больно, будто комар укусил. Не плачь, за мужество ты получишь шоколадку.
Я и представить не могла, что взрослый человек может солгать. Поэтому просто сидела и ждала Антонину. Долго я на скамеечке скучала, пока сообразила, что редактор не вернется. Не поняла, почему она мне открытку не вернула, и пошла домой.
Дверь в квартиру мне, как обычно, открыла тетя Катя, лифтерша, ей взрослые оставляли ключи.
Она спросила:
– Почему ты так опоздала?
Я сообщила ей про странную тетю.
Екатерина Андреевна заахала.
– Ну и натворила ты дел! Никакой та баба не редактор Германа Львовича. С ним мужчина работает, я точно знаю, из издательства пакеты привозят, мне их оставляют, там всегда на конвертах написано: «Для Траубе. От редактора Сергея Крохина». Влетит тебе по первое число. Я б свою внучку за такую дурость ремнем так отстегала, что ей неделю не сесть!
Меня никогда не пороли, но я испугалась до икоты. Когда родители вернулись, я ничего им не рассказала. Тряслась всю ночь, вдруг лифтерша папе наябедничала и он меня бить придет?
Утром в нашем подъезде дежурила тетя Шура. Я спросила, куда подевалась Екатерина Андреевна, и услышала:
– В отпуск ушла, в деревню поехала. Теперь я у вас посижу.
У меня чуть слезы от радости не потекли. Дальше дни полетели своим чередом. Не знаю, сколько времени прошло, может, неделя. Я вернулась из школы, а у нас в квартире сидят посторонние мужчины. Отец не то что бледный, синий, у него трясутся руки. Какая-то женщина на кухне стоит. Она меня обедом накормила, на вопрос «Где мама?» ответила: «По делам уехала» и стала меня расспрашивать, а я неожиданно для себя рассказала ей про редактора и открытку. Когда закончила рассказ, незнакомка вышла из кухни, и я услышала, как она сказала кому-то: «Слышали, что Эмилия говорила?» Через секунду в кухню влетел отец, схватил меня, начал бить. Я закричала от страха и боли. В помещение ворвались люди, оттеснили папу. Один из мужчин зло сказал: «Герман Львович, девочка ни в чем не виновата, она совсем маленькая. Кашу вы заварили. Нечего на ребенка стрелки переводить». Это все, что я запомнила, потом лишилась чувств.
Глава тридцать вторая
Эмилия прервала рассказ.
– Я вас пока не утомила?
– Нет, нет, – ответил Дегтярев.
Траубе продолжила рассказ и чем дольше она говорила, тем печальнее становилось у меня на душе. К сожалению, некоторые люди не способны признать свою вину и рады свалить ее на кого угодно, даже на собственного ребенка.
Эмилия очнулась в больнице, провела там несколько дней. Из клиники ее забрала тетя Ира Семенова, лучшая подруга мамы, у нее не было ни мужа, ни детей. Она сказала девочке:
– Ты пока поживешь у меня, у тебя дома ремонт затеяли. Пойдешь учиться в другую школу. Квартира у вас большая, ее не один год в порядок надо приводить.
Эмилия обрадовалась, ей нравилась тетя Ира, у нее дома жили две собачки, кошка и черепаха. Ее родители животных не держали. Герман Львович их не любил, считал разносчиками заразы. Попрыгав от восторга, Эмилия вспомнила про родителей и спросила:
– А папа с мамой тоже у вас поселятся?
