— Вы не знаете, что конкретно произошло на съемках? —
уточнил Дронго.
— Я не расспрашивал. Ей было неприятно, и она никогда не
говорила со мной на эту тему.
— Понятно. Последний вопрос. У нее действительно были
сложные отношения с Погорельским? Или он иногда срывался?
— Какие отношения? — недовольным голосом переспросил Сергей.
— У них не было вообще никаких отношений. Погорельскому нравится Толдина,
которую он снимал уже в четырех фильмах. Все знают, что она его «прима». А Катя
была не в его вкусе, но на этот фильм он почему-то согласился ее взять.
Наверное, из-за Толдиной. Они вместе с Катей работают в одном театре.
— Понятно. Спасибо вам, Сергей. И примите мои
соболезнования.
Буянов как-то неопределенно кивнул головой и вернулся к
столику. Дронго прошел в бильярдную комнату. Усманов торжественно показал ему
коробку свечей.
— Теперь мы не останемся без света, — сказал он.
— Надеюсь, что до этого не дойдет, — пробормотал Дронго. —
Лучше бы ваши друзья сумели найти и запустить движок.
— Найдут, — убежденно заявил Усманов. — Вы недооцениваете
Нуралиева. Он такой дотошный, найдет все, что угодно.
— Я пойду и посмотрю, как они там, — сказал Дронго, надевая
куртку.
В этот момент свет моргнул в третий раз, и на целую секунду
они остались во тьме. Секунда показалась долгой.
— Хорошо, что мы нашли свечи, — сказал Усманов. Дронго взял
свою куртку и, надев ее, вышел из дома. Ветер несколько стих, но дождь только
усилился и теперь лил сплошным потоком. Дронго обошел дом и поспешил в подвал,
где, очевидно, должен был находиться движок, рассчитанный на автономное
обеспечение светом. Внизу он обнаружил Нуралиева, сидевшего на стуле, и
стоявшего рядом Олега Шарая. В подсобке было темно, лампочка едва освещала все
пространство, и фигуры людей, казалось, расплывались в полумраке.
— Движок нашли, а бензина нет, — невесело объяснил Нуралиев.
— Олег, иди в дом, может быть, на кухне есть бензин. Посмотри как следует.
— Откуда там бензин? — лениво спросил Шарай. — Может быть,
спирт там и есть, но его лучше в себя заливать.
— Ступай и посмотри, — недовольно повторил Алтынбай, — давай
быстрее.
Хочешь, чтобы мы без света сидели?
Когда Шарай вышел, Дронго сел рядом с Нуралиевым.
— Думаете, там будет столько бензина?
— Не знаю. Может, и не будет, — равнодушно ответил Алтынбай.
— Все равно нужно посмотреть и успокоить людей немного, чтобы не так
волновались.
Главное — чтобы не было паники. Это хуже всего.
— А вы опытный человек, — сказал Дронго.
— Конечно, — кивнул Алтынбай. — Мне тридцать четыре, из них
половину жизни я воевал. Будешь тут опытным.
— Я думал, вам больше, — признался Дронго. — Вы кажетесь старше.
— Это из-за контузии. Я обрил череп после ранения и
настолько привык ходить лысым, что теперь уже регулярно ношу эту прическу, если
можно так выразиться.
— Где вы были ранены?
— У нас в Таджикистане во время гражданской войны. Прямо в
Душанбе меня и ранило. Я потом несколько месяцев в госпиталях валялся. Странно
даже: я две войны прошел, а так глупо подставился.
— Где вы воевали до этого?
— Сначала в Афганистане, — сообщил Алтынбай, — а потом у нас
в Таджикистане. Будешь тут опытным человеком.
— Вы ведь говорили, что были борцом? — напомнил Дронго.
— Был, — невесело кивнул Алтынбай, — был и сплыл.
— Не понял.
— Не дали мне завершить мою борцовскую карьеру, — усмехнулся
Алтынбай.
— Еще в восемьдесят шестом, когда я стал чемпионом
Таджикистана по борьбе. Мне тогда двадцать один год был. Казалось, что впереди
карьера, удача, награды. Мне говорили, что я легко стану чемпионом Европы. Я
ведь не всегда был таким тяжелым. Тогда в моем весе конкурентов у меня не было.
Но все получилось по-другому. Все рухнуло в один день…
— Почему? — поинтересовался Дронго. Его собеседник молчал. —
Если вам неприятно, то можете не отвечать, — тактично заметил Дронго.
— А чего скрывать? — вздохнул Алтынбай. — Сейчас уже можно
говорить. Об этой истории знал весь Душанбе. Мы отмечали мою победу в
ресторане. Как раз завершился чемпионат республики, где я стал чемпионом. Потом
пришло сообщение, что меня берут в сборную Союза. Представляете, в каком
состоянии я был? И вот именно там появились молодые подонки. С нами были
женщины, красивые женщины.
Жена одного моего друга и сестра другого. Он ее специально
пригласил, хотел со мной познакомить. Мы с ее братом близко сошлись на сборах.
Ну и пришли эти выскочки.
Сейчас даже странным кажется, что такое время было. Эти
пижоны не умели ничего делать, нигде не работали. Нынешние подонки хотя бы
воровать научились.
А те пользовались деньгами и связями своих родителей. Вы
можете себе представить, как все было. Сначала кто-то из них сказал обидное
слово, но мы попросили молодых людей не увлекаться. Их четверо было, а нас
пятеро мужчин и две женщины. Ну, я бы сам легко всех четверых раскидал. Это
было нетрудно. Но они не успокоились. Один подошел и пригласил танцевать жену
нашего друга. Мы снова попытались объяснить, но он опять ничего не понял. А
потом слово за слово, как это обычно бывает, и кончилось тем, что один из
мерзавцев толкнул одну из наших женщин. В общем, была драка. Оказалось, что у
двоих из этой четверки с собой были ножи. Кто мог подумать, что все так
обернется? Они порезали двоих наших ребят, пока мы поняли, в чем дело. Тут,
конечно, мы им выдали по полной программе. А когда закончилась драка,
выяснилось, что у нас есть один погибший. Представляете, что с нами было?
Приехала милиция, и нас всех арестовали. Три месяца держали
в тюрьме, пока шло расследование. Мы доказывали, что он случайно погиб —
ударился виском о край стола. Но погибший был сыном заведующего отделом нашего
ЦК, и его отец давил на следователей и прокуроров. Потом началось
расследование, и прокурор составил обвинение в умышленном убийстве.
Нуралиев замолчал, словно вспоминая, как все было. Дронго
терпеливо ждал.
— Три месяца, — невесело подвел итог Алтынбай, — но шел уже
конец восемьдесят шестого. Тогда в Алма-Ате были разные события, в Узбекистан
приехала целая бригада следователей. В общем, уже нельзя было делать все, что
раньше делали. Нельзя было в открытую над людьми издеваться и невиновных в
тюрьму сажать. Тогда как раз московские газеты начали про это писать. И тут
выяснилось, что погибший накурился анаши. Нас из тюрьмы выпустили, но сразу
забрали в армию. И конечно, я загремел в Афганистан.
