Поедем, Сережа.
— Я тоже поеду с ними, — решительно сказал Алтынбай, — буду
ждать вас в больнице. Не могу оставить старика одного. Он хоть и мерзавец, но
мы приехали вместе, и я должен знать, что с ним будет. Кроме того, он один из
руководителей нашей службы и мой соотечественник. Посла нашей страны в
Азербайджане пока нет.
Значит, мне лучше поехать к прокурору.
— Вам жалко этого подлеца? — удивился Вейдеманис. — Ведь он
все организовал, все эти убийства.
— Его не жалко, — жестко ответил Алтынбай, — жалко нас всех.
Эти войны еще долго будут мстить всем нам таким страшным образом, и никто не
сможет остаться в стороне. Несчастная Шевчук думала, что уедет из Средней Азии
— и война ее больше не коснется. Но так не бывает. Этот проклятый бардак длится
уже столько лет! Вы можете мне сказать, кому было выгодно, чтобы мы так жили?
— Не нужно, — тихо попросил Вейдеманис, — не нужно об этом.
Меня выставили из Латвии, обвинив в том, что я работал в КГБ. Моя жена осталась
в Риге, а я живу в Москве. Значит, кому-то было нужно, чтобы мы так жили.
— Я думаю, что долго так не будет продолжаться, — убежденно
сказал Дронго. — Рано или поздно народы поймут, что их специально поссорили и
разъединили. Поймут и выгонят тех, кто это сделал.
— Поедем, — подвел итог Погорельский, — машина нас ждет. —
Он подошел к Дронго. Режиссер был абсолютно трезв — страшная история его
потрясла. — Я сниму фильм о нашей встрече, — неожиданно сказал он.
— Не думаю, что это нужно делать, — ответил Дронго.
— Вы так полагаете? Может быть, вы и правы… Режиссер кивнул
на прощание и поспешил к машине, ничего больше не сказав. Толдина подошла к
Дронго.
— Этого мерзавца Бог покарал! — убежденно сказала она, имея
в виду Олега Шарая. — Вы видели, как он умирал без врача? Он ведь своими руками
убил человека, который мог его спасти.
— Нет, — не согласился Дронго, — спасти его было уже
невозможно. Он и так чудом продержался несколько секунд.
— Поделом ему! — в сердцах воскликнула Толдина.
— До свидания, — кивнул Дронго на прощание.
— Спасибо вам, — тихо произнесла женщина и пошла к
ожидавшему ее у машины режиссеру.
— Я тоже поеду к прокурору, — сказал Сергей, обращаясь к
Мамуке, — там мы с вами встретимся. До свидания.
Он по очереди пожал всем руки и побрел к машине немного
сутулясь, словно боялся, что его окликнут.
— Спасибо вам за все, — протянул руку Алтынбай, — и извините
меня за моего соотечественника. Мне жаль, что все так получилось. Вы, наверное,
меня подозревали больше, а не его?
— Не подозревал. — Дронго протянул в ответ руку. — Не бывает
немного честных или немного порядочных людей. Кажется, Толстой сказал, что
нельзя быть немного беременным. Порядочный человек должен быть порядочным во
всем. Как только я поговорил с вами, я сразу понял, кто передо мной. А он все
время врал, юлил, изворачивался. Нет, я вас ни минуты не подозревал. До
свидания.
Алтынбай пошел к машине. Погорельский уже сидел впереди.
Толдина и Буянов разместились на заднем сиденье. Алтынбай помахал рукой и
уселся в кабину машины, которая осела под его весом.
— Может, ты мне объяснишь?.. — начал Вейдеманис, но Дронго
сжал ему руку, и тот замолчал.
— Я тоже пойду, — сказал Новрузов. — Мой работа закончилась.
Скоро Мехти приходить сюда.
— Спасибо вам, — кивнул ему Дронго на прощание. Он
повернулся и вместе с Эдгаром направился в дом. Вейдеманис удивленно смотрел на
своего друга. Когда они вошли в гостиную, он снова спросил:
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
Глава 14
Дронго молчал. Он взял стул и сел за столик, словно ожидая
остальных.
Отари предложил одно кресло своему другу, а второе подвинул
Людмиле. Она была в темном длинном платье и казалась похожей на фарфоровые
статуэтки прошлого века.
Но женщина не села в кресло, уступив его своему супругу, а
вместо этого подвинула стул и устроилась около мужа. Вейдеманис расположился
рядом с ними.
— Я кое-чего не понимаю, — сказал Отари, — меня не совсем
устраивают ваши объяснения. Я понимаю, что Усманову нужно было убрать ненужного
свидетеля, который его узнал. Я понимаю, как он нас всех обманул, делая вид,
что играет в нарды. Пока он бил камнями и бросал игральные кости, Шарай вылез в
окно и забрался на второй этаж, чтобы задушить женщину. Я все понял. Но как
могло получиться, что он сам застрелил себя? Как это могло быть? Я в это не
верю.
Вейдеманис кивнул головой в знак согласия. Он все время
хотел задать именно этот вопрос. Как мог Шарай, даже если он нес винтовку в
руках, выстрелить в себя? Как это могло получиться? Но он видел, что Дронго не
хочет говорить, и поэтому не задавал лишних вопросов.
— Конечно, вы правы, — сознался Дронго. — Он не мог
выстрелить в себя сам. И винтовка не могла выстрелить. Я думаю, что у
следователя еще будут вопросы, но доказать уже ничего нельзя. Там нет никаких
отпечатков пальцев.
— Вы хотите сказать, что он не сам застрелился?
— Конечно, нет. Его убили, — ответил Дронго.
— Господи, — прошептал Отари, — я думал, что его наказал
Бог, а оказывается, его тоже кто-то убил! Значит, вы считаете…
— Его убили, — подтвердил Дронго.
— Вах! — сказал, скрипя зубами, Мамука. — Кто бы это ни
сделал, он мой брат. Я буду обязан этому человеку всю жизнь. Убить такого
подонка! Кто его убил? Вы?
— Нет, конечно. Я в этот момент разговаривал с Усмановым.
— Я думал, что вы назовете его фамилию, — признался Отари, —
ведь было логично, что он уберет своего помощника, после того как тот сделает
за него всю грязную работу. Разве не так?
— Не совсем, — ответил Дронго. — Усманов уже пожилой
человек. Зачем ему стрелять в своего, тем более с кем они повязаны кровью?
Шарай никогда бы его не выдал, это, очевидно, было не в интересах самого Олега.
И кроме того, он не выполнил главного условия, поставленного перед ним
Усмановым. Он должен был убрать не только Шевчук, но и Толдину, а он не сумел
этого сделать.
— И тогда его кто-то убил? — с волнением спросил Отари.
— Вот именно, — кивнул Дронго. — Этот человек стоял наверху,
прямо над лестницей. Он дождался, пока Шарай пройдет мимо него, затем окликнул,
и, когда тот повернулся, прозвучал выстрел.
— Вы сказали «этот человек», — заметил Отари. — Вы не
назвали его убийцей. Это намеренно или мне так показалось?
— А я не считаю убийцей человека, который стрелял в Шарая, —
пояснил Дронго. — Я считаю, что он покарал негодяя и, значит, сделал все
правильно.
