— Я вас не понимаю, мистер Холман. — Рэнд недоуменно взглянул на меня.
— Мне в голову приходят лишь две возможности, и обе меня не устраивают. Я подумал, что, быть может, у вас имеются какие-то соображения на этот счет?
— О каких двух возможностях вы говорите? — поинтересовался Эдгар — Первая — самоубийство, но я склонен отбросить этот вариант. Дженни не походила на человека, способного добровольно расстаться с жизнью. Но даже если она таковой и была, я все равно не могу представить, что она полезла в воду одетой Нет, Дженни наверняка бы в этом случае надела белое бикини. Так что остается предположить другое — кто-то держал ее под водой, пока она не захлебнулась.
— Мистер Холман! — испуганно прошептал Рэнд. — Это же называется убийством!
— Именно так!
— Но зачем кому-то вздумалось убивать Дженни?
— Возможно, если я узнаю, что она делала в течение последнего месяца, я найду причину, — ответил я, выбираясь из кресла. — Спасибо за гостеприимство, мистер Рэнд. Прощайте.
— До свидания, мистер Холман. Если вы что-то узнаете о Дженни, надеюсь, вы вернетесь сюда, чтобы рассказать нам.
— Непременно, — пообещал я.
— Я провожу вас до двери. — Эдгар вскочил.
— Спасибо. — Я улыбнулся.
Мы покинули библиотеку и направились к парадной двери. Дворецкого нигде не было видно.
— Мистер Холман, — заговорил Эдгар, тон его был предельно любезен, — а вы твердо уверены, что Дженни была убита?
— Не знаю. Это всего лишь предположение, не более.
— Но кто мог ее убить?
— Этого я тоже не знаю.
— Вот как? — Вежливые интонации в мгновение ока улетучились из голоса молодого человека. — Похоже, вы знаете не так уж и много!
— Зато я умею отлично распознавать негодяев, — отозвался я, — вроде Джонни Федаро или.., вас, юноша.
— Заткнись, умник! — прорычал Эдгар.
Я открыл дверь и вышел на ступеньки.
— Вы подсказали мне отличную идею, дорогой Эдгар. — Я лучезарно улыбнулся ему. — Вы ведь ничего не знаете, не так ли? — Я осуждающе покачал головой. — Да полно, вы и в Вегасе вряд ли бывали!
— Ну так проверьте! — взъярился Эдгар.
— Ладно. — Я пожал плечами. — Где находится самая большая рулетка? Самая большая рулетка в мире?
— В задней комнате заведения Фаулера! — торжествующе ответил он. — Что, съели?
— И вы даже развлекались там вместе с Дженни? — безразлично поинтересовался я.
В глазах Эдгара промелькнула паника; ничего не ответив, он захлопнул массивную дверь.
* * *
Дверь приоткрылась на пару дюймов, и на меня уставился глаз небесной синевы.
— О, это ты! — обрадованно воскликнула Кэти и распахнула дверь. — Входи!
— А ты ждала Элиота Hecca?
— Я вошел внутрь.
— В таком виде? — возмутилась она.
На ней были лишь черный лифчик, черные же трусики из тонкой ткани и золоченые сандалии. Молочно-белая кожа восхитительно контрастировала с черной тканью.
— Располагайся, я приготовлю что-нибудь выпить, и ты сможешь рассказать мне о том, как ты провел день, Рик! — с энтузиазмом объявила Кэти и упорхнула на кухню.
— Я ничуть не продвинулся в своем расследовании, Кэти, — признался я. — А у тебя был удачный день?
— Потрясающий! — прокричала она. — Я сочинила еще один куплет для своей баллады!
— Чудесно! — Я скорчил гримасу. — Не могу дождаться, когда услышу его!
— Тебе не придется долго ждать! — пообещала она.
Через минуту Кэти воровалась в комнату, со стуком опустила стаканы на столик перед кушеткой и метнулась к гитаре.
Они говорят, что она любит моего брата.
Прочь, парни, прочь!
Но как-то раз она ушла к другому.
Плачьте, парни, плачьте!
Кэти отложила гитару и вопросительно посмотрела на меня.
— Неплохо, как ты считаешь?
— Восхитительно! — Я ухватился за бокал. — Почему ты в белье?
— Хочешь, чтобы я его сняла?
Я покраснел.
— Не сейчас, милая. У меня был трудный день в Сан-Диего.
— Настолько трудный? Я всего лишь хотела убедиться в этом, так что теперь я успокоилась. — Она разочарованно вздохнула.
— Перестань, дорогая, — взмолился я.
— Время от времени, Рик Холман, — надменно ответила Кэти, — ты нуждаешься в хорошей встряске. И мне лучше судить, когда именно.
— Как, например, вчера ночью?
Кэти расхохоталась.
— Если бы я тебя не расшевелила, ты бы так и продолжал суетиться вокруг кровати, как немощный старец.
— Но почему золотые сандалии?
— Тебе не нравится?
— Нравится, но я немного смущен, — признался я. — Впрочем, в последнее время это для меня вполне обычное состояние. Так... — Я взглянул на часы. — Сейчас четверть шестого, верно?
— Верно, мой милый. — В голосе Кэти прозвучала знакомая хрипотца. — Верно. Достаточно взглянуть на твою надутую физиономию, чтобы понять это.
— По-моему, ты напрашиваешься на хорошую трепку.
— Ну, если я переживу, то попрошу тебя зайти как-нибудь еще.
Она хищно облизнулась.
— Четверть шестого! — жалобно просипел я. — Пополудни!
— Мая месяца! — с энтузиазмом продолжила Кэти. — Год указывать?
Я выхватил из своего стакана кусочек льда и засунул ей под лифчик.
— Негодяй! — взвизгнула Кэти, пытаясь выудить лед из уютной ложбинки.
— Четверть шестого пополудни! С какой стати ты разгуливаешь в это время в лифчике, трусиках и золотых туфлях?
— Прохлаждаюсь.
— Но почему в золотых туфлях?
— Просто они подвернулись мне под руку. Еще о чем-нибудь ты желаешь узнать?
— Расскажи мне о Дженни, — попросил я.
Кэти закатила глаза.
— Да я только это и делаю! В конце концов я пишу всего лишь балладу, а не симфонию!
— Пока она работала в вашем кафе, с ней кто-нибудь общался?
— Да каждый вечер к нам сбегались парни со всей округи только для того, чтобы поглазеть на нее. Дженни была удивительно привлекательна! Но я не помню, чтобы кто-нибудь интересовался ею особенно настойчиво.
