— Как благое, угодное Сущим дело открыла Новоявленная здесь своей волей и на свои средства первую Школу Лекарниц…
Из вежливости я кивнула.
— И скажи мне, что сейчас изменилось?
— Школа больше не принадлежит монастырю?
— Умница, — похвалила меня госпожа Джонсон. — И что общего у всех четверых?
— Они не монахи? — наугад сказала я, но госпожа Джонсон аж подпрыгнула от восторга.
— Умница же! — И, уже решив, что никакие мои возражения не помогут, обстоятельно принялась раскуривать трубку. Я ждала: что же дальше?
Но госпожа Джонсон сочла историю исчерпанной. Она сидела, с наслаждением пыхтя сладким дымом, и рассматривала меня сквозь серые пятна.
— Это если мы верим в святость и зло, — закончила она.
— А если не верим?
— А если не верим, — развела руками госпожа Джонсон, — то я бы дорого отдала, чтобы узнать, откуда этот пьяница набрался своих идей. Но так как я стара и кто знает, что Сущие посчитают дорогой для меня платой, то я скажу — может, и милует нас их гнев.
Она надела очки, придвинула журнал и занялась студентками. Я посидела, подумав и подождав, но госпожа Джонсон как будто забыла о моем присутствии.
Когда я встала и тихонько пошла к двери, она окликнула меня:
— Этому хлыщу, детка, знать об этом необязательно. Чем больше он будет торчать в кабинете старухи Рут, тем лучше будет всем нам.
Я закрыла за собой дверь в полной уверенности, что Лэнгли вообще не стал бы выслушивать исторические анекдоты. В том, что госпожа Джонсон рассказала мне правду, я не сомневалась. Это было легко проверить даже в нашей библиотеке, должна же там отыскаться хоть одна книга с историей Школы и монастыря. Но при чем тут древнее, Нечистый его побери, зло?
Комнатка, которую Фил выделил Арчи, была совсем рядом с классом акушерства и хирургии. Я подошла к двери и прислушалась, хотя шум в Школе стоял такой, что вряд ли мне что-то удалось бы разобрать.
— Арчи?
Мне никто не ответил. Я постучала — с тем же результатом. Попыталась толкнуть дверь — она была заперта. Очевидно, Арчи успел не только заселиться, но и хорошенько отпраздновать этот факт.
Я направилась вниз. Посмотрела, как работают девочки на кухне под присмотром Люси — скоро начинался обед. Спустилась в подвал, угодив, конечно, в глубокую лужу, — в прачечную. Потом снова вернулась в классы, где шла уборка, заглянула в котельную. Мебели девочки принесли достаточно, и Торнтон, ловко орудуя топориком, кромсала стулья и подбрасывала их в топку. Получалось у нее так умело, что я на секунду захотела отобрать у нее топор.
«Мне это все не нравится», — сказала я себе, при этом понимая прекрасно, что я себя накручиваю. Но мне казалось странным и подозрительным, что госпожа Джонсон так некстати вспомнила свою монашескую суть. Если бы меня спросили, то я ответила бы не задумываясь — она самый что ни на есть материалист из всех людей, кого я только знаю. Не просто же так она предпочла преподавание служению Сущим?..
И интересно, что обо всем думал Лэнгли. Как директор. Если вдруг допустить, что госпожа Джонсон неспроста поведала мне эту историю, то выходило, что под угрозой теперь мы все. Все до единого, ведь среди нас не было ни одного монаха или монахини.
Пустив все школьные дела на самотек, я поднялась в библиотеку. Небольшое помещение, заставленное стеллажами, и сейчас на полках были разве что тетради и писчие принадлежности, которые я так скрупулезно закупала. Пособия разобрали еще в начале учебного года, и никакого труда найти книги, не имеющие отношения к лекарскому делу, мне не составило.
Их было не так и много. Молитвенники, такие древние, что я перелистывала их с благоговением. Исписанные мелким аккуратным почерком, они грозили рассыпаться в моих руках и пахли пылью и ладаном. Географический атлас, тоже старый настолько, что ценность имел уже не образовательную, а историческую. Два атласа анатомических, и даже моих слабых познаний хватило на то, чтобы снисходительно поулыбаться. «Жития Детей Сущих» меня заинтересовали сильнее, и я устроилась с этой книгой за столиком при слабом свете газовой лампы, внимательно просматривая все упоминания о Школе и ее окрестностях. Но, к сожалению, о Новоявленной Веронике «Жития» повествовали крайне скупо и только о тех временах, когда она стала уже Почтенной, а потом и Всеблагой матерью-настоятельницей. И, разумеется, ни слова о зле.
Вернув «Жития» на место, я проглядела оставшиеся книги. Арифметика, «Родовспоможение», «Полевое лекарское дело», старый придворный журнал. Его я тоже пролистала, но ничего, кроме жутких мод и сплетен столетней давности, там не нашла.
И если исключить вариант, что Арчи пробрался в библиотеку и стащил оттуда ту самую нужную мне книгу, то оставалось согласиться с госпожой Джонсон — ему неоткуда было узнать о неведомом зле.
Фил был малограмотен — он только считать хорошо умел. Криспин… я вообще сомневалась, что он умел читать. Что кто-то из наших высокомерных преподавателей откровенничал с привратником? Почти невозможно. Они и не выходили к воротам, если не считать…
Если не считать человека, который если и знал о древнем пугающем зле, то совершенно точно его не боялся.
Глава двенадцатая
Темнело. Ветер стал особенно колюч, и я не могла не признать, что госпожа Джонсон была тысячу раз права, когда велела протопить Школу как следует. У меня не хватило бы духу, у меня были бюджет и расчеты, а у нее — только воля.
Я едва не поскользнулась. Удержалась, но тут же захолодела уже не от ветра, а от ужаса, остановилась и судорожно начала оглядываться. Есть кто-то? Смотрит ли на меня из кустов древнее необъяснимое зло?
Но двор был пуст, только фонарь гонял тени, от этого было жутко, но не настолько животно-страшно. Я запахнула мантию и поспешила в теплицы.
Снадобья варили изредка. Госпожа Коул предпочитала давать рецепты, а не переводить бесценные ингредиенты. В школьной аптечке было лишь то, что могло понадобиться — обезболивающее, кровоостанавливающее, средства от простуды и воспалений. Поэтому госпожа Коул собирала целебные травы и листья, высушивала их и весной, когда открывались дороги, а также поздним летом, перед самым началом учебного года, отправляла с почтовой службой. Ингредиенты продавали через аптеки, а вырученные средства пускали на нужды Школы.
Теплицы отапливались. На них уходило немеряно дров, но нежные растения требовали тепла и высокой влажности. Госпожа Коул расставляла плошки с водой, заботливо протирала листья, следила за поливом, бывало, вставала по ночам, чтобы подбросить в печи дрова. Я не была уверена, что сейчас в последнем была необходимость, и не рассчитывала, что госпожа Коул заметила что-то или кого-то, но она выбрала остаться здесь. Я полагала, что это неспроста.
Теплицы не запирались. Двери прилегали плотно, но на них не было замков, и я вошла, отряхнувшись на пороге. Меня тут же окутало пряным, терпким ароматом, напомнившим мне Анселские Долины на самом юге, где весна приходит рьяно и безудержно, за несколько дней укрывая все вокруг разноцветием и буйством запахов.
