— Лэнгли, директор Школы Лекарниц, и госпожа Гэйн, администратор Школы, — представил нас Лэнгли.
Питер посторонился, пропуская нас в большую комнату, где гулко отозвались наши шаги, подождал, пока мы сядем за стол, подошел ближе и принялся нас рассматривать. Я, хоть это было бесцеремонно, разглядывала его тоже. Лет двадцати, не больше, крестьянин, но зажиточный, одет очень хорошо, руки натруженные.
— Что привело в наши края директора Школы Лекарниц? — нахмурился Питер. — Угодья и поля давно собраны. Разве кто-то не исполнил свою часть договора?
Мы с Лэнгли обменялись взглядами.
— Нет, господин Фаррелл, мы здесь не поэтому, — успокоил его Лэнгли. — Ни у госпожи Гэйн, ни у меня нет претензий по поставкам.
Лицо Питера просветлело. Он открыл было рот, но в этот момент вошел мальчик и замер на пороге.
— Это Пол, мой брат, — указал на него Питер. — Пол, собери господам из Школы Лекарниц поесть, не стоит будить матушку.
Пол исчез в коридоре. Питер сел. Я заняла место в углу, почти на краю стола, Лэнгли — наискосок от меня, ему были прекрасно видны и дверь, и окна, наверное, он устроился так неспроста, а Питер сел как раз напротив Лэнгли.
— Поганая будет зима, — начал Питер. — Дожди зальют пашни, да посильнее, чем в прошлом году. Большого урожая ждать не стоит... Если вы по душу старосты, так он уехал в город, скоро его не ждите. Хотите подписать новый договор, вам на пять миль влево, там живет господин Оуэн.
— Мы не по поставкам, господин Фаррелл, — напомнил Лэнгли. Я подумала — может быть, он сказал это зря, потому что Питер помрачнел. Крестьянину проще знать, что мы хотим получить на будущий год зерно и ткани, это все, чем они здесь живут — пахота и ткачество. — Мы едем в старый монастырь.
— К Всеблагому отцу? — оживился Питер. — В таком случае, не возьмете ли с собой мою матушку? Она отменно управляется с повозкой, она еще крепка, но будет хорошо, если проводите ее.
Вошел Пол, держа в руках огромный горшок. За Полом, растрепанная и заспанная, семенила девочка лет двенадцати с кувшином и ломтями хлеба. Питер молчал, пока они накрывали на стол, мы с Лэнгли тоже. Я знала, что у крестьян так принято: говорить о делах с глазу на глаз, а дети в таком возрасте у них как прислуга. Но Пол и девочка справились очень быстро, вышли, закрыв за собой дверь, и Питер пригласил нас к трапезе.
Я поняла, что хочу есть, уже в тот момент, когда учуяла идущий из горшка запах. Мне вспомнилось детство — с матерью и отчимом я частенько ходила в трактиры. Изысканная или, напротив, простая кухня, половые, одетые в национальную одежду, убранство залов, напоминающее о дальних странах. В трактирах выступали музыканты и певцы, владельцы устраивали для детей представления, и можно было научиться готовить какое-нибудь несложное блюдо. В Дессийских Перевалах трактиры при постоялых дворах и гостиницах ничем не отличались от столовой в Школе, а в другие заведения никто в здравом уме не привел бы жен и дочерей.
Я увидела себя в двенадцать лет, в красивом праздничном платье, нарядная мать, как всегда элегантный и галантный отчим, мы сидим в трактире, напоминающем старинную избу далекой загадочной страны далеко на севере, и невероятно, остро и ярко пахнет копченая рыба, и половой, одетый чужестранным рыбаком, рассказывает, как ловят эту рыбу в холодных, покрытых льдами морях…
— ...Задумались?..
От неожиданности я чуть не выронила ложку и поймала удивленный взгляд Питера и вопросительный — Лэнгли.
— Вспомнила детство, — я выдавила улыбку. — Знаете, трактиры в Анселских Долинах.
Мне стоило придумать что-то, а не говорить все как есть. Питер покраснел, решив, что трактиры в Анселских Долинах похожи на здешние, а я, стало быть, на девицу непристойного, порочного поведения, и я успела себя отругать, но Лэнгли пришел мне на выручку.
— Нет-нет, господин Фаррелл, не думайте скверно, — предупредил он. — Госпожа Гэйн выросла в другой стране, там все иначе. И семья, обедающая в трактире, достойная. А еще в Анселских Долинах множество трактиров, где можно познакомиться с кухней далеких стран…
Поверил Питер или нет, но он озадаченно кивнул, а вот я обмерла. Лэнгли был в Анселских Долинах? Но он промолчал, когда я сказала ему, что там выросла. «Разве он обязан перед мной отчитываться?» — тут же дала я себе окорот. Нет, я слишком много думала о своей персоне. И вгрызлась в ломоть хлеба зубами, памятуя о том, что крестьянская еда не требует манерности.
— Мы едем в другом направлении, — продолжал Лэнгли. — Не в новый храм, а в чем нужда, господин Фаррелл? Если ваша матушка крепка?
— Дороги, — вздохнул Питер. — Сами знаете, господин директор, как все развезло. А у меня того и гляди корова начнет телиться, мне отлучаться нельзя никак.
— Отправьте с ней брата? — как бы между прочим предложил Лэнгли. — Он выглядит сильным мальчиком.
Я замерла с ложкой у рта. Я, конечно, могла ошибаться, но мне показалось, что он исподволь пытается вывести разговор на эмпуса. Питер же только схватил новый ломоть хлеба и зачерпнул ложкой похлебку из своей тарелки.
— Он нужен мне здесь, — удрученно сказал он. — Не так много у меня рук. Так, может, вы хотя бы доедете с ней до развилки?
Лэнгли посмотрел на меня, но я не знала, что ему ответить. Я была в этих краях лишь один раз, с почтовой каретой, и почтовая карета отвозила меня обратно, и я не помнила, по каким дорогам мы проезжали. Но Лэнгли определенно ждал от меня ответ.
— Мы доедем с ней до развилки, — необдуманно пообещала я и тут же поняла, что ответ был неправильный. По лицу Лэнгли скользнула едва заметная тень и пропала. — Долго нам до нее?
— Часа три, — пожал плечами Питер. — На повозке, может, все пять. Если выехать с рассветом, как раз до полудня успеете, и матушка до темноты доберется до места.
Он напрягся, это было очевидно, вероятно, наше решение было важным. Он что-то скрывал? Лэнгли спокойно произнес:
— Мы планировали выехать позже. Что до того, что стемнеет, у нас есть газовый фонарь, да и лошадям темнота не помеха. Здесь разбойники?
Питер отставил тарелку в сторону, огладил тыльной стороной ладони редкую светлую бородку. Он мялся, не желая отвечать, но от пристального взгляда Лэнгли скрыться было непросто.
— Матушка опасается ерунды, — будто извиняясь, сказал он. — Крестьянин работать должен, когда у него работы нет, выдумывает всякое, ну, вы знаете, господин директор. Водится в темноте этих мест разное, ну, так говорят, лично я никогда не видел, а я ведь от зари до зари на ногах. И отец мой не видел, да даруют ему Сущие вечный покой и блага от щедрот своих, и дед не видел, да благосло…
— Вурдалаки? — понимающе перебил его Лэнгли. — О да, студентки тоже пытаются увильнуть от работы, пересказывая древние байки.
— Когда-то к нам приезжала травница из Школы, — поделился Питер словно секретом. — Коров в наших местах мало кто держит, дальше ехать только до деревни, а навоз, сами знаете, для трав средство дивное. Да вы пейте молоко, господа, это же не ваше, с травами да зельями, оно ведь теплое еще было пару часов назад.
