Ветер налетел внезапно, растрепал волосы, заставил захлебнуться собственным дыханием. Я опустила голову ниже. Я не надела платок, все из-за Лэнгли, который тогда уже был далеко. Где? Куда он отправился? Через поле в неизвестные мне края? До границы, а там — куда выйдет?..
Лошадь начала уставать. Пару раз мне показалось, что она спотыкается, и мне стало страшно по-настоящему. Если она упадет, мне не жить. Я не дойду до жилья, я замерзну, меня ничто и никто не спасет. Видела ли я эмпуса? Принес ли он мне печальную весть?
Лошадь вдруг заржала коротко и призывно. Я встрепенулась, посмотрела вперед.
Там кто-то есть?
Глава тридцать третья
Людей я не видела, но издалека различила повозку и лошадь и помчалась вперед, подумав, что моей лошади надо поесть и попить. Но не ей одной. Может ли быть, что Лэнгли где-то остановился или сменил свою лошадь? Да, бесспорно, вот только где?
Человек возился возле повозки, я разглядела его, лишь когда подъехала ближе. Это был такой же сумасшедший, как и я, крестьянин, отважившийся отправиться невесть куда в эту пору. Телега его лишилась колеса, и он, стоя на коленях, пытался поставить его на место, но даже мне было ясно, что с разбитой осью у него ничего не выйдет. Крестьянин смотрел на меня как на привидение, и спрашивать его, чем я так испугала его, смысла не было.
— Госпожа, — сказал он, поклонившись, — что госпожа делает тут?
Он хотел услышать мой голос и убедиться, что я не призрак.
— Я еду в старый монастырь, — не стала юлить я. — Далеко до развилки?
Крестьянин нахмурился. Потом почему-то хитро прищурился.
— Кто в те края до развилки едет, — протянул он. Зачем мне в монастырь — он не спросил. Неинтересно или что-то задумал? — Вот, — вместо ответа продолжал он, — повез мясо. Погода-то сегодня располагает, дорога нет. Коли госпожа обещает заехать на полмили в сторону к объездчику, скажу ей короткий путь.
Я была готова пообещать что угодно, но точно так же и намерена сдержать свое обещание.
— Здесь есть короткий путь? — перебила я, и сердце замерло.
— Так я без телеги сам доеду, — невпопад отозвался крестьянин. — Вон и лошадь уже распряг. Объездчику запас на зиму нужен, а я хворал, корову не резал. А прожду еще пару дней, могу вообще не добраться. Так сказать госпоже короткую дорогу?
Это была удача. Или ловушка. Я еще не решила. А мог Лэнгли знать про этот короткий путь?
— Я заеду к объездчику, — ответила я. — Но мне нужно попасть в монастырь.
— Ну, так дело ваше, — пожал плечами крестьянин. — Мне откуда знать, что госпоже там надо. Камни одни да ветер.
Я ждала, что он скажет, как один господин уже проезжал этой дорогой, но то ли с Лэнгли крестьянин разминулся, то ли Лэнгли вообще не собирался сюда.
— Вон туда езжайте, — крестьянин махнул рукой в сторону леса. — Заметите там прореху. Лошадь пройдет, и просека хоть и узкая, но тропка крепкая. Только не сворачивайте, угодите в болото. А как доедете до пасеки, посмотрите справа, увидите, так езжайте туда и прямо, прямо, до объездчика. Скажете ему, что Джим на полдороги застрял и помощь нужна. Пусть инструменты возьмет, а то до ночи тут провозимся. А там он дорогу до монастырских развалин подскажет.
Я поблагодарила крестьянина и поехала в указанном направлении. Несколько раз оборачивалась — он стоял и смотрел мне вслед, гадая, обману я его или нет. Я тоже задавалась вопросом, правду ли он мне сказал, но пришла к выводу, что не та пора — караулить путника на дороге, тем более отправлять кого-то в леса. Разбойники умрут с голоду в ожидании доверчивой жертвы.
Лес оказался дальше, чем мне виделось, а возник перед мной неожиданно, или, может, я опять потерялась в мыслях. Я ехала, следя за кромкой и ища прореху в молодой голой поросли. Джим не соврал — просека и вправду была, вероятно, объездчики ее и проделали, и я направила туда порядком уставшую лошадь.
Деревья стояли стеной. Нависали надо мной вечными суровыми стражами, ветки скрипели под редкими, но сильными порывами ветра, роняя мне на голову последние жухлые листья и мелкую труху. Я смотрела вперед — сбиться с дороги было почти невозможно, но ведь не зря Джим предупредил меня о болоте?
Я поняла, о чем он, когда деревья начали расступаться. Слева они становились все реже, там было светлее, словно даже легче дышать, но я вняла предостережению. А потом то, что открылось моему взгляду, могло стать декорацией к страшной сказке. Огромная гладь, будто поле, смертельно опасная трясина, и странные, крупные желто-белые цветы. Они не страдали от заморозков и дождей, манили спешиться и сорвать их, мне показалось, они колышутся, но, конечно, это разыгралось воображение. Болото скоро осталось позади, а еще через какое-то время я увидела справа пасеку.
Она была уже закрыта, пчелы давно уснули, и ульи заботливо укрыли от зимних ветров. Я огляделась — справа была еще одна тропка, вытоптанная, но деревья стояли достаточно плотно, так что я раздумывала, стоит ли ехать на лошади или пройти пешком. Подъехала туда и увидела следы копыт.
Что-то кольнуло меня. Что? Следы. Да, они говорят о том, что хозяин сюда приезжал на лошади и я точно проеду. Он был здесь не так и давно. Но это не все.
Что еще?
Я тронула лошадь вперед. Мысль не отступала, навязчиво преследуя. Почему меня так взволновали простые отпечатки лошадиных копыт?
У нас украли лошадей. Видела ли я тогда следы копыт? Я нахмурилась — я не помнила. Но даже если и видела, что в этом такого? Двух лошадей оставили или забыли, или не смогли увести. Одна лошадь отошла далеко от конюшни. Их следы должны остаться, убеждала я себя, но выходило плохо. Я словно сама не верила собственным доводам. Дело не в лошадях?
Следы на подмерзшей почве. Я поежилась и вспомнила о мантии Нэн. Но мне не было забко настолько, чтобы я сейчас пожалела о том, что Нэн ее не оставила в Школе, что…
Я дернула поводья, и лошадь моя недовольно всхрапнула и встала. Мантия. Мантия, конюшня. Следы. Какая взаимосвязь?
И как наяву я увидела и услышала то, что было возле конюшни, только вот не тогда, когда украли лошадей и я нашла несчастную Кору Лидделл, а раньше.
«Госпоже Лидделл надо поменьше жрать», — заявила нам госпожа Джонсон и пошла к Школе, а Нэн заметила, что она расстроена, и закуталась в мантию, а я — я подумала, как же ей хорошо и тепло. И смотрела, как идет госпожа Джонсон, подобрав юбки, и шлепает по лужам сапогами, грубыми, не женскими…
Потом я видела похожий след возле тела Коры Лидделл.
Лэнгли поставил ногу рядом со следом. Отпечаток грубого мужского сапога, тот, кто носил сапог, был ниже ростом, чем Лэнгли, это я так предположила, и что след оставил крестьянин, но Лэнгли был со мной не вполне согласен. Он сказал, что рост не всегда показатель… Откуда он это знал? И что имел в виду?
