Возле места, где мог лежать в крови Арчи в ночь своей смерти, тоже были следы. Его собственные? Арчи к тому времени, когда погибла госпожа Лидделл, был уже мертв. Кто же эти следы оставил?
Я не осмеливалась произнести даже в мыслях. Я не хотела произносить. Только не это, я готова была признать предательство Нэн, бегство Лэнгли, эмпуса, но не причастность ко всему этому ужасу госпожи Джонсон. Той, которая была ко мне так добра.
Или?..
Ветка больно ударила меня по лицу, но я не вскрикнула. Сердцу было гораздо больнее.
«Кора Лидделл умерла по собственной неосторожности, я полагаю...»
Сунула нос не в свое дело? Вышла на улицу в неподходящий момент? Задала неуместный вопрос не тому человеку?
«Другой человек едва не погиб, и хорошо, что успели вовремя. Она не ведает, что ей грозило, кажется, только ищет, кто виноват...»
Госпожа Коул? Мы с Лэнгли успели спасти ее, и она в самом деле пыталась выяснить, кто поджег ее сундук. Я не помнила, говорила ли я госпоже Джонсон, что мы нашли ее лежащей в теплицах, но оставался Лэнгли, он мог рассказать, он был там со мной — или я была с ним, но это все значит, что госпожа Коул уже знает правду?
— Зачем! — прохныкала я. — Зачем же, зачем!
Голос сорвался на истерический писк, я напугала каких-то пташек, они метнулись с веток, истошно крича, а я проглотила болезненный ком, вставший в горле. Зачем госпожа Джонсон все это делает, для чего? В чем причина?
Я так доверяла ей! «А кому я не доверяла?» Все, кому я верила, предали, а разве бывает иначе, тот, кого сторонишься, не предает… Но я словно искала специально того, кому можно открыться.
Беги, Стефани, беги…
Госпожи Коул, наверное, уже нет в живых. А что будет потом? Госпожа Джонсон приказала протопить Школу… однажды неосторожная искра выскочит из камина и пламя охватит старые стены, посеет панику, принесет мучительную неотвратимую смерть, а я — я убежала, как велела мне госпожа Джонсон, хранительница Школы, мудрая и хладнокровная убийца…
Или опять загорится сундук или чей-нибудь шкаф. Госпожа Джонсон не могла не учуять начинающийся пожар. Кто поджег сундук госпожи Коул? Неважно. Кто угодно — по просьбе, со своим интересом, за оценку, за что-то еще...
Нет никакого эмпуса, я могу возвращаться назад. На обгоревшие камни, на пепелище, и, может быть, я застану еще хоть кого-то в живых.
Но я обещала крестьянину на дороге привести помощь, я была слишком близко от цели, ничего не меняли эти полчаса — для меня, не для него. Если Школа сгорела дотла, я никому не облегчу страдания, я не хочу ощущать бессилие, я помогу тому, кому я могу помочь.
Я снова себе лгала, отчаявшись разобраться, то, к чему я пришла в своих рассуждениях, пугало больше, чем призрак в ночи. Я спаслась потому, что госпожа Джонсон пожалела меня?
Я не увидела и не услышала голоса, просто передо мной возник суровый мужчина, не старый, очень крепкий, и схватил за поводья лошадь. И я бы перепугалась в любой другой раз, но сейчас у меня не осталось сил на еще один страх.
— Куда же! — сказал мне мужчина. — Госпожа меня слышит? Госпожа может слышать и говорить?
Я кивнула. Я задыхалась, грудь мне сдавило, это были первые предвестники слез. Нехороших слез, которые я не могла удержать.
— Там… — прошептала я. — Там… Джим… он… — Воздух кончился. — На дороге, я… он…
Я вывалилась из седла на руки этому мужчине, рыдая, захлебываясь слезами, у меня началась истерика, я перестала соображать. Перед глазами все плыло и вертелось, собственный крик резал уши, я не слышала ни чужих голосов, ни других звуков, не чувствовала прикосновений, не чувствовала ничего. Я зажмуривалась и вопила. Мир кончился, я хотела вырваться и бежать, сколько получится, а потом упасть и, если мне повезет, умереть.
Сильный удар по щеке привел меня в чувство. Все разом исчезло, кроме резкого, до боли, холода, обжегшего мне лицо, и я остановилась и открыла глаза.
— Ну вот, госпожа, — сказала мне женщина, сидящая рядом. — А ты не стой, принеси мне еще воды.
Я подняла голову. Мужчина, который встретил меня, кивнул и вышел, я перевела взгляд на женщину. Красивая, крепкая, молодая, чуть старше меня, она смотрела на меня обеспокоенно и слегка виновато.
Я была в крестьянском доме, в чисто убранной комнате, и я не помнила, как попала сюда.
— Пусть госпожа на меня не серчает, — попросила женщина. — Как Стю вас принес, всю такую кричащую, я и не знала, что делать. Потом вспомнила, как матушка сестру мою приводила в чувство, та такая же нежная была, прямо как госпожа. Ну вот, теперь все хорошо. Да?
Я слабо улыбнулась в ответ и утерла мокрое лицо рукавом. Женщина хотела как лучше, пусть грубо, но ей удалось. Она отхлестала меня по щеке и облила ледяной водой, неприятно, но… не так безнадежно, как биться в беспомощном крике.
Вернулся Стю, протянул мне кружку с водой, женщина посмотрела на меня сурово — пей, — и я послушалась. Стало легче. За свою истерику я почему-то не испытывала смущения. Я была в ней не виновата.
— Это госпожа так из-за Джима? — спросил Стю. — Что же такое? Телегой его переехало?
— Он потерял колесо, — вот теперь волна стыда накрыла меня с головой. Конечно, они решили, что я увидела на дороге трагедию, наверное, уже распереживались. — Я… устала и… я встретила его, он вез вам мясо. Если вы объездчик.
— Он самый, — поклонился Стю, — и пасечник местный. — И обернулся к женщине: — Посмотри за госпожой, Сюзи, я съезжу, помогу Джиму. Рано не жди, с телегой — сама понимаешь.
— Он просил вас взять какие-то инструменты, — добавила я. Стю усмехнулся — конечно, он и сам догадался бы, мой совет был излишним.
Мы с женщиной остались вдвоем. Ситуация была очень неловкая. Мне надо было встать, извиниться, поблагодарить и… уехать, вот только куда?
Ко мне были добры люди, которые совершенно не знали меня. Пусть у них была иногда корысть.
Сюзи встала, протянула мне одеяло, я вытянула руку и замотала головой.
— Нет-нет, благодарю.
Сюзи все равно укрыла меня и вышла. Я коснулась рукой лица — заревана, вся опухла, еще и след от пощечины, но винить некого. Теперь уже не так важно, меня никто не увидит, кроме этой женщины и Стю, и Джима, когда он сюда приедет.
Попроситься остаться здесь на ночлег?
Мне далеко добираться до хутора Питера. Я не успею до темноты, а дорога отвратная и лошадь устала. Лучше дать ей отдохнуть и попытаться поспать самой, если Сущие будут ко мне благосклонны, я высплюсь не хуже, чем прошлой ночью. А потом… а потом будет утро, и я решу.
Госпожа Джонсон отправила меня в монастырь вместе с Лэнгли. Возможно, до этого она туда отправила Нэн. Но Нэн не вернулась, а Лэнгли сбежал. Не порушили ли они ее планы?
