Почему я раньше этого не понял? Взрыв на заводе, все эти попытки похищения, нападение на Лилю и ее квартиру, идиотские послания на почту. Я никогда не сомневался в людях своего отца и всецело им доверял, как себе. Даже мысли не допускал о том, что кто-то может оказаться предателем. Увольнял не самых приближенных лиц, считая это лишь человеческим фактором. Но ведь когда факторов много — это уже система, верно?
— Доронов? — зовет меня Максим и оборачиваюсь, поднимая на него взгляд. — Что делать будешь?
Я крепко сжал кулак, с трудом процедив:
— Найду крысу.
Оленев смотрит на меня внимательным, почти профессиональным взглядом. Он уже все понял и сделал для себя выводы. Подойдя ближе, положил ладонь мне на плечо, чуть повернувшись, шепнув тихо:
— Ты же понимаешь, что в случае чего, я тебя упеку за решетку?
Ответить не успеваю, потому что у меня вновь вибрирует айфон. Добираюсь до него во внутреннем кармане и с удивлением вижу на экране имя Антонины Васильевны. Странно, я думал она сегодня со мной уже не будет общаться. Особенно, после концерта в палате Лили.
— Алло?
«Амир Давидович?»
Голос незнакомый, мужской. Похож на Оленевский — такой же четкий, привыкший отдавать приказы. Хмурюсь и в очередной раз смотрю на экран, но там по-прежнему номер бабушки Лили, а я все меньше понимаю, спускаясь по ступенькам вниз.
— Да я, а кто это?
«Старший оперуполномоченный Иванцев. Вы указаны в этом телефоне, как зять Антонины Васильевны. Больше мы не до кого ни дозвонились, а ввиду сложившихся обстоятельств должны сообщить…»
Нет-нет-нет, только не снова. Вдыхаю через нос холодный воздух, обжигающий легкие, и прикрываю глаза, слыша скрип снега от шагов Максима рядом.
«Да что вы мне зятя пугаете. Сейчас надумает, что бабка тут померла и внучку переполошит. Кавказцы знаешь какие нервные? Не знаешь? А я вот знаю. Что ты головушкой своей качаешь, оперок, час на вызов ехали. У-у-у, Берии на вас нет. Амир! Не слушай их! Лучше панику поднимай!» — я слышу голос Антонины Васильевны. Ей пытаются возразить, но она совершенно никого не слушает. Судя по шуму, крикам, отбирает свой телефон у полицейских и пыхтит в трубку:
«Амир, они все украли»
С облегчением приходит паника и я переглядываюсь с Оленевым, переспрашиваю:
— Все?
«Да! Всю квартиру перевернули. Документы Дмитрия, все копии, документы, компьютеры — все начисто вынесли, пока мы с тобой в больнице были!»
Крыса не просто близко. Она практически сидит на нашей с отцом груди, потому что квартиру Лили охраняли не просто наши люди. Те, кому мы всегда беззаветно доверяли. А если точнее, то это был всего один человек, слишком часто ошибавшийся в последнее время.
— Антонина Васильевна, я перезвоню, — бросаю трубку раньше, чем она успевает возразить и широким шагом иду к машине, у которой курит Григорий. От одного моего вида водитель вздрагивает, вскидывая удивленно бровь:
— Амир Давидович?
— Где сейчас начальник службы безопасности моего отца? — спрашиваю вкрадчиво и Гоша озадаченно наклоняет голову на бок. Затем тянется к телефону, бормоча:
— Вроде же Семен Андреевич должен был охранять Лилию Дмитриевну в больнице…
Зрачки Максима Анатольевича расширяются, особенно, когда он видит мое лицо. Сжимаю айфон с невероятной силой, что трескается экран и я бросаюсь к машине, забираясь в салон.
— Амир, я вызову наряд! — кричит мне Оленев.
ОМОН, наряд, ФСБ — всех зови. Потому что, если Лили там не окажется, я эту крысу из-под земли достану и убью. Клянусь.
Глава 34
Лиля
Я смотрела на стену своей палаты, игнорируя любые попытки заговорить со мной. Не обращала внимания ни на медсестру, пытавшуюся уговорить меня пообедать, ни на бабушку, цыкающую от недовольства совсем рядом. Наплевать, не хочу. Просто оставьте меня одну сейчас.
«С этого дня ты заканчиваешь свою идиотскую беготню по подворотням. Никаких больше сенсаций, громких дел, погони за преступниками. Ты меня поняла?»
Смаргиваю подступившие к глазам слезы и плотнее зарываюсь в больничную подушку. В нос попадает запах чистого, свежего постельного белье.
— Лиль, он успокоится. Просто перенервничал парень, тебе бы понять его, — бабушкин голос сочится сочувствием, но мне почему-то от этого сейчас не легче. Она кладет руку поверх одеяла, которым я накрылась с головой и лежу вот так уже больше часа…
— Лилечка…
— Ты ведь также думаешь? — выдыхаю тихо и бабушка замолкает. А я пытаюсь проглотить ужасный ком в горле, потому что до меня доходит осознание произнесенных Амиром слов.
«Ты не журналистка, Лиля. Ты просто капризная, глупая и совершенно неуправляемая девчонка, привыкшая беспечно относиться к собственной жизни»
Первый всхлип в очередной раз заставляет медсестру вздохнуть рядом, а бабушка подскакивает со своего стула.
— Лиль…
— Ведь так, да? — я резко откидываю одеяло и приподнимаюсь в постели, смотря на испуганное лицо бабушки сквозь пелену слез.
Пальцы до боли сжимают простынь, а медсестра суетится рядом. Что-то шепчет про успокоительные, но никто на нее не реагирует. Я просто смотрю в такие карие глаза и понимаю — да. Она тоже разделяет мнение Амира. Для них с мамой все выглядит именно так. Ни на что не годная внука и дочка, которая даже фотографировать нормально не умеет!
— Лиля, — чуть строже произносит бабушка, пытаясь взять контроль. Пытается выглядеть спокойной, однако ее ухоженные, красивые руки дрожат. Странно, когда я в детстве смотрела на них, мне казалось ничто не способно вывести мою бабушку из равновесия. А нет, оказывается может.
— Тебе нужно успокоиться и хорошенько подумать, — она делает жест рукой, за которым прослеживаю взглядом вновь до стены.
Интересно, они когда-нибудь бы мне сказали, что разочарованы во мне? Или молчали бы, пока вот такой «благодетель» не вздумал бы сообщить очередную правду-матку? Полагаю, да, по бегающим глазам моей бабушки видно.
— Хочу остаться одна. — тихо, но четко произношу, не желая больше разговаривать с ними.
— Цветочек…
— Я же сказала: хочу остаться одна! — чуть повышаю голос и добавляю металла в голос.
Этому трюку я научилась, как не смешно, у Амира. Его манера разговора с подчиненными по телефону — никогда не отмечала этих деталей. За маской беспечного дурачка всегда прятался холодный, расчетливый бизнесмен. Которого я, судя по всему, страшно позорю. Или расстраиваю и доставляю проблемы.
«Я поклялся тебе, что буду защищать тебя. Даже от самой себя. И если после этого ты будешь меня ненавидеть — мне плевать»
