— Но мне-то ведомы…
— Солнце, — Риндаль наклонился к её лицу, опершись рукой на стену, и прошептал, интимно и проникновенно: —Отпусти Мертина. — У неё мурашки пошли по коже. А он продолжал: — Я же вижу, как ты смотришь на меня, когда вдруг забываешь о прошлом. Я тебе небезразличен.
Арканта тряхнула головой, отгоняя наваждение:
— Оставь свою драконью магию!
Он покачал головой:
— Никакой магии, солнце.
Её вновь окатила горячая волна, с головы до ног. Немыслимо захотелось оказаться в объятиях мужчины.
Впитать жар его тела.
Сердце стучало слишком часто, и грудь вздымалась как после долгого бега. Необходимо погасить возникшее между ними напряжение — иначе она правда упадет в его объятия. Заговорить — хороший способ разрушить момент.
— Чего ты хочешь? — спросила она. — Только не говори, что в тебе всколыхнулось детское чувство двадцатилетней давности!
— Как знать. Быть может, было именно так, — Риндаль провел тыльной стороной пальцев по её лицу, коснулся волос. В потемневших ореховых глазах полыхало опасное пламя. Не исключено, что свою роль сыграло и выпитое только что вино.
— Нет, Ринд! — Арканта отшатнулась. — Ты обещал не торопить. Не губи нашу дружбу.
— Хорошо, — мужчина тяжело вздохнул, делая над собой усилие. — Спокойной ночи, солнце. — Он сделал полшага назад, а потом всё-таки обжёг её губы кратким поцелуем. — Это я так, по-дружески,— улыбнулся и быстро ушёл к себе.
Ну да. Только дружеские поцелуи не опаляют страстью, словно пламя дракона. Еще с полминуты Арканта смотрела на закрывшуюся за ним дверь, не в силах сдвинуться с места.
Увидев, что Кинти отошла от стола и направилась к выходу из зала, Дарнвилл последовал за ней.
Крадучись поднялся следом на третий этаж. Но возле покоев женщина всё же засекла шаги за спиной.
Резко развернулась.
— Что тебе нужно?! — глаза сверкнули гневом.
Дарнвилл попытался ответить, однако из горла вырвалось лишь еле слышное сипение.
— Что с тобой? — удивилась Кинти. Его поведения она, признаться, не поняла еще вчера, когда Риндаль вернулся откуда-то вместе с ним, чтобы уговорить ее отправиться на коронацию. В конце концов убедил.
А вот бывший муж с тех пор слова не сказал. Даже когда она отказалась садиться на спину дракона впереди него, и они поменялись местами с Аркантой. Кинти подумала, что обиделся. Но, похоже, причина была в другом.
Дарнвилл приложил руку к горлу и помотал головой, объясняя, что просто не может говорить. А затем вытащил из-за пазухи сложенные вдвое, исписанные листы и протянул ей.
Кинти помотала головой, отказываясь их взять:
— Что это? Не нужно. Мы вчера уже всё выяснили!
Он приложил руку к сердцу и вновь протянул письмо — мол, хотя бы прочитай, трудно, что ли. Но Кинти отказалась наотрез. Как говорится, уходя уходи. Она уже всё решила. Хотя больно было неимоверно.
Дарнвилл приблизился вплотную. Они смотрели друг другу в глаза. Как когда-то, много лет назад, еще до размолвки. Дарнвилл обнял её одной рукой и впился в губы поцелуем: горячим, неутолимым, полным отчаяния. На пару мгновений Кинти опешила, замерла — его поцелуев она не знала так давно, забытое счастье… Но всё же нашла в себе силы оттолкнуть его.
Кинти поспешно скрылась в своих покоях. Дарнвилл постоял, растеряно глядя на дверь. А потом подсунул под неё письмо и ушёл к себе на второй этаж — пока он здесь, она уж точно не станет читать.
* * *
В дверь постучали:
— Мам, можно?
Кинти поспешно утёрла слёзы и спрятала за спину письмо. Но сын заглянул в дверь раньше, чем она позволила войти:
— О чём плачешь?
— А тебе почему не спится? — задала Кинти свой вопрос вместо ответа. — Что у тебя с Аркантой — может быть, расскажешь наконец?
— С Аркантой у меня всё нормально — будет, рано или поздно. — Риндаль прошел в комнату.
— Я вижу, что она тебе нравится. Но бедной девочке столько пришлось вынести. Риндаль, не дави на неё.
Наберись терпения в кои-то веки.
— Да я и не давлю.
— Ну конечно. А то я твою напористость не знаю, — улыбнулся мать.
— Почти не давлю, — поправился он. Наклонился к матери, поцеловал в лоб и одновременно выхватил из-за её спины письмо. Узнал почерк отца, читать не стал — сразу отдал листы Кинти. — Вот о нём-то я и хотел поговорить, — вернулся-таки к теме, ради которой пришел. — Я понимаю, что тебе гордость не позволяет простить отца, — не дал дракон вставить ей ни звука. — Но скажи, неужели прожить всю жизнь в одиночестве — лучший выход?
Кинти тяжело вздохнула, понимая, что разговора не избежать. Напористость сына она действительно знала слишком хорошо. Просто так он не уйдет.
— Дарнвилл приехал лишь после того, как ты поведал ему истину. А услышать её из моих уст он за двадцать четыре года так и не захотел!
— Мама, у тебя было десять лет, чтобы рассказать отцу правду. Но ты тоже так и не захотела. Ты позволила дракону влезть в нашу семью, стать моим вторым отцом. Неужели действительно считаешь, что у тебя было право умолчать обо всём этом?!
У Кинти не было ответа, и Риндаль продолжал:
— А после отцу просто не о чем было слушать тебя. Он всё прочел на моём лице. Какому мужчине, когда он видит, что ребёнок является копией знакомого жены, придёт в голову про эксперименты с двойным отцовством? Никакому, мама! Так о чём он должен был спросить тебя? «Хочу, любимая, послушать подробности, как ты изменяла мне с драконом», да?!
— Риндаль, прекрати! — вскричала Кинти. — Не смей меня оскорблять! Я ему не изменяла!
— Я не оскорбляю, мама. Просто пытаюсь объяснить, что отцу было слишком больно, чтобы расспрашивать об очевидном.
— А если бы Цезаро изнасиловал меня?! Ведь Дарн не мог быть уверен, что я отдалась ему добровольно!
— Изнасиловал?! — усмехнулся Риндаль. — И ты со спокойным сердцем позволила насильнику общаться с ребёнком?! Но даже если так, в любом случае, ты должна была бы рассказать отцу об изнасиловании!
Он же твой муж, а не просто приятель. И, кстати, что тебе мешало магически предохраниться от нежелательной беременности, если бы тебя правда изнасиловали? Такая страсть охватила, что потеряла голову?! — съязвил он.
— Ладно. Да, я должна была рассказать Дарну про условие Цезаро, — тут Кинти не было что возразить. —
Только он ведь не одну меня выставил вон — он и тебя из своей жизни вычеркнул! Или об этом ты уже забыл?!
— Нет, мама, я прекрасно помню, однако простил его. Но ты мне вот о другом скажи. Что бы ты почувствовала, если бы однажды узнала, что у отца есть бастард? Если бы он привел его в дом и сказал:
