Она мило покраснела.
— Да.
Обожаю ее смущать!
— Мне тридцать семь, на год старше Горелова. Как уже говорил, мы пару лет вместе учились в Москве… Я не знаю, что рассказать о себе. Спрашивай.
— Ты знаешь много языков? Про русский и немецкий я уже поняла. Английский?
— Разумеется, без него сейчас никуда, хотя я предпочитаю все же немецкий. Немного знаю итальянский и самую малость французский.
— Полиглот.
— Способность к языкам не делает меня сверхчеловеком.
— Да еще и скромный. Кстати, ты говоришь совсем без акцента.
— Я с пеленок разговаривал на двух языках. Знаешь, если учить несколько наречий, пока ребенку не исполнится пять, он будет считать их родными. Так что я даже думаю не только на немецком.
— Ты единственный ребенок в семье?
Черт. Сам привел разговор к теме семьи. Идиот, ничего не скажешь.
А она молодец.
— Да. — надеюсь, короткий ответ не заставит репортера копать глубже. — А ты? Есть братья или сестры?
— Нет. У меня в живых-то осталась только тетя. Благодаря ей я и пошла на журналистику.
Удар ниже пояса.
— Прости, я не знал.
— Ничего. Я уже привыкла к относительной самостоятельности.
Я не хотел спрашивать. Это не мое дело. Но, видимо, глаза задали вопрос, что так и не сорвался с губ.
— Мои родители погибли в автомобильной аварии, когда мне едва исполнилось девять. Папина сестра взяла надо мной опеку, увезя из Калуги. С тех пор я живу в Петербурге. В шестнадцать тетя передала мне ключи от квартиры, объявив, что негоже подростку жить со старой теткой. Про свою старость она, конечно, утрировала. Но я была счастлива почувствовать на себе свободу взрослой жизни. Разумеется, тетя трижды в неделю наведывалась, чтобы проверить, как я справляюсь по дому, есть ли еда в холодильнике, и не нужны ли мне новые джинсы, к примеру. Ну и контролировала меня, пусть и в разумных рамках.
С каждым ее словом ситуация с Людмилой все больше не вязалась. Девочка, познавшая утрату, но сумевшая справиться с горем и не озлобиться на весь мир (а на обиженную и озлобленную Ветта никак не походила), поддалась на уговоры шпионки?
Ей нужны были деньги?..
Может, если предложить больше, она все расскажет?..
Я не успел ничего сказать, наш разговор прервал знакомый голос:
— Артем? Бреннер, ты ли это?!
К нашему столику направлялся тот человек, которого я совсем не ожидал здесь увидеть. Более того, я поклялся, что при следующей встрече сломаю ему нос. А, может, еще и пару ребер.
Глава десятая
Как смеет этот ублюдок улыбаться мне в лицо после всего, что сделал?!
Я сжал кулаки, всеми фибрами души желая блондину провалиться в бездну. И счел бы лицезрение корчившегося в адских муках немца самым желанным развлечением.
— Рихтер, — надеюсь, получилось выплюнуть это слово, чтобы он понял, насколько я взбешен появлением его туши.
— Ну зачем же так официально? Карл, можно просто Карл. — Он перевел взор на мою спутницу. — О, какая прелестная девочка. Не познакомишь?
— Катись к черту, Рихтер!
— Неужели ты до сих пор переживаешь из-за фрау Амалии?
— Не смей произносить ее имя!
— У, сколько экспрессии. Вижу, не забыл. Да, это интересно, учитывая сколько уже лет прошло.
— Что ты вообще забыл в России?
— А вот это уже совсем другой разговор, — не спрашивая разрешения, Карл устроился на пустующий стул, повернувшись всем корпусом к Ветте, и перешел на русский язык. — Прекрасная фройляйн, позвольте узнать Ваше имя?
— Ветта. А Вы?..
— Гер Карл. Карл Рихтер, давний знакомый Вашего… друга.
Ветта перевела взгляд на меня, как будто спрашивая, что этот тип забыл за нашим столом. И меня интересовал тот же вопрос.
— Вы вместе работали?
— Учились. В одном университете, только на разных курсах.
— Карл, как видишь, мы немного заняты, не мог бы ты оставить нас с Веттой наедине?
Рихтер приподнял брови.
— Да-да, разумеется. Но сперва не могу не воспеть красоту твоей подруги. Вы прекрасны, Ветта, как ранняя осень.
Это он считает комплиментом?
И какого черта вообще решил отвешивать дифирамбы моей… спутнице?!
Ветта, не ожидая подобного, рассеянно кивнула.
— Ох, я же даже не рассказал, чем занимаюсь! — не обращая внимание на мой гневный взгляд, продолжал петь соловьем этот белобрысый гад. — Сейчас я веду набор моделей в мою модельную школу, и Вы, Ветта, могли бы стать нашим новым лицом!
А не пошел бы он?!
Журналистка ненадолго зависла, несколько раз моргнув.
— Простите?
— Я, в принципе, и приехал в Россию, чтобы найти новые кадры. Вы, русские девушки, обладаете поистине глубоким очарованием. В ваших глазах кроется что- то такое, отчего мы, западные мужчины, теряем голову. Правда, Артем?
Это было последней каплей.
Я вскочил с места, отчего стул противно проскрежетал по полу.
— Пойдем выйдем, нужно потолковать с глазу на глаз.
Карл неторопливо поднялся, выуживая из кармана визитку и оставляя ее на скатерти перед не понимающей, что происходит, Веттой.
— Рад был познакомиться с Вами, фройляйн. Можете звонить мне в любое время, я надеюсь на дальнейшее плодотворное сотрудничество.
***
Пусть я и не знаю немецкого, но тон беседы между Темой и подошедшим незнакомцем явно был негативный. Артем не был рад видеть этого человека, и даже не пытался этого скрыть.
Да, возможно все германское наречие звучит несколько грубовато, но резкие ответы моего любовника лишь больше убеждали в том, что блондин не является его другом.
И все же этот немец нагло воспользовался свободным стулом, присаживаясь за наш стол! А после начал говорить какую-то ерунду про мои глаза и модельный бизнес.
Неужели девочки на подобное ведутся?
Благо Артем быстро вывел недоразумение из ресторана, а я воспользовалась моментом, чтобы подозвать официанта и попросить принести свечу. И вовсе не для сгущения романтизма, а в более практичных целях.
Я как раз поднесла прямоугольник с личными контактами к пламени свечи, как Артем вернулся в зал, замерев возле меня и не верящим взглядом смотря, как я сжигаю протянутую тем типом визитку.
— Что ты делаешь?
— А разве не понятно? Избавляюсь от навязчивого внимания. — Я покрутила бумажку, чтобы огонь поглотил ее полностью, да положила догорать в блюдце.
