— Каких? — зацепившись за слова матери, поинтересовался я.
— Это уже не имеет значения, — не выдержав моего пристального взгляда, мать подошла к окну, делая вид, что внимательно рассматривала не самый красочный пейзаж за окном. Уходит от ответа. Вновь. Как и всегда. Как на протяжении всех этих месяцев заточения в этой немецкой тюрьме. А я до сих пор не знаю, куда пропала моя малышка, что с ней стало и почему она до сих пор не навестила меня. Конечно, я предполагал о высокой цене билета и проживания в Германии. Эти затраты моя семья могла позволить, но не маленькая девочка, недавно окончившая школу. Почему тогда отец не позаботился об этом? Как же все это бесит. Эта несговорчивость и молчаливость. Это сокрытие тайны от меня, словно я маленький мальчишка, способный совершить необдуманные поступки. Мне нужно знать, куда делать моя девочка и что с ней случилось. Разве это так сложно?
— Да расскажи ты мне о ней! — вспылил я и, резко встав с кровати, подошел к матери, заставляя посмотреть мне в глаза. — Я знаю, что между нами зародились далеко не деловые отношения. Я знаю, что мы крутили тайный роман. Скорее всего, ты тоже об этом догадалась, — я раскрывал свои карты одну за другой, однако на лице матери ничего не менялось. Такой же лед в глазах и камень на сердце. — Почему ты все это время молчала? — выкрикнул я. Дыхание от злости стало рваным, внутри все скручивалось от злости и ярости. От обиды. Мне нужна правда. Чистая и открытая правда без капельки лжи. Только в глубине души я осознавал, что эту самую правду мне никто не предоставит кроме себя самого.
— Послушай меня внимательно, — так же яростно начала мать, испепеляя меня стальным взглядом. — Твоя Сафронова принесла в нашу семью кучу проблем. И я очень рада, что после аварии она их больше не доставляет, — закончила гневную тираду мать, вновь подкидывая мне новую информацию.
«И я очень рада, что после аварии она их больше не доставляет»
Эти слова то и дело прокручивались в моей голове повтором, заставляя вникнуть в них с разных ракурсов, однако на ум ничего не приходило. Почему я прицепился именно к этим словам, а не узнал о проблемах, с которыми пришлось столкнуться моей семье, по словам матери? Почему она не желала отвечать на этот вопрос, вновь уйдя от ответа? Может, все это выдумка? А если нет?
— В каком смысле не доставляет? — спустя время, которое тянулось, словно резина, опять начал давить на мать вопросом, на который уже не надеялся услышать ответ, только постоянное:
— Я не буду больше говорить о ней! — что и требовалось доказать. Увильнула от ответа, не желая обсуждать со мной любимую девушку. Но это лишь поджигало интерес узнать правду в разы. Понимала ли это мать? Видимо, нет.
— Ты же понимаешь, что рано или поздно я все равно узнаю правду, а доктор Нейфельд поможет мне в этом, — пригрозил я, вернувшись обратно на кровать. Бесполезно сейчас что-то обсуждать, что-то спрашивать. Я не услышу ничего о своей девочке. Ни нового, ни старого. Но кто сказал, что я все оставлю и сложу руки?
— Это твой психотерапевт? Он знает о твоих отношениях со школьницей? — крикнула мать мне в спину. Я больше не смотрел на нее. Противно. Возможно, у нее были свои причины на такой поступок, только я их не особо понимал, да и не желал, если честно.
— Да, знает, — подтвердил опасения матери.
— А если он заявит в органы после твоего рассказа и тебя отправят в тюрьму? — высказала она совершенно бредовую мысль. Хотя бы потому что я находился в другой стране, и законы не нарушал, разве что этические нормы, которые не караются уголовно.
— Я не в России, чтобы меня судить, а Вике уже исполнилось восемнадцать лет, когда мы начали встречаться, — ответил я на вопрос матери, слыша за своей спиной шорохи. Видимо, начала собираться уходить отсюда. Так даже лучше. Наш разговор ни к чему не приведет, только рассорит нас окончательно и бесповоротно. Интересно, какие отношения нас ждут после того, как я узнаю всю правду о Вике? Все зависело от того, насколько она горька, насколько тяжела и какие последствия понесла за собой.
— Чтобы в следующий раз я больше не слышала об этой девчонке! — выкрикнула она, хлопнув дверью палаты. Да, я оказался прав, когда предположил ее уход. Но какое сейчас это имело значение? Никакого. Чего я добился этим разговором? Ничего. Только испортил отношения с матерью. Но я не собирался сдаваться и оставлять все в таком состоянии. Я обязательно найду свою девочку, отыщу с помощью лупы любимую, узнаю, где она и что с ней случилось. И я не остановлюсь не перед чем, достигну своей цели, чего бы мне это ни стоило. Когда-то давно, вспоминая нашу первую ночь, я обещал, что больше не брошу ее.
И сейчас, спустя долгое время, отступать от своих слов не намеревался…
Ведь если я отступлю, то смысл моей борьбы не только за свою дееспособность, но и за счастье? Зачем я все это затевал? Зачем делился своими воспоминаниями с психотерапевтом? Чтобы вернуть не только себя, но и близких мне людей. Мне многого не надо, лишь ответы на вопросы, которые так и остались открытыми.
Мать, наверное, на меня злилась. Да, скорее всего, так оно и было. Она доверяла мне, полагалась на спокойную и продуктивную работу в ее школе, однако я не удержался, чтобы не попробовать один аппетитный лакомый кусочек по имени Виктория Сафронова. Давно я не испытывал таких чувств, только Тася была мне столь же дорога и любима, хотя сравнивать двух главных женщин в моей жизни я не смел. Потому что это небо и земля. Но главная ошибка в том, что обе они на данный момент находились в прошлом, хотя одна из них должна присутствовать в моем настоящем и будущем.
Местонахождение Вики так и оставалось для меня загадкой, а воспоминания прошлого не дали мне вразумительного ответа. До следующего сеанса у доктора Нейфельда оставалось долгие два дня, которые я постарался убить не только на физиотерапию, упражнения и заключительные процедуры, но и на размышления, что делать я не особо любил. Но мне больше ничего не оставалось, как думать, вспоминать и умозаключать. Единственное за что я сейчас мог зацепиться помимо своих воспоминаний — неудавшийся диалог с матерью. О каких доставленных проблемах шла речь? Может, ее родители все-таки подали в суд на меня? Или же школа получила печать позора за нашу любовь? Этого я не знал. Мне не дали узнать правду и вряд ли кто-то даст. По какой причине Вика по версии матери больше не доставляла проблем нашей семье? Может, она начала жить своей жизнью после поступления в ВУЗ и забыла обо мне? Нет! Она не могла. Ведь моя малышка любила меня, боролась вместе со мной за нашу любовь. Это невозможно. А если просто уехала? Нет, не так. Ее могли увезти из Москвы, узнав о наших отношениях. Но как? Ее родители не такие деспоты, и вряд ли на это способны. Я помню ее мать. Она показалась мне добродушной и порядочной женщиной, любящей свою дочь. Но на что готовы родители ради блага единственного ребенка? Мне ли не знать? Лично меня увезли за границу, где врачи помогут мне с большей вероятностью, чем в районной больнице. А что сделали с ней? Вновь тупик. Может, ее исчезновение связано как-то с аварией? Когда я попал в нее? В какой день? И главный вопрос назрел за пару часов перед сеансом с херром Нейфельдом.
