В какой-то момент что-то изменилось.
Образ моей девочки потихоньку уплывал, оставляя лишь реальность, в которой я трахал молодую бабенку из клуба. Моя Вика куда-то улетела, помахав мне ручкой, а я остался здесь, один на один со своими мыслями. Это невозможно! Этого просто не может быть! Я буквально чувствовал ее кожу своей, ощущал вкус спелой клубники на губах после наших поцелуев, до сих пор слышал сладкие стоны моей девочки. Именно моей малышки, а не практически незнакомой девушки, так похожей на нее. Она всего лишь фанера, задний план, по сравнению с Викой. Это не она. Все это время мое сознание исказила иллюзия. Мираж. Который я ненавидел и одновременно желал. Я хотел еще. Хотел вновь увидеть раскрепощенную ученицу в своих объятьях и, двигаясь внутри нее, желал осознавать, насколько ей хорошо. Но этого не случится. Никогда. Потому что нам нельзя быть вместе. Не позволяют правила и установленные нормы. Не позволял мой разум, соперничающий с сердцем. Не позволяла семья. Моя и, с большой вероятностью, ее.
Брюнетка уснула очень быстро после бурного оргазма, отвернувшись от меня. Гнать я ее не спешил — не видел в этом смысла. Я не хотел разговоров по душам, выяснения отношений. Ничего. Даже никотин не тянул меня выйти на балкон и зажечь сигарету. Хотя нет, на террасу я все же вышел, оставив девушку лежать голой в одиночестве. Так будет лучше. Так проще. Меньше вопросов. Когда она проснется — сама поймет, где находится выход из квартиры. Вряд ли мы с ней встретимся снова, вряд ли я вновь решусь на этот поступок. Вряд ли успокоюсь, хоть и желаю это всем своим естеством. Я нахожусь в сложном положении, желая забыть девчонку. Первый и второй способ канули в лету. Но я не сдамся. Приложу множество усилий, чтобы больше не прикасаться к ней. Чтобы не мучить ни себя, ни ее.
Чтобы не рушить жизнь, которая только-только началась, искажая свою собственную…
Глава 11: снова ты
Наше время.
— Давайте, Станислав. Еще немного осталось, — твердил тренер, скорее раздражая меня, чем мотивируя. Я бы предпочел, чтобы этот чувак с фальшивым немецким акцентом заткнулся, а мне дали наушники, но, к сожалению, это пока что запрещено, хотя доктор позволяет мне слушать музыку, но тихо и через динамики.
— Не могу, — сделав предпоследнее повторение, заныл я. Спина слишком сильно болела после напряженных упражнений, хотя я ровным счетом не понимал их смысла, ибо у меня была сломаны лишь нога и ребра. Это же все бред, не так ли?
— Вы все можете, — старался мотивировать тренер. Интересно, что этот подкаченный немец делает здесь со мной, когда ему нужно работать в фитнес-центре, а не здесь? Да и я собственно не понимал, зачем мне нужно постоянно выполнять эти упражнения. Да, раньше я регулярно посещал качалку, но это не значит, что меня нужно готовить к Олимпийским играм такими темпами. Или, направляя меня сюда, доктор рассчитывал, что я смогу что-то вспомнить? Вряд ли. Если бы я был спортсменом — возможно, однако моя профессия не предполагала физической нагрузки, скорее умственной.
С того дня, как в моей голове всплыла часть жизни прошло достаточно времени, чтобы я начал вспоминать и дальше все пропущенные моменты по крупицам. Но этого не происходило. В мою память крались воспоминания, но небольшими фрагментами, которые я не мог распознать или описать. Они казались мне какими-то дикими, бредовыми, хотя порой и горячими. Даже слишком. Я всегда пользовался спросим у женщин, но не думал, что у меня их окажется так много. Однако все это казалось мне неважным. Самое главное я вспомнить не мог. Не мог понять, когда отдал Анюту в детский сад, когда окончательно переехал в новую квартиру, которую видел совсем недавно в своей голове. Все время мне казалось, что чего-то не хватает. Какой-то маленькой крупицы, которая собрала бы всю картинку в общий пазл. Но ее не было. Не нашлось, как бы я не пытался сосредоточиться, сидя в своей палате у окна. Бесполезно.
Из клиники меня так и не выписали, основываясь на том, что за работой моего головного мозга еще нужно понаблюдать, да и курс принимаемых препаратов еще не подошел к концу. Да, вот тебе и минус амнезии. Зато каким-то макаром меня заставляли ходить в местный тренажерный зал в попытке размять тело. Надо сказать, я за время небольшой комы и своей болезни немного потерял форму, но не значительно — пресс остался на своем месте, буду радовать девочек, когда выйду отсюда. Но не это важно. Девушки в любом случае не останутся равнодушными, только вряд ли они смогут вернуть мне забытые воспоминания. Четыре года. Из моей головы вылетело ровно четыре года, и большое количество важных событий просто-напросто путаются в моей голове, хотя в какой-то степени я уже свыкся с мыслью, что мне нужно постоянно работать над этим.
Мне нужно вспомнить абсолютно все!
— Вы что издеваетесь? — чуть ли не крикнул я на тренера, когда он потащил меня к мелкому батуту. Нет, вряд ли он походил на огромный надувной замок для малышни, но вся эта бесполезная хрень мне порядком начала надоедать. Зверски.
— Так нужно, — спокойно ответил тренер, ожидая, когда я все-таки выполню его просьбу и залезу на эту чертову железяку, однако мне со всей силой хотелось пнуть ее и послать всех очень-очень далеко, дабы больше не приставали с какой-то ерундой.
— Кому нужно? Я поход на маленькую девочку? — взвыл я, привлекая внимание других больных, которые восстанавливались после своих болячек. Только разница в том, что другим упражнения действительно необходимы, а мне они доставляли только дискомфорт и раздражительность, но никак не приносили пользу.
— Вперед, — видимо, он не хотел спорить, да и вообще выслушивать мое мнение, а просто упер руки в бока, испепеляя меня взглядом темно-серых глаз. Ненавижу, когда на меня смотрят, как на маленького капризного ребенка, но, видимо, в его глазах таким я и казался. Хотя какая мне к черту разница? Правильно, никакой. Все-таки я здесь задержусь не на столь длительное время.
Спустя несколько минут гневного пожирания меня взглядом, я все-таки выполнил просьбу, с большой неохотой поднявшись на этот чертов батут. Первый прыжок дался мне с трудом, а в коленке возникла небольшая боль, хотя я активно в палате разрабатывал ее все время, как мне сняли гипс. Второй прыжок пережить оказалось проще. Хотя нет, вру. Немного закружилась голова. Почему-то моя раздражительность с третьим прыжком куда-то испарилась, уступая место радости. Непонятному веселью, которое раньше не испытывал, не считая детства. Но я взрослый мужик. Доктор сказал, что мне уже двадцать восемь. С чего бы это?
Внезапно комната и все ее обитатели поплыли, оставляя в этой реальности лишь одного меня и батут, который почему-то увеличился в размерах. Вместо больницы я оказался на улице, а в спину мне дул небольшой ветерок. Я стоял все на том же месте, держа маленькую кудрявую девочку за крохотные ладошки, заставляя повторить все движения за мной.
— Давай, малышка! Посмотри, как это здорово, — твердил я малышке лет двух-трех. Когда она подняла на меня свой взгляд, опущенный до этого к полу, я узнал в ней свою принцессу, которую помнил и по сей день. Совсем еще ребенок. Маленькая крошка, которая только-только научилась говорить и ходить. А нет, ходила она уже в год.
