Ближе к вечеру, когда за окном оказалось достаточно темно, а мать вновь согласилась забрать Анюту из садика, ко мне в кабинет трижды постучались. И я бы удивился такому позднему визиту, если бы не знал, что все преподаватели разошлись, а я остался доделывать заказ. За цифрами я даже забыл, что ждал одну интересующую меня особу, которая не дождалась моего разрешения войти и приоткрыла дверь в класс.
— Вы хотели меня видеть? — поинтересовалась с ходу Вика, показывая всю свою отстраненность, будто бы ранее нас ничего слишком личного не связывало, однако дрожь приоткрытых платьем коленок выдавала все ее эмоции с потрохами. Так, чуть ближе, чем коридор возле столовой, я мог рассмотреть ее внимательнее.
— Да, присаживайся, — закрыв техническое задание на «Мак», я принял нормальное положение, скинув со стола ноги, и указал своей учение на свободное передо мной место. Она последовала моей просьбе не сразу, колеблясь всего пару секунд, однако спустя какое-то время немного скованно, хотя старалась выдавить из себя уверенность, оказалась ближе ко мне. Впервые за несколько дней я чувствовал ее рядом. Впервые вновь ощутил аромат, на который ранее даже не обращал внимания. Однако пришлось быстро себя одернуть. Нет, нельзя показывать ей мои чувства.
Я начал издалека, спрашивая об успеваемости, параллельно слушая ее объяснения, старался следовать причине нашего разговора, замечая за ней недоумение и отсутствие логики в моих вопросах. Нет, я задавал ей верные вопросы, однако подсознательно знал, что они не имели никакого отношения к истинной причине ее появления в моем классе. Меня мало волновала ее успеваемость, я просто хотел ее увидеть.
— Вы решили придраться ко мне? — не выдержав моего напора, съязвила девушка, внимательно разглядывая мое лицо. Во мне мало что изменилось за такой короткий срок, только она, видимо, думала иначе. Ее взгляд был устремлен сначала на привычную всем прическу на моей голове, затем на глаза, задерживаясь там на некоторое время. Он опускался все ниже и ниже по носу, по губам, по шее с торчащим кадыком. Я находился в секунде от того, чтобы не преодолеть расстояние и не прижать ее к себе, только вот ее изменившийся взгляд, прикованный к моей слегка приоткрытой рубашкой шее, на мгновение заставил меня прийти в себя и спросить:
— Сафронова, что с тобой происходит? — не понимая ее дальнейшего поведения, спросил я. Она все еще смотрела куда-то мне на шею, будто заметила какой-то изъян, портящий мою внешность. Два больших изумруда глядели на меня уже по-другому, а взгляд стал более холодным, тусклым. Чужим. Я не узнавал ту малышку, которая нежно подавалась напору моих губ в гостиной несколько недель назад. И я точно понимал, что сейчас она испытывала ко мне явно не то же самое чувство.
— Это не должно вас волновать, — голос тоже поддался переменам, стал более грубым. Та неуверенность и скованность движений так же прошла, оставляя за собой одно лишь слово. Я даже попытался протянуть к ней руку, хотя обещал себе не касаться ее и пальцем. Но не выдержал. Потянулся. На что получил в ответ лишь отрешенность. Она попятилась от меня, будто завидела кого-то чужого напротив себя. Маньяка, бандита, да кого угодно, только не мужчину, подарившему нам обоим чувственный поцелуй.
— Хочу напомнить тебе, что я твой классн… — начал я свою строгую речь, включая уже не мужчину, который увлекся ученицей, а учителя, который должен осадить свою подопечную. Однако был перебит жестом девчонки, не терпящий отлагательств. Наверное, впервые в жизни я не продолжил говорить, а дал возможность высказаться ей самой, но и мне понять ее изменившееся поведение и грубость в мою сторону.
— Да я помню. Вы мой классный руководитель и должны знать все касающееся ваших учеников, от хороших оценок до развлечений в компании клубных пьяных мальчиков в кабинке туалета. Я не страдаю амнезией, — выкрикнула она, припомнив сказанные когда-то мною слова в начале года. Однако, на мой взгляд, они звучали куда острее и грубее, чем раньше, что не пришлось мне по душе.
— Прикуси язык, — предупредительным тоном произнес я, стараясь взглядом осадить девушку, но, казалось, она этого даже не замечала, не чувствовала, как постепенно мои ладони сжимались в кулаки, а я сам начинал потихоньку злиться.
— А то что? Запрете меня в кладовке и оттрахаете, пока искры из глаз не полетят? — о нет, меня ни капки не волновали ее словечки, ни капки не тронули ее слова о трахе, но вот поведение, которое переменилось буквально за одну секунду мне не особо понравилось. Точнее совсем не понравилось. Я и сам не заметил, насколько сильно разозлился и, преодолев разделяющее нас расстояние, крепко сжал ее подбородок, не боясь сопротивления с ее стороны. Его не будет, ибо захват казался мне довольно крепким, не подвластным ее силам, но и не причиняющим сильную боль. Я просто зафиксировал ее лицо в необходимом мне положении, дабы ее глазки смотрели лишь на меня.
— Ты совсем охуела, Сафронова? — рявкнул я на девчонку, не выдержав нарастающего накала страстей. — Следи за своим языком, — прокричал четко в губы девчонке, едва улавливая запах ее тела. Меня он ни капельки не волновал, однако отвернуться или не дышать не мог. Наверное, если бы мы простояли в молчании еще несколько секунд, я бы впился в эти сладкие, только что облизанные губки и выбил бы всю дурь из ее башки, используя проверенные методы, однако ее язычок все-таки не удержался за зубами. К сожалению.
— Кто бы говорил. Да ты сам не лучше, — ей было трудно говорить из-за моей хватки на ее подбородке, поэтому пальцы пришлось слегка ослабить, хотя, видимо, девчонка не заметила этой благосклонности к ее персоне. — Трахаешься с какими-то шлюхами, целуешь меня, говоришь ласковые слова, а потом выясняется, что у тебя есть семья! — эти слова заставили меня задуматься не только об источнике этой информации, но и о возмущении с ее стороны. Хотя я старался дослушать ее дальше и понять связь между ней и моей дочерью. — Интересно, как реагирует твоя жена, когда ты приходишь после очередной бурной ночки с пышногрудой тупой пиздой? Выгоняет тебя спать в гостиную, где ты целовал меня или предлагает разделить постель, где ты будешь иметь ее так же, как и других баб? — девичий голос вот-вот готов был сорваться, ее дыхание, опаляющее мою кожу, оседало на пальцах, а небольшая грудь вздымалась так быстро, что вот-вот готова взорваться. Однако меня это больше не волновало. Ни ее быстро дыхание, ни ее волнение, ни звонкий голос. Ничто. Девчонка сделала то, что никто не мог даже в голове об этом подумать. Она затронула Тасю. Женщину, которая ценой своей жизни подарила мне ребенка. Ту, которую я любил больше всех на свете. А эта малолетняя сучка осквернила ее образ.
Наверное, мое состояние можно назвать «состоянием аффекта», ибо мой мозг очнулся только к тому моменту, когда девчонка лежала возле моих ног, держа руку на левой щеке. Нет, я не буду тебя жалеть, как в прошлый раз. Ты это заслужила. Заслужила быть униженной сейчас, заслужила получить от меня пиздюлей за свои слова. Кем бы ты не являлась, и что бы я к тебе не чувствовал — никто не может говорить такое о Тасе! Ты можешь обзывать меня любыми словами, но мою жену я не позволю оскорблять!
— Чтобы я больше тебя не видел. Пошла отсюда! — опустившись рядом с ней прямо перед миловидным личиком, на котором виднелся шок, прошипел я, вкрадчиво произнося каждое слово. Она смотрела на меня испуганно, все так же, видимо, думая, что перед ней какой-то монстр. Но если раньше я действительно был против этой ассоциации, то сейчас чувствовал себя именно таковым. Монстром. Чудовищем. Но не тем, кто обижал добрых людей, а тем, кто готов порвать в клочья любого за близкого человека. Даже за покойного. Я никому и никогда не позволю переступать грань дозволенного. Даже девушке, которая мне небезразлична.
