— Тебе понравилась история? — не затягивая паузу, спросил я.
— Да! — ответила малышка. — Я еще хочу. Вика, ты ведь расскажешь? — внезапно спросила дочь, выжидающе посмотрев на моментом растерявшуюся девчонку. Надо сказать, этот вопрос застал врасплох не только Вику, но и меня самого. Вряд ли бы я смог отказать дочери в компании моей ученицы, только сейчас в глубине души не уверен, что в квартире смогу сдержаться. Рано или поздно Аня пойдет спать, оставив нас наедине. А я… сомневался, что, несмотря на нашу ссору и ее цепляющие меня слова, я вновь не посмотрю на ее привлекательную точеную фигурку, не пройдусь взглядом по каждому изгибу, который скрывает одежда, не наброшусь на ее красивые губки. Да, я мог пообещать себе не прикасаться к ней, только в прошлый раз это не сработало. Совсем.
— Я думаю, мне пора в школу, — как-то странно одарив меня взглядом мраморных глаз, проговорила девчонка. — Тебе папа расскажет много историй, — о нет, я не имел ничего против перекидывания стрелок, понимая, насколько ей сейчас неприятна моя компания. Вряд ли она не желала провести с моей дочерью еще несколько минут, судя по ее искреннему взгляду, смотрящему на мою принцессу. Полному сожаления. И я знал, в каких случаях родители смотрят так на своих детей. Когда нужно солгать против воли.
— Нет! Не уходи! — внезапно возмутилась малышка, моментально подбежав к Вике и обняв ее за ноги. Причем так крепко, что девчонка сама растерялась и не понимала, как нужно действовать в таких ситуациях, но отталкивать от себя Анюту не спешила, хоть и имела такую возможность.
— Анют, Вике нужно учиться, — стараясь оторвать ребенка от растерявшейся ученицы, прошептал я, только вот этот самый ребенок и слушать меня не желал, вцепившись мертвой хваткой в Вику. Видимо, они и, правда, хорошо поладили.
— Ты же обещала рассказать мне еще одну сказку, — жалобно проскулила дочь, подняв свои глаза на девчонку. В ее лазурном взгляде я завидел лишь дикое желание побыть с Викой без какого-то подвоха или манипулирования мной. Без капризов. Ее просьба действительно искренняя, не наигранная. И я просто-напросто сдался. Сдался ради дочери.
— Ладно, пошли, Сафронова, есть разговор, — сдавшись под напором взгляда дочери, проговорил я, замечая некоторые перемены на лице своей ученицы. Хотя… я старался не смотреть на нее, просто чувствовал, что это предложение шокировало не меньше, чем меня самого. Но в своей голове, пригласив Вику вновь к себе домой, я пообещал, что не трону ее и пальцем. Не дам ни единого повода вновь посмотреть на меня, как на мужчину и не только потому, что это неправильно. Нам так будет проще забыть друг о друге. Раз и навсегда. Однако что-то мне подсказывало, что просто так мы не будем сидеть у меня на диване, сложа руки на колени, и разговаривать на светские темы.
И мои опасения оправдались…
Зайдя в квартиру, она, как и в прошлый раз, нерешительно топталась возле входа, хотя сняла с себя верхнюю одежду довольно быстро. Оглядывала глазами все вокруг, будто пришла сюда впервые. Я не осознавал, зачем все-таки сказал о предстоящем разговоре. Вряд ли я хотел выяснять отношения и что-то на данный момент менять. Почему? Потому что от этого станет гораздо хуже и мне, и ей. Тут два варианта: либо мы приходим к соглашению, либо ссоримся еще больше. Больше отдаляемся друг от друга по разные стороны баррикад. Но разве не это мне нужно? По логике вещей — да, но сердце требует иной концовки, которую я не могу себе позволить. Не могу позволить такую роскошь…
— Проходи. Чувствуй себя как дома, — протянул я, чувствуя, что она не сделала и шаг в квартиру, стоя так же возле дверей. Стесняясь. Однако через некоторое время, осмелев, она преодолела коридор и уселась на диван даже раньше меня, пока я помогал Анюте снимать верхнюю одежду и сопроводил ее в зал. Она такими озорными глазами смотрела на Вику, видимо, предвкушая дальнейшее общение, только девчонка, скорее всего неосознанно, начала гнуть другую линию, хотя лично я надеялся, что к этому мы не придем еще долгое время.
— Я бы хотела перед вами извиниться, — резко выпалила девчонка, как только я приземлился рядом с ней на диван. Вряд ли они с Аней заметили, как я напрягся от ее слов, вряд ли почувствовали мое нежелание выяснять отношения прямо сейчас. Сегодня. Завтра. Всегда. Я так мечтал оставить все, как есть, хотел просто-напросто проигнорировать ее слова, только напряжение сбоку, на том месте, где сидела моя ученица, не давали мне пойти на поводу у собственного разума. Какого хрена?
— Анют, поиграй пока в своей комнате, Вика скоро к тебе присоединится, — произнес я с мягким подтоном, смотря на свою дочь. Мне даже показалось, что эти слова я процедил сквозь зубы, хотя Анюта, поняв все без лишних слов и нажимов, послушно проследовала в свою спальню. Хоть дочери поблизости не оказалось, злость так и не желала покидать меня. И, к великому сожалению, я знал причину этого негодования. — Могла бы подождать пару часов, пока она не заснет, — с небольшим упреком кинул я в сторону девчонки, даже не посмотрев ей в глаза, не обратив внимания на нее. Почему? Потому что не хотел видеть ее тоскливое, но довольно серьезное лицо, не хотел наблюдать за нежными пухлыми губками, которые она время от времени кусала от волнения. Не хотел рушить возведенный мной барьер за эту неделю, который отделял мою мужскую составляющую и роль учителя информатики в средней школе. Только он с каждым ее словом и пронзительным взглядом, казалось, мне в самую душу, рушился. По небольшому кирпичику. Хотя если ударить кулаком — взорвется все вокруг этой стены.
— Мне необходимо решить вопрос сейчас, — твердо заявила девушка. И ее взгляд, с которым мы встретились, подтвердил намерения решить все раз и навсегда. Расставить все точки над «i». Ненавижу эти выяснения отношений. И сейчас не хочу ничего менять. Потому что знаю, что вновь совершу непоправимую ошибку, как несколько недель назад на этом самом месте. Даже сейчас я старался смотреть на нее как на провинившуюся ученицу, только образ наивной маленькой девочки, которую хочется спрятать от посторонних глаз в своих объятьях, с каждой пройденной минутой виделся в ней все четче и четче.
— Тогда скажи мне, Сафронова, за что ты извиняешься? — смотря в ее большие глаза, полные грусти и сожаления, спросил я.
— За своевольное поведение неделю назад, — Викин голос звучал уверенно, хотя я мог заслышать легкую дрожь. Волнуешься? Правильно. Но лучше бы ты в это не ввязывалась, а оставила все, как есть. Зачем тебе это, девочка? Ты поработила меня, заставила изменить устоявшиеся взгляды на жизнь. Мне было так хорошо в своем мире с друзьями и любимой семьей, но ты ворвалась в мою жизнь, сметая все на своем ходу одним лишь искренним взглядом, уверенным только в самом хорошем. Только этого хорошего нет! Его просто-напросто не существует, а в нашем случае тем более. Блядь! Как же все легко и одновременно сложно. Как же хочется послать ее на хуй и одновременно прижать к себе. Отдалиться и сблизиться. Отстранить ее от себя, чтобы не страдала, и находиться рядом, чувствуя моральное удовлетворение. Я мазохист. Идиот. Педофил.
Сумасшедший…
— А конкретнее? — стараясь не показывать ей бурю эмоций, бушующую внутри меня, поинтересовался я. — За то, что унизила меня или мою покойную жену? — с небольшим нажимом вновь спросил я, чувствуя, что ответ на этот вопрос я не получу. Ведь она сама не осознавала о смысле своих слов, которые мне неприятны как таковые, не зная о трагедии в моей семье. О смерти Таси. Она ничего не знала, не подозревала, как била меня по больному месту каждым своим словом и заискрившимся от злости взглядом. Но все это бред. Я мог сделать скидку на ее незнание. Только нужно ли мне это? «Нет, забей на нее» — твердил мозг. «Выслушай ее» — пискнуло сердце тоненьким голоском. И как мне поступить?
