Как только девчонка закрыла за собой дверь в актовый зал, я тут же прижал ее к ней спиной, смотря в перепуганные зеленые глаза. На этот раз они казались гораздо больше, чем обычно, а черные зрачки порядком увеличились. На секунду я почувствовал, как хрупкое тело слегка подрагивало, но продлилось это не долго — знает, что я не обижу ее, даже если сам в этом сомневался.
— Сафронова, ты что творишь? — злобно прошипел я, хотя в какой-то момент мне показалось, что эти звуки издавал не мужчина двадцати семи лет, а разъяренный зверь, готовый разорвать свою жертву на куски в сию секунду. В моей голове именно такая ассоциация казалась правдивой, но я человек и умею рассуждать здраво. Только в этот раз почему-то я совсем позабыл об этом факте.
— Я не понимаю вас, — врала она, и глазом не моргнула. С чего я это взял? Потому что ее недавно перепуганная мордашка стала гораздо увереннее, а тоненький голосок явно подтверждал мои догадки. Маленькая лгунья!
— Все ты понимаешь. Что это был за ходячий секс? — рявкнул я на нее, замечая, как уверенное выражение лица слегка исказилось в злобной гримасе. Почему-то мне казалось, что сейчас она с точностью продублировала мою физиономию, которая хотела не то сожрать девчонку с потрохами, не то заставить умолять меня остановиться, иначе я вряд ли смогу контролировать себя.
— Я просто заступилась за свою одноклассницу, потому что никто больше не был в состоянии это сделать, — кричала она. Я заметил, как ее дыхание становилось сбитым и опускалось мне на грудь. Даже сквозь ткань тонкой рубашки я чувствовал дыхание малышки. Чувствовал жар ее тела, ее пылкость. Злость. Но сейчас у меня возникали совершенно иные мысли, шагающие наравне с яростью. Совершенно иные. — А какими средствами пользоваться для достижения цели, решать мне. Если вам не понравился мой танец, или у вас играют гормоны, это не мои проблемы. Вы… — она даже слегка покраснела от смущения, однако я уже не обращал внимания не на ее ярость, не на приготовленные к бою маленькие кулачки, которые так и желали нанести мне увечья. Плевать! Она стояла так близко ко мне, а тишина коридора больше подталкивала меня к опрометчивому поступку, о котором, возможно, в будущем я пожалею. Но уже поздно спускать все на тормоза. Слишком поздно.
Не в силах больше терпеть нашу близость, я страстно прижался к ее губам, обводя полный контур языком и приоткрывая для более глубокого поцелуя. В голову сразу ударило, будто я выпил глоток дорогого коньяка, который моментально превращал меня в овощ, только сейчас я полностью стоял на ногах и контролировал свои действия, несмотря на секундный стопор моей малышки. Вашу ж мать, как я скучал по ее тоненькому телу, по ее красивым девичьим губкам, по невинности, но в то же время легкой раскованности, границы которой с каждой нашей минутной слабостью расширялись. Я просто скучал по моей девочке. Безумно.
Ее маленькие ладошки неуверенно держались за мои плечи, в то время как губы и язык вытворяли такое, что мне даже и не снилось. Та страсть, с которой я начал свое нападение, передалась ей, казалось, в двойном размере, настолько дико девчонка буквально кусала мои губы. Я сходил с ума. Руки блуждали по ее телу, то сжимая талию со всей силы, то опускаясь постепенно все ниже и ниже к ее аккуратной попке. Я вновь наплевал на правила приличия, на нежность девчонки, хотя она и сама не сопротивлялась моим действиям, стоило мне схватить двумя руками за нее. За попу. Я то гладил, то сжимал, хоть под тканью джинс не особо можно прощупать все досконально. Плевать. Сейчас на все плевать. Плевать, что если нас кто-то застанет, плевать, если она уйдет отсюда и не пожелает меня видеть перед своими глазами.
Мне на все плевать. Здесь и сейчас она рядом, целует меня, будто я единственный мужчина на свете, когда ее окружают симпатичные парнишки.
Точнее целовала.
Пока в какой-то момент она не стала отталкивать меня, а, совершив задуманное, ударила по щеке (хорошо, что не кулаком). Взгляд Вики в какой-то момент вновь стал злобным, прежде чем она испарилась из коридора и быстро спустилась вниз по лестнице. Я бы мог предположить, что она чего-то испугалась, но ее взгляд, полный ярости выдавал все с потрохами. Все ее чувства, всю горечь. Ненависть ко мне. Нет, вряд ли она испытывала настоящую ненависть, скорее обида, перерастающая в это гадкое чувство. Когда я любил ее, то чувствовал себя настоящим подонком. Педофилом. Но мне нравилось это состояние. И я готов на все, лишь удержать его как можно дольше. Только я не понимал в тот момент, что из-за своего эгоизма и предрассудков причинял Вике боль. Ту самую боль, которую видел в ее больших глазах. Она не дурочка, осознавала, что все не просто так, скорее всего, понимала, что наша любовь невозможна. Разница лишь в том, что она, учитывая подростковый максимализм, не учитывала этот факт и шла напролом, наперекор мнения окружающих. А я… следовал этим чертовым правилам, думал о ней, о своей семье, не учитывая, что делаю хуже, а не лучше. Лучше не будет ни ей, ни мне. Я просто убегал от своих чувств, от инстинктов. Играл со своей малышкой, а затем бросал на произвол судьбы.
Я так хотел, чтобы она не страдала от моих чувств, но сам же причинил ей боль…
Сука!
Догонять ее я не стал. Сейчас это не имело никакого смысла. Мы бы поссорились еще больше, а ненависть вышла бы на первый план. Вряд ли я бы смог достучаться до нее. Интересно, она простит меня? Вряд ли. Никто бы не простил такое свинство. Но я совершу все, что в моих силах. Эта ситуация открыла мне глаза на многое. Я не только перестану неосознанно мучить ее, но и сделаю так, что она сама поймет меня. Поймет мои мотивы, поймет поступки. Но это не главное.
Больше я от нее не отступлюсь…
* * *
Это самый ебанутый на свете день. День, который я бы стер из своей памяти. День, когда я бы хотел закрыться на все замки в своей квартире и больше не выходить. Однако работа не волк — в лес не убежит. Рано или поздно мне придется явиться в школу и провести последний учебный день в этом году, слушая, как радостные малявки пищат в предвкушении школьного праздника. Ненавижу эти довольные лица. Ненавижу этот день. Лучше бы я поспал до полудня, а затем занялся дополнительной работой. Сука!
Именно с этих мыслей началось мое утро, когда я поднялся с кровати и обнаружил любопытные глазки дочери, которая, видимо, уже успела почистить зубы и ждала утренний завтрак. Да, сегодня и ее последний день в детском саду, чему, видимо, она так же радовалась, как и расслабившиеся ученики в школе.
— Пааап, — протянула она, — вставай! — тоненький детский голосок всегда побуждал меня мысленно улыбаться, однако с моим настроем я не то, что не мог себя заставить сделать это ради дочери. Мне просто не хотелось. Вот что люди нашли такого веселого в этом празднике в двадцатиградусный мороз? — Пап, а что мне подарит дед Мороз? — не унималась малышка. Большими усилиями я заставил себя хоть какое-то выдать подобие улыбки, чтобы не расстраивать довольного ребенка и сказал:
— Он подарит все, что захочешь, если ты дашь папе спокойно встать и приготовить завтрак, — предупредил я ее. Судя по тому, как Аня сразу же отошла от кровати, желание старого волшебника восприняла всерьез. Хотя через некоторое время, направляясь к выходу из комнаты, она остановилась возле двери и крикнула:
