— Тогда я составлю большой список. Попрошу у него леопарда, а лучше зебру! — я уже хотел возразить дочери, как та, смеясь, улизнула в свою комнату, не дав мне возможности прокомментировать ее просьбу. В меня пошла. Интересно, когда она успела этому научиться? Какая теперь разница…
Несмотря на довольно таки нейтральное утро, мое настроение не поднялось даже в тот момент, когда Анюта показала мне размеры той самой зебры на рисунке. Не поднялось и на парковке детского сада, стоило мне заметить кокетливые взгляды других мамаш. Не поднялось и в школе во время рабочего процесса, а малолетки то и дело требовали полазить в интернете, как только я озвучивал оценки за полугодие. Надо сказать, этот день меня бесил с каждым пройденным часом все больше и больше, только один знакомый образ, который я встречал в коридоре, более-менее успокаивал меня.
После того случая возле актового зала я изменил не только свое отношение к Вике, но и к нашей ситуации как таковой. Помнится, долгое время я сидел на одном месте и пытался сопоставить все наши конфликты, все ее страдания, да и мои тоже. Раньше я думал, что спустя время она забудет обо мне, но так или иначе получалось, что сам не давал ей это сделать. Не давал забыть себя и, видимо, она не особо этого хотела. Может это судьба? Возможно, только я в нее больше не верю. Она отняла у меня самого дорогого человека на свете, и сейчас пыталась запудрить мне мозги своей правильностью. Или я сам себя запутал? Насрать! Вика важна для меня, как и я для нее. Я не отпущу ее, не отдам какому-то сосунку.
Она только моя девочка!
Все те дни, оставшиеся до конца года, я старался быть к ней поближе: мы случайно встречались в огромной толпе в столовой в попытке купить очередную булку, сталкивались в коридорах после уроков или же в актовом зале во время репетиций. Первое время она пыталась игнорировать меня, делать вид, что я для нее пустое место, но правду не скроешь, а истинные чувства рано или поздно дадут о себе знать. Так и случилось. В ответ на мою легкую, незаметную для посторонних улыбку, она отвечала мне взаимностью, на мой пожирающий ее взгляд, она кидала не менее волнительный и открытый, будто только я имел право залезть куда-то вглубь нее, изучая все мысли. Чувство собственности не сразу проснулось во мне, скорее со временем, когда ее частое присутствие в моих буднях я принимал не с горьким ощущением, а с ожиданием каждого нашего столкновения. Странно, что со стороны никто ничего не замечал, даже ощущения опасности не возникало. Но это не важно. Главное сейчас между нами не возникало недопонимания — все и так стало предельно ясно.
— Станислав Родионович, можно? — не удосужившись постучаться, спросила историчка. Или я так сильно застрял в своих мыслях, что даже не услышал никаких признаков присутствия посторонних?
Рыжая копна волос виднелась даже на отдаленном расстоянии сквозь слегка приоткрытую дверь. Сегодня эта женщина решила удивить нас чересчур коротким для ее возраста платьем, будто пыталась слиться с толпой старшеклассниц на новогоднем вечере. Странный выбор для здравомыслящего человека, хотя в какой-то момент я предпочел приписать ее к странным людям. Или это только навешанный преждевременно ярлык?
— Заходите, Анна Михайловна, — практически сохраняя свое дружелюбие, произнес я, закрывая окно, в которое недавно выкурил около двух-трех сигарет. Да, сегодняшний день получился довольно нервным, учитывая предыдущий концерт, на котором кое-как высидел до конца.
— Вы идете наблюдать? — вопрос на самом деле звучал риторически — ведь я и организовал этот праздник. Вряд ли Анна Михайловна не знала об этом, скорее нашла очередной повод заглянуть в мой кабинет, пока все находились в актовом зале тремя этажами выше, зная, что сюда никто не придет, кроме меня. — Через пару минут начнется школьная дискотека. Если мы не придем вовремя, то дети превратят актовый зал в апокалипсис, — напомнила о своем присутствии учительница, когда молчание затянулось слишком долго. Я и не собирался отвечать на ее вопрос, а рассчитывал докурить последнюю сигарету и прийти в тот момент, когда Афанасьев объявит начало дискотеки открытым. Но, видимо, эта женщина не оставит меня наедине со своими мыслями, а курить при ней в собственном классе не особо то и хотелось.
— Ладно. Пойдемте, — скрепя зубами, надеясь, что эта рыжая мадам ничего не услышала, проговорил я, закрывая за собой дверь кабинета.
Этот путь длинной в три этажа казался мне бесконечным. Возможно, все дело в медленной скорости исторички, под которую мне приходилось подстраиваться каждый раз, или же в чем-то другом. Я заметил, что в какой-то момент мы поднимались по лестнице все медленнее и медленнее, а затем и вовсе остановились. Поначалу я подумал, что ей стало нехорошо, но, завидев ее коварный взгляд, понял, что просто так из пустого лестничного пролета я не уйду.
— Станислав Родионович, — начала она, — надеюсь, вы составите мне компанию на медленном танце? — спросила женщина. Я заметил, как ее голос с более делового и строгого сменился на мягкий и кокетливый, а расстояние между нами ощутимо сократилось.
— Это обязательно? — стараясь сохранить спокойствие, спросил я, отходя от этой женщины все дальше и дальше, только мои шаги вряд ли увеличивали между нами расстояние; она шагала мне навстречу, пока я не уперся в стенку. Вот же гадство!
— Можно и так сказать, — кокетливым голосом произнесла историчка. Да, она решила не только внешне слиться со своими подопечными, но и внутренне. Именно так вели себя мои ученицы, только вот рамок не переходили, кроме одной блондинистой особы. А эта…
— Не припомню, чтобы меня обязывали танцевать, а тем более медленный танец, — констатировал факт, надеясь, что хоть это ее остановит. Почему-то сейчас я чувствовал себя загнанным в угол зверем, которому невозможно вырваться из лап хищника. Странно. Раньше я чувствовал себя в роли этого самого хищника, а сейчас меня решила охмурить какая-то надоедливая баба, которая, видимо, не понимала отказов вообще. Кому же я так насолил?
— Очень жаль. Если хотите, могу вам напомнить, — я не заметил, как эта женщина оказалась еще ближе, буквально дыша мне в область шеи, поднявшись на носочки. Вот надоедливая сучка. Как же меня бесят бабы, не понимающие безответность чувств.
— Анна Михайловна! — добавил я чуть громче. — Меня не интересуют отношения вне стен школы, — вновь стараясь сохранить спокойствие, выплюнул я. Хотя нет, спокойствием тут и не пахло, судя по ее расстроенному лицу, однако мне уже было глубоко наплевать на этот факт — сама виновата. — Попрошу меня извинить, — я старался как можно быстрее оказаться от этой сумасшедшей подальше. Еще неизвестно, что она может задумать. Не хватало, чтобы нас увидела Вика, хотя коридоры, вроде как, казались пустыми, а все школьники находились в актовом зале.
Вечер оказался в самом разгаре, как я и предполагал. Свет уже выключили, громкие биты музыки стучали по вискам, а радостные школьники, порой не попадая в такт, содрогались под непонятный ритм. Мне почему-то казалось, что это похоже на приступ эпилепсии, судя по некоторым личностям, и радовался, что в такой темноте не видно, как я едва ли сдерживаюсь от смеха, хотя наблюдались и довольно милые моменты. В полумраке я едва различал очертания учеников, но одну тоненькую фигурку узнал из тысячи. Вика, как и все остальные, двигалась в такт музыке, практически повторяя те движения, которые я видел недавно, только более невинные и не такие резкие. Наверное, я очень долго смотрел только на нее, пользуясь ситуацией, раз не заметил появление физрука, попросившего сигаретку. Я знал, что она чувствует мой взгляд, а она понимала, что сегодня я буду здесь, буду находиться рядом с ней. Порой она оборачивалась ко мне, чтобы встретиться взглядом, будто проверяла, здесь ли я. Я буду стоять на месте, малышка. Вряд ли кто-то сможет меня отвлечь. Так я думал пару минут назад, пока Афанасьев не объявил по микрофону начало белого танца. Ох, любят же малолетки все эти сентиментальные моменты, хотя я надеялся, что ко мне никто приставать не будет, пока парочка школьниц чуть ли не силком пытались меня вытащить в центр танцпола. Но я оказался непробиваем, словно скала, отказывая то одной, то другой старшекласснице в танце. И спустя одну медленную песню, после которой стала звучать следующая, в мою голову пришла гениальная мысль. Хотя нет, она появилась в тот момент, когда физрук с легкостью повел на танец Потапову, а Ольга Павловна уже танцевала со своим учеником из одиннадцатого «Б».
