— Можете ответить на один вопрос? — прервав утомительное молчание и мои умозаключения, спросила Вика, заставив посмотреть в полный серьезности малахитовый взгляд.
— Удиви меня, — ответил я, слегка улыбаясь намерениям девчонки, хотя, не думал, что ее откровенность дойдет до столь крайней точки.
— Я вам нравлюсь, Станислав Родионович? — быстро, будто пыталась перед всем классом выговорить скороговорку, спросила она, скрывая на мгновение свои глаза от меня. В ярком взгляде таилась надежда, а мне почему-то хотелось послать всех вокруг, в том числе и саму Вику. А главное задать вопрос: по мне не видно, что ты мне нравишься? К чему эта бабская меланхолия? И только спустя время я понял — ей это важно. Важно не просто понять мои чувства, но и услышать о них. Когда-то я проходил через это. С Тасей.
— Я не могу тебе сказать, — резко выдохнув, ответил на поставленный вопрос. Буквально несколько минут назад в своей голове я возмущался нелогичности женщин, а сейчас сам вел себя ничем не лучше, продолжая гнуть свою линию, которая мало к чему сможет привести.
— Почему? — спросила она с какой-то непонятной мне злостью. Хотя нет, в голосе, который по большей части приглушался медленной мелодией, я мог заслышать обиду. Непонимание.
— Не хочу врать, — между нами нарастало какое-то притяжение, несмотря на праздничную обстановку вокруг. Ощущение, будто мы являлись давно женатой парой и сейчас выясняли отношения, расставляя все точки над «i».
— Лучше горькая правда, чем сладкая ложь, — ее взгляд мигом оторвался от моего и опустился ниже по моему телу, останавливаясь на быстро вздымающейся груди. Я даже не заметил, в какой момент волнение взяло надо мной верх. Она выглядела так же. Переживала, будто сейчас ей предстояло лишиться невинности.
— Не таи внутри себя надежду, — что я несу? Вновь чувство защищенности заставляет меня нести полную херь. Я же хотел наоборот дать ей понять о своих чувствах и решить самой, что с ними делать, а не идти по странному, совершенно нелогичному пути.
— Значит, не нравлюсь? — предположила она. Мы будто играли в угадайку: она пыталась подобрать правильные ответы, а я, как полный мудак, все больше и больше запутывал ее сознание своей загадочностью. Нет бы, чтобы прямо сказать ей то, что хочет услышать.
— Я же говорил, не хочу врать тебе, — ответил я, замечая, как взгляд вновь становится ярким. Она посмотрела на меня с надеждой, только я знал, что все это временно. Надежда временна. Она уйдет на второй план, уступая уверенности в завтрашнем дне, в своих вкусовых предпочтениях и в наших чувствах…
— Все-таки, нравлюсь? — не отстает она.
— Вика, перестань, — понимая, что эта игра меня начала больше раздражать, чем заводить, проговорил я, опускаясь к ее уху, спрятанному за темными прядями волос. Хотела правды? Держи. Воспринимай, как тебе угодно. — Запомни одну важную вещь: мы никогда не сможем быть вместе, но это не значит, что я этого не хочу, — прошептал я, поправляя выбившуюся прядь за ухо. Я приблизился к ней чуть ближе, чем это мог позволить школьный этикет. Всего лишь на мгновение, дабы дать ей почувствовать серьезность моих слов. Конечно, вряд ли я отпущу эту малышку, но хочу, чтобы решение о наших отношениях она приняла сама. Взвесила все за и против, подумала о себе, о своем будущем, прежде чем ввязаться во все это. Ввязаться в авантюры, в интриги. В одну тайну, которую придется долгое время скрывать от всех своих друзей и близких. Я давно принял решение. Выбор за ней.
Но вряд ли я смогу смириться с отрицательным ответом…
Глава 15: самый странный новый год
Наше время
— Мам, зачем это? — возмутился я, перешагнув порог квартиры в центре Берлина, которую снял для нашей семьи отец. — Я не люблю праздновать новый год, — напомнил я свою традицию, основанную после смерти Таси, хотя мне почему-то казалось, что особо никто не церемонился по этому поводу или же все забыли этот маленький факт.
— Сынок, ты столько времени находился в больнице. Доктор разрешил тебе поехать на праздники домой, так что не будь эгоистом, — возразила мать. Да, в ее духе. Ей плевать на мои чувства, на неприязнь к этому празднику. Всем вокруг, видимо, плевать. Наверное, родители думали, что я смогу что-то вспомнить, только вряд ли можно на что-то рассчитывать. Как сейчас помню, все это время после смерти Таси новый год я праздновал в гордом одиночестве со стаканом коньяка, а Анюту привозил к тестю и теще. Так происходило из года в год и, думаю, вряд ли можно что-то выцепить из воспоминаний, которые я и так знал наперед.
Надо сказать со временем я начал привыкать к новшествам, к изменению времени, к тому, что вместе «Айфона 4s» все пользуются более поздней моделью. Дурацкое сравнение, но таким способом можно измерять время. Странно, правда? Если раньше я мысленно отрицал пройденные четыре года, то сейчас не мог не принять это, как данность. Вокруг все изменилось. Люди. Мысли. Поступки. А я один остался все на том же месте, отставая в общественном развитии. Хотя раньше я чувствовал себя более отстраненным и чужим среди своих, а сейчас радовался, что это ощущение больше меня не преследовало.
За время моего пребывания в больнице, в голову приходили некоторые несущественные воспоминания. Таким образом, я медленными шагами вспомнил еще один утерянный год. Тот самый год, когда купил новую квартиру для нас с дочерью в благополучном районе, когда отправил впервые ее в детский садик и наблюдал, как маленькая мордашка покраснела от слез, думая, что папа оставил свое дите на попечение чужих теть и больше не вернется. Помню, как она обрадовалась, когда я пришел за ней в конце рабочего дня. На странность, тогда она уже научилась разговаривать. Я вспомнил даже все обстоятельства этого события и первое слово. Папа. Впервые меня назвали папой, а я радовался, словно маленький мальчишка, получивший на день рождения любимого робота. За тот произошло много событий, а я почувствовал, насколько моя голова оказалась, будто там не нашлось больше места для хранения мыслей. Как на флешке. Но я знал, что все это временно, стоило мне пару дней отоспаться в своей палате и умственно отдохнуть. Это всегда помогало мне расслабиться и приготовиться к новым порциям внезапных вспышек, однако сегодня я был спокоен. Почему? Потому что вряд ли мне предстоит вспомнить что-то очень важное, особенно в этот день.
Все вокруг суетились: Аня с удовольствием помогала своей бабушке на кухне, отец и Костян устанавливали елку, а я, как больной на всю голову человек (во всех смыслах этого слова) сидел на своем месте и ничего не делал. Совсем. Пару раз я даже хотел сходить покурить на балкон, пока не понял, что здесь это не положено. Странная страна, странные порядки. Все больше и больше я цеплялся за мысли о возвращении на родину, в свою любимую квартиру. Почему-то мне казалось, что именно в своем родном доме мне удастся вспомнить больше утерянных воспоминаний, нежели в чужом месте. Этот вопрос я даже попытался обсудить с матерью и доктором. Мать категорически против моего возвращения, пока я не буду полностью здоров, а врачи хотели последить за моим головным мозгом еще некоторое время, пока не закончится пара курсов принятия лекарств — все-таки не только благодаря своей концентрации утерянные моменты из жизни возвращаются на свои места. Эти новости меня не особо обрадовали, но поделать я сейчас ничего не мог.
