— Зачем ты Галкиной поставил «два»? — крикнув, она подошла практически вплотную и наклонилась, опираясь руками о подлокотники кресла. Наблюдая за ее выражением лица снизу вверх, я не мог не почувствовать, как грудь быстро вздымалась то вверх, то вниз, будто она пробежала целый кросс, как частое дыхание оседало на моем лице, оставляя за собой приятный конденсат, а губы стали тоньше. Я и правда не узнавал в этой девушке ту малышку, которую любил всем сердцем. Не узнавал ее любящие глаза, смотрящие на меня со злостью, не узнавал миловидное личико и красивую улыбку, на которую заглядывался время от времени, не узнавал скрип ее ногтей о кожаное кресло. А все из-за одной рыжей сучки, которая все-таки раскрыла свой рот и рассказала Вике о нашем разговоре. Блядь!
— Это мои заботы, тебе не о чем волноваться, — ответил я слегка грубовато. Возможно, сейчас играли еще не до конца остывшие эмоции от предшествующей новости, однако я не хотел реагировать на ее возмущение именно так. Скорее чуть мягче, чем получилось, чуть нежнее, чтобы она расслабилась, а атмосфера вокруг нас не начала накаляться, словно лампа. Только получилось все с точностью наоборот.
— Не о чем? — взвыла она. Казалось, Вика сейчас лопнет от злости. И что ей сказать? Что Галкина знает о нас? А если она сама рассказала и начала шантажировать мою малышку. Лучше бы я не запугивал эту рыжую, а разобрался бы по-человечески. — Теперь у нас проблем гораздо больше, чем ты думаешь! Она обещала мне не рассказывать о нас, а теперь может запросто передумать, — выкрикнула она, сильнее поджимая под своими маленькими кулачками кожу на моем кресле. Только теперь меня не волновал этот факт, как и ее крики на весь класс, где нас могли услышать «стены». Меня перестала беспокоить ее злость и боязнь навредить своей малышке. Все эти факты отпали сами собой, в тот момент, когда я услышал ее последние слова.
Вика знала о том, что Галкина в курсе наших отношений. Знала с самого начала и ничего не сообщила мне, даже не намекнула. Какого хуя? Почему она мне не рассказала? Почему молчала, сдерживая все в себе? Я ведь видел, какая загруженная она ходила последние дни. Готов поспорить, причиной этому была лишь болтливая рыжая староста, о которой я даже не подозревал до этого дня. Почему же все так хуево получается?
— Ты знала? — спросил я, замечая, как постепенно моя малышка возвращала былой вид, превращаясь из яростной ведьмы в мою ученицу, шокированную от моего вопроса. Ведь я не просто так его задал, не просто так хотел узнать правду из ее уст, а не из своих умозаключений. Хотя, судя по тому, как она выпрямилась на своем месте, больше не нависая надо мной, а лицо выглядело больше виноватым, чем обвинительным, ответа можно было и не ждать. Мои догадки подтвердились.
— Она подошла в воскресенье к моему дому и призналась, что видела нас недавно, — тихо произнесла она, виновато опустив голову. Блядь! Я так переживал, что с нами будет, как действовать дальше, не затрагивая ее чувства, а она все сделала сама. Вместо меня. Нет, я нихуя не волновался, где видела нас эта рыжая тварь. Срать хотел на это!
— Ты обвиняешь меня в сокрытии правды, когда сама поступаешь также? — вновь я задал вопрос, только на этот раз он казался мне риторическим, как, кстати, и ей, судя по тишине в ответ. Странно. Нет, не ситуация, а чувства, которые я испытывал сейчас. Я злился. Нереально сильно. Хотелось стукнуть кулаком по столу, крикнуть: «Я мужик и это мои проблемы». Наверное, я бы так и поступил, если бы она оставалась в неведении. Но это не так! Нихуя не так! Я дурак, а она недоверчивая малолетка, готовая рваться в бой! Она не доверилась мне в нужный момент, когда мы могли все обсудить и продумать план действий, а решила все сама. За нас обоих. — Уходи, — отчеканил я, не смотря больше в ее глаза. Не хочу. Внутри всколыхнула обида. Несильная, но оставляющая неприятный осадок в будущем.
— Стас я… — пыталась вставить Вика, но я вовремя перебил ее, громко открывая окно кабинета. Не хочу сейчас ничего слушать. Не хочу разговаривать, обсуждать необсуждаемое.
— Мне нужно побыть одному, — достав сигарету, кинул я куда-то в прохладный январский воздух, моментально проникший в легкие. Жаль, надолго это не продлится, как и спокойствие в моей душе.
Перед уходом я, сквозь порывы ветра услышал ее последние слова. Я люблю тебя. А раньше она не произносила очевидное вслух, как, в принципе, и я. Потому что эти слова были лишними, но именно сейчас, стоило последнему звуку прозвучать в классе, они необходимы нам, как никогда ранее. Только поздно возвращать сказанные слова, совершенные действия. Теперь нужно думать о последствиях. Мне нужно время для размышлений. Да, в последнее время я только этим и занимался, хотя недавно терпеть не мог эту мозгокопалку. Как же быстро меняются предпочтения, жизненные принципы и ориентиры, даже этот долбанный сигаретный дым едва лезет в легкие. Давно я не курил в своем кабинете, однако сейчас обстоятельства не позволяли мне выйти. Не хотел никого видеть, ни с кем пересекаться или случайно застать Вику в коридоре. Иначе наступающее постепенно успокоение и пришедший здравый смысл уйдут, вновь оставляя только злость.
Я еще минут пятнадцать стоял возле открытого окна, размышляя о нашей ссоре. Блядь! Чувствую себя обиженным бараном. Теперь, когда я более-менее пришел в себя, то мог разглядеть нашу ситуацию совершенно другим взглядом. На самом деле мы поступили, как два барана. Если подумать, то мы занимались одним и тем же: решали проблему, стараясь не причинять вред друг другу. Но, блядь, я же мужчина в нашем тандеме! Почему за меня должна решать вопрос моя девочка? Я поступил глупо, выпроводив ее. Подло. Если я все смогу забыть, то она — нет. Для нее мои слова, скорее всего, оказались болезненными. Завтра нужно извиниться и поговорить. Мы оба виноваты, поняв друг друга неправильно и не разобравшись в ситуации. Нужно исправить свои ошибки пока не поздно и продумать новый план действий. Или же поехать к ней сейчас? Лучше сейчас, да. С матерью я успею поговорить, когда она заберет Анюту из детского садика.
Только я хотел собрать портфель, сложить туда «Мак» и отчалить к ее дому, как тут же меня отвлек звук входящего сообщения. И я понял, что принятое мною решению оказалось запоздалым.
«Я знаю о вас многое, Станислав Родионович» — гласило входящее сообщение. Такое же, как я получил совсем недавно, только теперь оно отличалось от предыдущих присутствием фотографии, которая не должна была попасть в чужие руки. На ней были мы с Викой. Возле ее дома. На этих выходных, когда я забирал ее из дома. Какого хуя? Та ярость вновь взяла надо мной верх, заставляя совершать необдуманные поступки, только сейчас я не повторю ту же ошибку, а сделаю так, как нужно. И это уже не шутки! Ебучая Галкина! Убью!
На всех парах преодолев расстояние до рабочего стола буквально в два шага, я включил компьютер и зашел в папку с личными делами своего класса. Да, мать доверила их мне, чтобы я мог в любой момент решить вопрос с кем-то из учеников самостоятельно, а не через нее. До этого я даже не заглядывал в эту папку, однако сейчас я мысленно благодарил мать за этот поступок, несмотря на то, что воспользоваться информацией мне придется в личных целях. Там написаны и адреса, и номера учеников, и информация о родителях, только сейчас меня волновала одна единственная строка напротив единственная одного имени — номер телефона. Поначалу мне пришла идея позвонить и накричать на эту рыжую ведьму, или подключить Костяна, который в состоянии напугать девчонку гораздо эффективнее, чем это сделал я несколько минут назад, но здравый смысл откинул воплощение опрометчивого поступка в реальность куда-то далеко. Вдруг действительно не она, а кто-то другой? Я даже решил сверить номера в личном деле и номер входящего сообщения. Разные. Галкина могла спокойно взять у одноклассника телефон, у того же Харлея. А нет! Ничего похожего с этим номером я не нашел. Может у друзей из параллельного класса? Вряд ли. Я не замечал, чтобы она тесно общалась с кем-то из школы. А когда я пристально следил за этими оборванцами? Никогда. Придется воплощать первоначальный план действий в жизнь.
