— Ник, давай не моё?
— Почему? Круто же!
— Не хочу… не тут. Давай Ронин романс какой-нибудь, а?…
Ника кивает и откашливается.
— Эм. изменение в репертуаре! Но песне быть, — и обворожительно улыбнувшись Игнату, начинает играть, иногда морщась от фальшивых нот.
А я прикрываю глаза и стараюсь уйти подальше от происходящего хотя-бы мысленно. Я там, в параллельной вселенной, и она прекрасна.
И нет никого противного и злобного. Ура!
Только стоит открыть глаза, и сразу становится неловко. Игнат не столько восхищён, сколько заинтересован. Мама, как обычно, чуть не в слезах. Павел оказался из тех мужчин, что видя бесспорный талант, кивают ему будто сидят в жюри конкурса “Народный артист”, а вот нарисовавшийся в кухонных дверях Саша, застыв, глядит на меня.
Становится неуютно и неловко. Романс “Меня ещё услышишь ты”, ужасно печальный и красивый, а поёт его Ника проникновенно, будто в нём живёт, оттого этот взгляд Великого в самую душу просачивается, ей богу.
— Это прекрасно, Ника! — Игнат отставляет бокал и аплодирует.
— Спасибо, — Ника улыбается, а я встаю с места. Все тут же обращают на меня внимание, как на сумасшедшую, будто я тут отвлекаю народ от чего — то важного своим шевелением.
— Мне в ванну. перебинтовать.
Срываюсь с места и бегу на второй этаж.
За спиной предсказуемые шаги, не сомневалась. Как же хочется на кусочки разорвать того, кто идёт следом.
Меня вывел из себя взгляд Игната на Нику, потому что так на меня смотрел Саша, всякий раз, когда получалось сложное танцевальное движение.
Меня вывел из себя сам Великий, потому что смотрел на меня со смесью ненависти и желания.
Но уже в ванной не нахожу ни моральных ни физических сил захлопнуть дверь перед носом Александра. Мы стоим в темноте, не зажигая свет. Молча сверлим друг друга взглядами.
Теперь мне очевидно, что он — Вампир.
В полумраке, я хорошо это понимаю. И не могу запретить себе хоть одно прикосновение. Едва ощутимо… касаюсь его щеки кончиками пальцев. Это невероятно тепло. И это невероятно приятно, хоть и клинит жутко.
— Что ты делаешь? — его голос сиплый, будто простуженный.
— Прости. Никак не могу смириться, что.
— Вампир?
— Да.
Он не уворачивается, а я касаюсь его щеки снова. Мы никак не можем оторвать друг от друга взгляды и это убивает. Я словно дико тоскую по кому-то кого не могу увидеть, но. вот же он! Рядом. Почему между нами, будто стена. Это же глупо!
— Я тоскую, — почему-то говорю правду, а он холодно усмехается.
Ну до чего же это не мой Великий, и не мой Вампир.
Я не могу понять нравится мне это или нет.
И не могу понять, что именно к нему сейчас чувствую: отторжение или симпатию. Нравится ли мне этот новый персонаж.
И неужели он, дурак, не понимает, что нельзя ревновать к самому себе? Неужели не понимает, в чём причина моей обиды?
Что они оба меня привлекали по вполне понятной причине!?
— Уже?
— К счастью, это не твои проблемы! — стараюсь быть гневной, злой, бешеной. Выходит отлично, потому что меня бесит быть сейчас в позиции обвиняемой. И бесит вся эта череда обманов оставившая меня одинокой.
— Ну точно! Ты быстро сориентируешься и найдёшь себе новую любовь! — он перехватывает меня за талию, приподняв так, что приходится встать на цыпочки. — Я же прав? — рывком поворачивает меня и прижимает спиной к двери. Держит крепко, смотрит зло. И наши лица касаются друг друга. Мы соприкасаемся щеками, носами и
лбами, кажется, что ближе некуда но всё это не кажется странным, только вот слишком… в такой позе хочется его по-це-ло-вать. Просто жизненно необходимо. Но скорее убьюсь, чем сделаю это.
— Зачем ты тут? — мой вопрос его не отрезвляет.
— Как тебе Игнат? — тихо, медленно спрашивает он, будто воркует над моим ухом, будто что-то обещает, нежно и соблазняюще.
— Никак…
— А смотрела на него будто.
— Он похож на тебя, — и это Сашу меняет. Он отпускает мою талию, отходит к раковине и останавливается вцепившись в её края. Я не могу увидеть выражение его лица, но чувствую, как он не то дрожит, не то просто слишком часто дышит. И так только кажется, но он взволнован и это льстит.
— И?
— И ничего. Мне нужно перевязать руку, отойди, — Иду к раковине, но Саша так и остаётся на моём пути. — Ну? — требовательно шикаю.
— Ну? — передразнивает он.
— Какой ты сложный! А можно не быть ребёнком? — спрашиваю очень холодно, очень стервозно, но Саша в ответ смеётся.
— А можно не быть идиоткой? А можно вообще исчезнуть из моей жизни? Желательно вместе с воспоминаниями о тебе?
— Много хочешь, — пихаю его в бок и ищу выключатель, шарю телефонным фонариком, пока не обнаруживаю подсветку над раковиной.
Комнату заливает мягким слабым светом.
Разматываю бинт и спустив воду, пихаю руку под прохладную струю. В стол уплывают кровавые разводы, и мы оба за этим наблюдаем.
— Много, — соглашается он.
— Что тебе нужно? Ты же со мной попрощался!
Да, Вера, топи себя и его…
— Ничего.
— Тогда проваливай! Что за тупые игры? — достаю из заднего кармана заранее приготовленную космопору, найденную в автомобильной аптечке мамы, и зубами открываю упаковку, глядя Саше в глаза.
Он вырывает космопору у меня из рук и сам снимает защитную пленку, а потом крепко держа руку, аккуратно приклеивает.
— Это ты у нас по части игр, — холодно усмехается он.
— А ты по части обманов, — тихо отвечаю я, не найдя более точных слов.
Когда он уходит, мне хочется плакать, снова, снова и снова плакать, будто маленькой невоспитанной девочке, которой в магазине не купили леденец.
Я не прощу его за обман и за Валикову.
Он не простит меня на “измену ” и спор.
Неужели так и будет всегда?..
Карл у Клары украл кораллы
Репетиции превращаются в Ад, и чем ближе чёртов праздник, тем сильнее понимаю, что меня ожидает полный провал. Сашу просто штормит при виде меня.
Он бросается из крайности в крайность. То срывает рабочий процесс, то наоборот работает так, что я полумёртвая выползаю из зала. То игнорирует меня, то изводит придирками и условиями. Но самое кошмарное — то и дело намекает, не сменить ли мне партнёра на того же Пашу? И только тот факт, что Паша занят, а до конца репетиций и самого конкурса — считанные дни, останавливает от позорной смены партнёра.
