В тот же четверг утром г-н де Монтень сходил в лютеранскую церковь, похожую на другие церкви их секты, а также гугенотские, разве что на месте алтаря, который поставлен во главе нефа, имеется несколько деревянных скамей с нижними подлокотниками, чтобы те, кто получает причастие, могли преклонить колена, как они и делают. Он повстречал там двух старых пасторов, один из которых читал на немецком проповедь собравшейся пастве, совсем небольшой. Когда он закончил, они запели псалом по-немецки; само пение немного отличалось от нашего. При каждом стихе вступал орган, поставленный недавно, очень красивый, музыка которого гармонично сочеталась с песнопением; сколько раз проповедник поминал Иисуса Христа, столько раз народ обнажал голову. После проповеди другой священнослужитель встал у этого алтаря, повернувшись лицом к народу и держа книгу в руке; к нему подошла молодая женщина с непокрытой головой и распущенными волосами, сделала небольшой реверанс, как принято в их стране, и осталась там стоять одна. Вскоре после этого некий юноша, ремесленник, со шпагой на боку, тоже подошел к алтарю и встал рядом с женщиной. Пастор им обоим сказал какие-то слова на ухо, потом приказал, чтобы каждый из них произнес «Отче наш», а потом стал читать по книге. Это были наставления для людей, которые вступают в брак, после чего велел им коснуться руки друг друга, не целуясь.
Сделав это, он пошел прочь, но г-н де Монтень перехватил его, и они долго беседовали; он отвел сказанного сьера [де Монтеня] к себе домой, в красивый и весьма удобный кабинет; его имя Йоханнес Тилианус Аугустанус. Сказанный сьер [де Монтень] спросил его о новом Исповедании, принятом лютеранами, которое подписали все поддержавшие его ученые доктора и князья, но тот оказался не на латыни
[179]. Когда они выходили из церкви, музыканты, игравшие на скрипках и тамбуринах, сопровождая новобрачных, выходили с другой стороны. На вопрос, заданный пастору, позволяют ли они танцы, тот ответил: почему бы и нет? На это: почему на стеклах и в этом новом здании с органом они велели изобразить Иисуса Христа и сделали много других изображений? – Они не запрещают изображения, служащие для просвещения людей, лишь бы они им не поклонялись. На это: Почему же они убрали прежние изображения из церквей? – Это не они, а их добрые ученики цвинглианцы, подстрекаемые злым духом, прошли здесь раньше них, они-то и совершили это разорение, как и многие другие; тот же самый ответ давали и другие, того же вероисповедания, сказанному сьеру [де Монтеню], даже доктор из Исни, которого он спросил, ненавидит ли тот изображение крестного распятия, вдруг возопил: «Как могу я быть таким безбожником, чтобы ненавидеть этот столь священный и славный для христиан образ! Что за диавольское измышление!» И он же со всей откровенностью сказал за обедом, что предпочел бы лучше прослушать сто месс, чем участвовать в кальвинистском причастии.
В том месте нам подали белых зайцев. Город расположен на реке Иллер, мы отобедали там в сказанный четверг и через гористую бесплодную местность приехали на ночлег в
ПФРОНТЕН, четыре лье, маленькая католическая деревенька, которая принадлежит, как и все остальное в этом краю, эрцгерцогу Австрийскому.
Я забыл упомянуть о достопримечательности Линдау: на входе в город имеется большая стена, которая свидетельствует о большой древности, где я не заметил никаких надписей. Как я понимаю, ее название по-немецки значит старая стена, которое, как мне сказали, из-за этой древности и происходит
[180].
В пятницу утром, хотя гостиница была весьма убогой, это не помешало нам найти достаточно съестного. Их обычай – никогда не согревать ни белье, чтобы лечь в постель, ни одежду, чтобы встать; и они оскорбляются, когда ради этого разжигают огонь на их кухне или пользуются тем, что там уже есть; из-за чего случилась одна из самых больших ссор, которые у нас были в этой гостинице. Там, среди гор и лесов, где десять тысяч футов пихты не стоят и полусотни солей, они не хотели нам позволить, в отличие от прочих мест, чтобы мы разжигали огонь.
В пятницу утром мы уехали и, свернув налево, двинулись по более пологому пути, оставив горную тропу, ведущую напрямик к Тренто. Г-н де Монтень прежде желал отклониться на несколько дней, чтобы увидеть некоторые красивые города Германии, но в Вангене передумал и отказался от своей первоначальной затеи поехать туда, а выбрал этот другой путь. По дороге нам попались, как и во многих других местах, водяные мельницы, которые получают воду только из деревянного желоба, прислоненного к склону, куда она попадает от подножия некоторой вершины, а потом, будучи довольно высоко над землей, по весьма прямому пути, который этот желоб имеет в конце, ее течение низвергается вниз; и приехали к обеду в
ФЮССЕН, одно лье. Это маленький католический городок, принадлежащий епископу Аугусты
[181]. Мы там нашли много людей из свиты эрцгерцога Австрийского, который оказался в соседнем оттуда замке вместе с герцогом Баварским
[182].
Там, на берегу Леха, мы поставили свои дорожные сундуки, и я вместе с остальными, чтобы отправить их в Аугсбург на флотоне, как они тут его называют, – это соединенные вместе бревна, которые собирают в здешней гавани. Там имеется аббатство, господам показывали чашу и епитрахиль, которые тут почитают за реликвии святого, которого они называют Магнус и говорят, что он был сыном короля Шотландии и учеником Коломбануса. Для этого Магнуса Пипин [Короткий] основал этот монастырь и сделал его первым настоятелем, о чем там имеется надпись, начертанная вверху нефа, а над сказанной надписью – музыкальные ноты, дабы ее можно было пропеть: Comperta virtute beati Magni fama, Pipinus Princeps locum quem Sanctus incoluit regia largitate donavit
[183]. С тех пор его обогатил Карл Великий, как также написано в сказанном монастыре. После обеда и те и другие
[184] прибыли на ночлег в
