Я не знаю, почему этот город называют по преимуществу прекрасным, он и вправду таков, хотя ничуть не превосходит Болонью, весьма мало Феррару и без всякого сравнения уступает Венеции
[371]. В самом деле, с ее колокольни открывается прекрасный вид, это бесконечное множество домов, которые заполняют все окрестные холмы на два-три лье в окружности, и эта равнина, на которой она расположена, которая, похоже, простирается в длину на два лье: поскольку кажется, что дома касаются друг друга, так плотно они тут набиты. Город вымощен плоскими камнями, попросту, без особого порядка. После обеда они, [наши] четыре дворянина, вместе с проводником наняли почтовых лошадей, чтобы повидать владение герцога, которое называют Кастелло
[372]. Дом снаружи не представляет собой ничего особенного, но внутри имеются разнообразные комнаты, а еще сад, и все вместе расположено на склоне холма, однако так, что все продольные аллеи, хоть и наклонные, тем не менее пологи и удобны для подъема, а поперечные – ровные и прямые. Там видно много беседок, весьма густо сплетенных и покрытых: все они из таких душистых деревьев, как кедр, кипарис, оливы, лимонные или апельсиновые, – а их ветви так тесно стянуты и переплетены, что легко можно заметить: солнце не смогло бы туда проникнуть, даже находясь в своей самой большой силе. Купы подстриженных кипарисов и других деревьев расположены так упорядоченно и близко друг к другу, что едва остается место еще для трех-четырех. Имеется там и большой водоем среди прочих, посреди которого устроена искусственная скала, подделанная под природную, и кажется, будто она снаружи вся обледенела, благодаря тому же материалу, которым герцог покрыл свои гроты в Пратолино, и наверху скалы большое бронзовое изображение древнего, убеленного сединами старца, сидящего, скрестив руки, а по его бороде, по челу, по волосам со всех сторон беспрестанно струится капля за каплей вода, изображая пот и слезы, и в этом фонтане нет другого источника воды, кроме этого
[373]. А вот что им довелось испытать в другом месте благодаря очень приятному опыту, который я уже описывал выше: когда они, прогуливаясь по саду и разглядывая его диковины, пришли в некоторое место, где стали любоваться мраморными фигурами, садовник нарочно оставил их ради представления, и вдруг под их подошвами и между их ног забили через бесконечно малые отверстия столь тонкие струйки воды, что были почти невидимы и всецело представляли собой мелкую изморось, которая их всех и оросила посредством некоего подземного устройства, которое садовник приводил в действие, находясь более чем в двухстах шагах оттуда, да с таким искусством, что, находясь вдали, мог повышать и понижать силу струй, как ему было угодно, искривляя их и передвигая по своему желанию: такие же шутихи имеются там и в других местах. Они видели также главный фонтан, где струя воды устремляется вверх сквозь канал в двух больших бронзовых фигурах, где нижний человек держит верхнего в руках и сдавливает его изо всех сил;
а тот, запрокинув голову и наполовину лишившись чувств, выбрасывает эту воду через рот с такой силой, что помимо высоты, на которой находятся обе фигуры (а это не меньше двадцати футов), струя воды бьет вверх над ними на тридцать семь брассов
[374]. Имеется там также среди ветвей вечнозеленого дерева кабинет, но гораздо более роскошный, чем любой другой, который они видели, поскольку он весь увит живыми и зелеными ветвями дерева и так закрыт этой зеленью со всех сторон, что наружу невозможно выглянуть иначе, кроме как через несколько отверстий, которые надо проделать, раздвигая ветви там и сям; а еще к этому кабинету через трубку, которую невозможно заметить, подведена вода, и ее струйка бьет из середины маленького мраморного столика. Там звучит также водяная музыка
[375], но они не смогли ее услышать, потому что для людей, которым предстояло вернуться в город, было уже поздно. Они видели также над входными воротами корону герцогского герба, очень хорошо сплетенную из древесных ветвей, растущих во всей своей силе и питаемых естественным путем посредством волокон, которые невозможно лучше выбрать. Они там были в такую пору, которая более всего враждебна к садам, что заставляет еще больше восхищаться ими. Есть там еще один прекрасный грот, где представлены в натуральном виде всевозможные животные, изливающие воду фонтанов кто через клюв, кто через крыло, кто через когти, или ухо, или ноздри.
Я забыл, что во дворце этого государя
[376] в одном из залов выставлена фигура некоего животного о четырех лапах, отлитая из бронзы и водруженная на колонну как есть; она престранного вида – весь перед у нее чешуйчатый, а на хребте непонятно какой вырост с рогами
[377]. Говорят, что эта тварь была найдена в местных горах, в пещере, и доставлена живой несколько лет назад. Мы видели также дворец, где родилась королева-мать
[378].
Он [г-н де Монтень]хотел, дабы изучить все удобства этого города, как делал это в прочих городах, осмотреть съемные комнаты и условия проживания в них, но не нашел ничего стоящего. Жилье, как ему сказали, тут можно найти только в гостиницах, а те, которые он видел, [были] неопрятны и гораздо дороже, чем в Париже и даже в Венеции; и убогие условия, притом что хозяин получает более двенадцати экю в месяц. Тут ничему не учат, ни фехтованию, ни верховой езде, ни книжной премудрости
[379]. Олово в этих краях редко встречается, и подают здесь только на раскрашенной глиняной посуде, довольно нечистой.
