28 января у г-на де Монтеня случилась колика, которая ничуть не помешала ему в обычных делах, и у него вышел один большой камень и другие, помельче.
30-го [января] он видел древнейший религиозный обряд, который существует среди людей, и наблюдал за ним весьма внимательно и с большим удобством: это было еврейское обрезание.
Он уже видел другую церемонию в их синагоге
[432], как-то в субботу утром, их молитвы, когда они поют не в лад, как в кальвинистской церкви, и некоторые уроки Библии на древнееврейском, приноровленные ко времени. В подобных звуках у них имеется ритм, но [также] крайняя неслаженность из-за смешения стольких голосов разного возраста, поскольку дети вплоть до самых малолетних тоже в этом участвуют, и все без различия разумеют древнееврейский. Они уделяют своим молитвам не больше внимания, чем мы своим, занимаясь среди этого другими делами и не привнося большого благоговения в свои таинства. Они моют руки при входе, и в этом месте у них считается непотребством обнажать голову, однако они опускают ее и преклоняют колена, когда им это велит их набожность. На плечах или на голове они носят некие покрывала с бахромой: все вместе было бы долго пересказывать. В послеобеденное время их ученые по очереди дают наставление в вере по поводу отрывка из Библии на этот день, делая это по-итальянски. После наставления какой-нибудь другой присутствующий ученый выбирает кого-либо из слушателей, а иногда двух-трех подряд, чтобы опровергать сказанное тем, кто только что читал. Тот, кого мы слышали, был, похоже, очень красноречив и остроумен в своих доводах.
Что касается обрезания, то оно делается в частных домах, в комнате ребенка, самой удобной и светлой. Однако там, где это состоялось, церемония проходила у входной двери, потому что жилье было неудобным. Они дают ребенку крестных отца с матерью, как мы; отец называет ребенка. Они обрезают детей на восьмой день после рождения. Крестный отец сидит на столе и кладет подушку себе на колени, крестная мать приносит ему ребенка, после чего уходит. Ребенок завернут по-нашему; крестный его разворачивает снизу, и тогда его помощники и тот, кто должен делать операцию, все начинают петь и сопровождают пением все это действо, которое длится какую-то четверть часа. Священнодействующему не обязательно быть раввином, это может быть и кто-нибудь из них, каждый желает быть призванным к этому делу, потому что они почитают великим благословением, когда кого-либо часто к этому приглашают: некоторые даже покупают себе приглашение, кто за платье, кто за какое-нибудь иное добро для ребенка, и считается, что, если количество обрезаний достигает некоторого числа, которое им ведомо, у того, кто их делал, губы после смерти никогда не съедаются червями. На столе, где сидит крестный отец, в то же время имеется набор всего, что потребно для операции. Кроме того, один человек держит в руках сосудец, полный вина, и стакан. Еще имеются горящие угли в очаге на полу, на котором священнодействующий первым делом греет свои руки, а потом, увидев, что ребенок раскрыт и что крестный держит его на коленях головой к себе, берет его член и одной рукой притягивает к себе кожицу, которая сверху, а другой отталкивает головку и член от себя. Край этой оттянутой от сказанной головки кожи он зажимает серебряной прищепкой, которая оставляет ее в таком положении и не дает лезвию повредить головку и плоть члена. После чего обрезает ножом эту кожицу, которую тотчас же закапывают в землю, которая там имеется в тазу среди прочих орудий этого таинства. После чего священнодействующий отворачивает пальцами остаток кожицы с этой головки и, насильно ее разрывая, отталкивает назад, под головку. Похоже, что это больно и требует многих усилий, но тем не менее они не видят в этом никакой опасности, хотя там по-прежнему имеется рана, которая затягивается дня через четыре или пять. Ребенок кричит так же, как наши, когда их крестят. И вот, когда эта головка члена наконец открыта, тому, кто проводил обряд, спешно подносят вина, и он, взяв его немного в рот, начинает посасывать окровавленную головку этого ребенка и сплевывать высосанную оттуда кровь, потом немедля снова набирает вина в рот – и так до трех раз. Когда это сделано, ему протягивают в маленьком бумажном кулечке красный порошок, именуемый ими «драконьей кровью»
[433], которым он присыпает и припудривает всю эту ранку, а потом обматывает весьма аккуратно член этого ребенка нарочно нарезанными для этого бинтами. По завершении этого ему дают стакан, полный вина, и он посредством некоторых сказанных слов благословляет его, как они говорят. Затем отпивает оттуда глоток, окунает туда палец и трижды подносит на пальце каплю ко рту ребенка, чтобы тот пососал; потом отправляет этот стакан в том же состоянии матери и женщинам, которые ждут в каком-то другом месте этого дома, чтобы те допили остаток вина. Кроме того, третий человек берет за длинную рукоятку серебряный круглый, как мячик, инструмент, в котором пробиты маленькие дырочки, как в наших курильницах, и подносит его сначала к носу исполнителя, потом к носу ребенка, потом крестного: они полагают, что эти запахи укрепляют и проясняют дух в благочестии
[434]. У [исполнителя] тем временем весь рот по-прежнему в крови.
8-го [февраля] и еще 12-го [г-н де Монтень] опасался колики, и у него вышли камни без особой боли.
В этом году карнавал в Риме с дозволения папы выдался более беспутным, нежели во многие предыдущие годы: но мы тем не менее нашли, что это не бог весть что. По Корсо, длинной римской улице, которая так и называется
[435], пускают бежать наперегонки из конца в конец то четверых-пятерых ребятишек, то евреев, то совершенно голых стариков. Вы не получаете никакого удовольствия, видя, как они пробегают перед тем местом, где вы находитесь. То же самое они делают с лошадьми, для чего употребляют детей, которые гонят их, стегая кнутами, а также с ослами и буйволами, но этих подгоняют стрекалами всадники. Во всех этих скачках назначается награда, которую они называют el palo – [это] штука бархата или сукна
[436]. Дворяне в том месте улицы, где дамам лучше их видно, соревнуются на красивых конях в забавах с «чучелом»
[437], стараясь снискать их милость: поскольку обычно только эта знать умеет так хорошо исполнять конные упражнения. Помост, который г-н де Монтень велел для них соорудить
[438], обошелся в три экю. Он помещался также в прекрасном месте улицы.
