Неоднократные упоминания в письмах Ромма о дружбе с графом Головкиным и встречах с различными парижскими знаменитостями, видимо, произвели на его риомских корреспондентов излишне сильное впечатление, из-за чего у них сложилось явно преувеличенное мнение об успехах их земляка в покорении Парижа. Риомцы попросили Ромма оказать протекцию их общему другу Ж. Демишелю, человеку доброму, обаятельному и неглупому, но страшно невезучему как в семейной жизни, так и во всех коммерческих делах, которыми он пытался заниматься. Ромм согласился помочь Демишелю устроиться на хорошую службу, но при этом счел необходимым заметить Дюбрёлю: «Позвольте мне Вам сказать, мой дорогой друг, что Вы питаете иллюзии относительно моего места в обществе; оно далеко не столь значительно, как Вы предполагаете. Я по-прежнему всего лишь очень скромный учитель математики, чей кредит столь же ограничен, как и состояние».
Тем не менее наличие таких покровителей при королевском дворе, как граф Головкин и графиня д’Арвиль, давало Ромму важный козырь в той сложной игре по завоеванию столицы, которую он вел уже более полутора лет, – козырь, не использовать каковой было бы просто неразумно. И в начале 1776 года Ромм предпринял попытку радикально изменить ситуацию, чтобы, не тратя годы на трудоемкое и дорогостоящее изучение медицины, обрести желанное место, дающее высокий общественный статус и достаток.
Анн Робер Жак Тюрго (1727–1781) успешно сочетал в себе блестящие способности ученого – экономиста, философа, историка – с даром практика-администратора, который он сначала проявил на посту интенданта Лимузена, а затем, в 1774–1776 годах, – главы правительства
Его надежды были связаны с тем, что в период министерства Тюрго, возглавившего правительство Франции в 1774 году, между властью и научным сообществом установились особо тесные и доверительные связи. Выше уже говорилось о том, что французская политическая элита второй половины XVIII века отличалась, можно сказать, демонстративным почтением к науке, однако даже на этом фоне период правления Тюрго выделяется как золотой век в отношениях государства и ученых.
Мари Жан Антуан Никола де Карита маркиз де Кондорсе (1743–1794), выдающийся математик и сподвижник Тюрго, примет активное участие во Французской революции и в результате падет жертвой политической борьбы, как считается, приняв яд после ареста
С одной стороны, это было связано с личной позицией главы правительства: «Тюрго всегда проявляет живой интерес, когда речь идет о практическом приложении науки, будь то плавка стали на металлургическом заводе Бюффона <…> или оценка преимуществ и недостатков вымачивания конопли в проточной или непроточной воде». Причем поддержку генерального контролера финансов (так официально называлась должность Тюрго) получали не только научные изыскания, прикладная польза которых была достаточно очевидна, но и весьма рискованные начинания, на поверку оказывавшиеся авантюрами. Любопытно, однако, что даже многочисленные враги министра, не прощавшие ему ни одной ошибки в сфере экономики и финансов, не ставили ему в вину поддержку окончившихся неудачей дорогостоящих научных предприятий, руководствуясь, видимо, принципом, который сформулировал в этой связи известный журналист Л.П. Башомон: «Всё, что идет на пользу науке, не может считаться бесполезным».
С другой стороны, сами ученые, и в частности руководители Академии наук, считали Тюрго человеком своего круга и в большинстве с симпатией относились к его политике. «Послом республики наук» при генеральном контролере финансов выступал его друг и ближайший помощник, знаменитый математик М.Ж.А.Н. Кондорсе. «Это ученый муж, вечно поглощенный вычислениями и таблицами, вкладывающий свое личное честолюбие в упорядочение мер измерений, человек, которого Тюрго занимает и который занимает Тюрго самыми разнообразными научными проблемами, как самыми абстрактными, так и самыми практическими: таблицами импорта леса, улучшением мер емкости для вина, а затем переводами произведений Эйлера, учением о гидравлике аббата Боссю, терапевтическим методом лечения опущения желудка Готье и тут же планом Лонпандю, который должен обеспечить водный путь из Лиона в Гавр через Париж…»
Впрочем, горячие симпатии к Тюрго испытывали не только великие парижские ученые, но и провинциальные любители наук из Риома. В тех спорах, которые развернулись во Франции вокруг реформ Тюрго, товарищи Ромма безоговорочно причислили себя к «тюрготистам», и Дюбрёль как-то даже попенял своему другу за то, что тот позволил себе критические высказывания в отношении отдельных аспектов политики этого министра. Ромму пришлось оправдываться:
«Я счел бы себя оскорбленным, мой дорогой друг, если бы кто-то другой, а не Вы, назвал меня “антитюрготистом”, и я бы потребовал у него объяснения причин подобного поношения; Вам же я лишь напомню о своих предыдущих письмах, где мне приходилось говорить о г-не Тюрго».
Действительно, Ромм с большим интересом и сочувствием наблюдал за действиями Тюрго и постоянно сообщал друзьям новости об отношении к нему двора и об его очередных политических шагах, но, в отличие от земляков, не причислял себя ни к одной из «партий»: ни к приверженцам Тюрго, ни к противостоявшим им сторонникам Ж. Неккера:
Жаку Неккеру (1732–1804), банкиру из Женевы, сменившему Тюрго в качестве фактического главы правительства, удалось совместить несочетаемое: финансируя участие Франции в Войне за независимость США посредством внешних займов, он обрек французское государство на жесточайший финансовый кризис, однако, вовремя покинув свой пост и оставив преемнику разбираться с проблемами, сохранил в общественном мнении репутацию «финансового гения»
«Вы меня упрекаете, – писал он Дюбрёлю, – в том, что я, по Вашему убеждению, встал на сторону Неккера. И как я мог это сделать? Я не читал ни Бодо, ни Дюпона, ни Неккера, ни Сори, ни Кондорсе и совершенно не хочу этого делать. Со всех сторон мой слух терзают крики спорщиков, не вызывая у меня, однако, ни малейшего желания ознакомиться с аргументами тех или других. Я не думаю, что для человека, стремящегося сделать карьеру в обла
[17]сти, диаметрально противоположной политике, коммерции и финансам, жизненно необходимо вставать в ряды той или иной партии».
