В отправленном из Лиона письме от 27 августа / 7 сентября 1788 года Павел так рассказывает отцу о первом этапе их вояжа:
«Мы выехали из Риома августа 9-го дня [видимо, описка: правильно – 8-го по старому стилю или 19-го по новому] и были потом в Сент-Этиене, в Форе; где видели заводы огнестрельных ружьев. Оттуда мы проехали в Аннонэ, где видели бумажныя, для письма фабрики господ Montgolfier и Johannot, лутчия из всех нами виденных; а оттуда приехали в Лион 24-го дня, где и теперь находимся. Я вам не описываю здесь все, что мы видели в тех заводах, потому что это бы было слишком длинно; но я буду вам оное сообщать в моем журнале».
О следующем отрезке путешествия нам известно из записных книжек Ромма: он и его ученик посетили знаменитый уже тогда центр металлургии – заводы Крезо, где ознакомились с самыми передовыми для Франции того времени технологиями. «Семь лет назад, – пометил в своем блокноте Ромм, – Крезо еще ничего из себя не представлял, а сегодня это только что появившееся предприятие привлекает к себе взгляды всех просвещенных людей».
В конце октября Ромм и Строганов вернулись в Лион. Похоже, именно здесь и было принято решение об изменении дальнейшего маршрута. Вместо южных провинций, как это планировалось ранее, учитель и ученик направились в Париж. В письме из Лиона от 21 октября / 1 ноября молодой человек сообщает отцу: «Брат [Г.А.Строганов] поехал вчера поутру в южныя провинции Франции; а мы скоро поедем смотреть соляныя варницы, существующия в Франш-Конте, и думаем соединиться с ним в Париже чрез полтора месяца». Что побудило Ромма изменить первоначальные намерения?
Людовик XVI (1754–1793), король Франции (1774–1793), созывая Генеральные штаты, разумеется, даже не предполагал, что тем самым дает начало политическому процессу, в результате которого его собственная жизнь и судьба всей страны окажется в руках таких людей, как Ромм
Восьмого августа 1788 года Людовик XVI постановил собрать Генеральные штаты и назначил датой их созыва 1 мая следующего года. Происходившие до того времени политические события во Франции не только никак не влияли на разработанный Роммом план учебы воспитанника, но даже не находили никакого отражения в корреспонденции обоих. Однако всплеск общественной активности, вызванный известием о предстоящих выборах, не мог остаться незамеченным. Ну а поскольку главной целью продолжавшихся уже без малого десять лет путешествий Ромма и Строганова было прежде всего знакомство со всевозможными достопримечательностями, наставник и его подопечный не могли оставить без внимания такую редкость, как собрание представителей трех сословий, ранее состоявшееся в последний раз в 1614 году. Во всяком случае, именно так Ромм объяснил изменение их планов матери в письме от 24 октября: «Хотя мы не являемся людьми государственными и нам нечего делать на общенациональных собраниях, которые вскоре состоятся, они, однако, внесли кое-какие коррективы в наши намерения. Мы едем в Париж на четыре месяца раньше». По наблюдению А. Галанте-Гарроне, о возникшем в тот период у Ромма интересе к общественным делам свидетельствует и то, что впервые в списке приобретенных им книг в ноябре появляется политическая брошюра «Письма о нынешних волнениях в Париже».
Павел Строганов, рассказывая тете в письме от 21 октября / 1 ноября о ближайших планах, также связывает свой приезд в Париж с созывом Генеральных штатов: «Мой кузен отправился вчера утром в вояж по южным провинциям Франции, который продлится около двух месяцев. Мы же тем временем осмотрим солеварни во Франш-Конте, откуда поедем через Овернь в Париж. Кузен присоединится к нам в Париже в начале года, когда соберутся Генеральные штаты. Я с нетерпением буду ждать этого момента». Последняя фраза относится к встрече Павла с троюродным братом, а отнюдь не к началу работы Штатов. Политика занимала пока скромное место среди его интересов: в письме отцу, отправленном в тот же день, о Генеральных штатах вообще не упоминается. Подобное умолчание отнюдь не было связано с желанием уберечь родителя от треволнений. Весть о созыве Штатов большинство французов встретило с энтузиазмом, и никто не мог предвидеть последовавших вскоре актов революционного насилия. Кстати, о них-то Павел в дальнейшем станет информировать отца весьма подробно и регулярно. Просто осенью 1788 года он пока еще не придавал политическим событиям большого значения.
И все же именно с этого времени их отзвуки нет-нет да и появляются в его корреспонденции, наряду с привычным перечислением увиденных достопримечательностей. Так, в направленном из Безансона письме юноша сообщал:
«Мы выехали из Лиона сего месяца 4-го дня и уже видели соляныя варницы Франш-Конте, о которых я вам буду говорить в моем журнале. Мы находимся теперь в сем городе во время весьма достопримечательное, ибо собрание провинции сей, не бывшее от 1614 года, теперь началось, и привлекло великое множество приезжих».
В исторической литературе высказывались разные точки зрения о времени прибытия Ромма и Строганова в Париж. Великий князь Николай Михайлович, как уже отмечалось выше, датировал их появление там началом 1789 года. Вероятно, вслед за ним такого же мнения придерживался и В.М. Далин: «Не окажись Ромм и его воспитанник в Париже в первые месяцы 1789 года, кто знает, как сложилась бы его жизнь». А по утверждению А. Галанте-Гарроне, «Ромм приехал в Париж 24 ноября 1788 года». Впрочем, ни одна из этих версий не подтверждается документами. В письме от 16 декабря 1788 года Павел извещает отца: «Уже три дни тому назад как мы в Париже»; ну а поскольку он обычно датировал свои послания либо одновременно числами старого и нового стилей, разница между которыми составляла 11 дней, либо (как, очевидно, и на сей раз) только старого, то, произведя соответствующие вычисления (16–3+11), мы получим 24 декабря. Первое из парижских писем Ромма графу А.С. Строганову датировано 17 декабря 1788 года, очевидно, также старого стиля, которым Ромм нередко пользовался при отправке корреспонденции в Россию.
Нет единства мнений среди исследователей и относительно цели появления Ромма и его ученика в Париже. Великий князь Николай Михайлович, например, считал, что, направляясь в столицу, наставник юного графа уже имел твердое намерение сменить деятельность преподавателя на карьеру политика: «Ромм едва ли был чистосердечен, когда писал своей матери, что “мы люди не политические, и нам нет никакого дела до народных сборищ”. Напротив, никто так не увлекся окружающим, так резко не отказался от своих любимых занятий наукой и так сразу не вошел в сферу огня, с увлечением и страстью, как Жильбер Ромм. Все прошлое было им забыто в одно мгновение». По словам этого автора, произведенная по инициативе учителя замена фамилии его воспитанника на псевдоним убедительно свидетельствовала о заранее выношенном замысле Ромма заняться политической деятельностью: «Если он, въезжая в Париж, нашел более осторожным переменить фамилию графа Строганова на Очер, то ясно, что Ромм сознавал необходимость этой меры, и еще в горах Оверни, в начале 1789 года, его мысль определенно работала в известном направлении, весьма отдаленном от воспитательской деятельности».
