Поглядела на экран Джуда, чтобы оценить его реакцию. Тот выглядел таким же ошарашенным, как и все остальные.
– Что ж, сомневаюсь, что София еще долго будет числиться в списке рождественских поздравлений Национального общества предупреждения жестокого обращения с детьми, – заметил Кэдмэн.
– Надругательство над детьми для вас повод для шуточек? – спросила Либби.
Стрельнув глазами на Мэттью, Кэдмэн тотчас сдулся:
– Прошу прощения.
После разоблачения секретов Клер и Софии сразу стало ясно, что Пассажиры были тщательно отобраны, исходя из того, что они скрывают.
Больше ничего на свете не вызывало у Либби такую же ненависть, как секреты. В голове у нее зазвучал набатный колокол тревоги. Ее брат Никки скрывал свои суицидальные наклонности от семьи со дня выписки из больницы. А Уильям утаивал от нее свои шашни с офисной стажеркой. Какие секреты может скрывать от нее Джуд?
– Не могут ли обвинения Хакера быть облыжными? – обратилась она к Джеку. – Или хотя бы замалчивать часть истины? – Избегая встречаться с ней взглядом, тот уставился на экраны. Но Либби все равно продолжила: – Он использует каждого из нас, чтобы подставлять Пассажиров. Как только они представят лучшую версию себя самих, он исподтишка наносит смертельный удар своими обвинениями. Но откуда нам знать полную правду, если он не позволяет им представить контраргументы?
– Контраргументы? – Джек резко фыркнул. – Вы не врубаетесь в ситуацию, мисс Диксон. Мы уже давно играем не по правилам Куинсберри
[17] или хотя бы сохраняем подобие честности. Хакер не признает ничего, кроме собственной повестки дня.
– Я не дура, сама вижу, – отрезала она. – То, что он делает, – зеркальное отражение того, что происходит на ваших разбирательствах. Вы ведь тоже никогда не даете нам полную картину, а? Вы говорите нам ровно столько, сколько считаете нужным, прежде чем принудить нас решать, кто виновен – жертва или автомобиль. А поскольку такая уйма улик «засекречена», почти всегда проклятье обрушивается на голову жертвы. Так что его действия на самом деле ничуть не отличаются от ваших.
– Вы дезинформированы и невежественны, мисс Диксон. Нам ничего не остается, как позволить Пассажирам поведать нам, почему они должны жить, и ради них уповать, что они были честны. А если нет, да поможет им тогда Бог.
Либби поглядела Джеку прямо в глаза. Пронзительного взора, недавно пугавшего ее, как не бывало. Он проиграл свою схватку.
– Почему вы сдались настолько легко? – спросила она.
– Потому что не могу ничего поделать, чтобы хоть чем-нибудь помочь мисс Арден.
– Нет, я имею в виду не только Клер, я имею в виду происходящее здесь. Вы не поднялись бы в карьере до таких высот, если б не прокладывали путь зубами и когтями. Почему ваш телефон больше не приклеен к уху, как вначале? Почему вы не вымещаете злобу на своей канцелярии и больше не требуете соединить вас с ЦПОШ?
– Одна из множества проблем с вами, поколением двухтысячных, – то, что вы слишком много думаете и слишком вникаете в ситуации, которые не требуют вашего вмешательства. На вашем месте я бы сосредоточился на том, что ваш дружок Джуд скрывает за своим невидящим взглядом.
Либби не клюнула на эту удочку.
– У Хакера на вас что-то есть, не правда ли?
– Не городите чепуху.
Взгляд Джека на миг метнулся к собственному изображению на экране. Но отрицание прозвучало не настолько ядовито, как ожидала Либби. Она повернулась к нему всем телом. Джек остался неколебим, словно боялся, что малейшим движением может что-то выдать.
– Я права, так ведь? – продолжала Либби. – Он не раз и не два намекал, что ему известно нечто или о вас, или о процессе расследования. А вы не знаете, что ему ведомо, и потому ради перестраховки предпочитаете сидеть и не рыпаться. Уж если он знает так много о Пассажирах, то и о вас ему известно немало.
– У вас очень огульное воображение, мисс Диксон.
– Вы просто тянете резину в надежде покинуть эту комнату, получив как можно меньше боевых шрамов.
И тут Джек наконец поглядел на нее. Его молчание говорило красноречивей всяких слов. Либби снова переключила внимание на стену экранов. Лицо Софии было абсолютно бесстрастно, словно стоп-кадр. Сложив руки, она устремила взгляд куда-то мимо камеры сквозь ветровое стекло автомобиля.
– Мне что, нужно спрашивать, как соцсети отреагировали на разоблачение нашего «национального достояния»? – осведомился Хакер.
– Мнения как раз в духе ожидаемого, – откликнулся Кэдмэн. – Полагаю, можно смело утверждать, что на данный момент она самая ненавидимая женщина на планете.
– До столкновения осталось сорок пять минут, так не двинуться ли нам дальше? – предложил Хакер. – Давайте продолжим с одной из половин единственной женатой пары на нашем процессе.
Глава 38
Сэм Коул
Едкий привкус желчи, прокатившись вверх по горлу, хлынул в рот. Сэм сглотнул обжигающую горечь, ничем не выдав камере, что ему тошно от страха в самом буквальном смысле.
Не прошло и минуты с тех пор, как Сэм едва сдерживал ликование, когда доверие мира к Клер и Софии разлетелось вдребезги. Но в то же самое время он чересчур остро осознавал, что когда настанет его черед оказаться в фокусе внимания, то же самое почти наверняка постигнет и его. У него ничуть не меньше собственных секретов, которые могут перечеркнуть его шансы выжить.
Сэм лихорадочно соображал, сокращая возможные варианты всего до двух: сказать правду или солгать. Если он обставит Хакера, сделав признание, быть может, публика и члены жюри простят его? «С равным успехом ты можешь вынести себе смертный приговор без посредников», – сказал он себе. Тряхнул головой, быстро отбросив этот вариант. Никто из них не поймет сделанный им выбор, если только не окажется в его шкуре.
Если же он солжет умолчанием, то сможет потратить отведенные ему десять минут на убеждение зрителей, что он достойнее их поддержки, чем жена. А когда его час пробьет и Хакер раскроет секрет Сэма, он все равно сможет удержать толику сторонников. Опять же, еще есть шансик, что он не знает, о чем умалчивает Сэм. Но даже если Хакер не изобличит его, соцсети уж наверняка сделают это за него. Слишком уж многие знают его по другим сферам, чтобы это не просочилось в открытый доступ…
Сэм то и дело бросал взгляд на экран Хайди, пытаясь по выражению ее лица и языку тела постичь, как она держится. Не разберешь. Они вместе уже двенадцать лет, из них женаты десять, но чем дольше она служит в полиции, тем труднее становится проникнуть сквозь ее стальную оболочку. Она видит в мире слишком много дряни, это ее закалило.
