Былая Хайди не спросила бы, готов ли он пожертвовать жизнью ради нее. Пришло ли ей в голову хоть на миг, что он может дать детям ничуть не меньше, чем она? Вряд ли. Хайди хочет жить и дальше, так отчего же она не подумала, что Сэму хочется того же?
«Можешь ли ты в самом деле попытаться отобрать у нее голоса, чтобы спасти собственную шкуру?» – задался он вопросом. Снова бросил взгляд на Хайди. Когда она рассказала ему, что сослуживцы прозвали ее Эльзой, он и без ее объяснений понял почему. Как теперь, например. Даже покройся ее кожа инеем, выглядеть холодней она все равно не сможет. Именно способность отстраняться и позволяет ей ценить его жизнь ниже, чем собственную.
Насколько он видит, ее единственное преимущество перед ним – отношения с детьми. Его долгие рабочие недели в Галифаксе привели к тому, что у Бекки и Джеймса сформировались более тесные узы с мамочкой, чем с ним. Порой по его возвращении казалось, что в их тесной клике для него попросту нет места. Но он связан по рукам и ногам, а время у него не резиновое. Намеренно или нет, но Хайди заставляла его чувствовать себя в собственной семье гостем. И теперь он негодовал на нее за это сильнее, чем когда-либо прежде.
Один лишь звук голоса Хакера заставил его ногу затрястись.
– Мюриэл, не желаете ли приступить? – спросил тот, и время пошло. Сэм снова пригляделся к Мюриэл. Уж кого-кого он выбрал бы на роль потенциального спасителя, только не ее. Но нищим не пристало проявлять разборчивость…
– Привет, Сэм, – начала она благожелательно, будто утешая человека, понесшего тяжелую утрату. Он воздержался от напоминания, что еще не умер. – Как вы себя чувствуете?
– Если честно, то очень зол, – ответил Сэм и сложил руки на груди, словно желая подчеркнуть мысль.
– Что ж, это можно понять…
– А вы разве не чувствовали бы то же самое в моей шкуре? – перебил он. – Погибну либо я, либо моя жена, либо мы оба вместе, и это несправедливо, скажете нет? Я не хочу жить без нее, а она не хочет жить без меня, и как наши дети могут жить нормально, увидев, как их родителей разорвало в клочья на глазах у миллиардов зрителей? Они будут напуганы на всю жизнь, скажете нет?
Судя по выражению лица Мюриэл, она не ожидала, что Сэм будет так разъярен или взволнован. Это сбило ее с намеченного курса расспросов.
– Гм, у вас… э-э… двое детей, верно? – спросила она.
– Да, девяти и восьми лет, и лучших детей и желать нельзя. Джеймс – капитан школьной команды по регби в категории моложе десяти, а Бекки – очень талантливая певица. Только мысль о них и позволяет мне держаться. – Сэм выставил телефон перед камерой, чтобы продемонстрировать тщательно отобранные фотографии, в том числе его фото с детьми под мышками, но без Хайди.
– Красивые, – прокомментировала Мюриэл. – Как вы понимаете, цель нашей беседы – познакомиться с вами чуточку лучше. Можно спросить, давно ли вы женаты?
– В будущем месяце будет десять лет.
– Вы верующий?
– Я англиканин.
– Часто ли вы беседуете с Богом?
– Боюсь, нет. Я много работаю вдали от дома, так что у меня нет времени почти ни на что. Ну, я верил в Него, пока не очутился в запертом автомобиле, сражаясь за собственную жизнь.
– Когда мы наиболее уязвимы, вера – как раз то, что нам требуется, чтобы пройти испытание.
– Буду с вами честен: я чувствую, что Он покинул меня.
– Он всегда рядом с нами.
– Я Его не вижу. Он выставил меня на соревнование против собственной жены, единственного человека, которого я люблю больше всех на свете, не считая детей. Он должен знать, что я ни за что не стану состязаться с ней, так что участь моя предрешена. И потом, Хайди в любом случае завоюет больше публичной поддержки, чем я, скажете нет? Уж так устроен свет. Маму всегда ценят больше, чем папу.
– И да, и нет, – ответила Мюриэл, пребывая в некотором замешательстве по поводу правильного ответа. Сэм увидел, как она обернулась к коллегам-присяжным, приподняв брови, словно прося помочь. – В нашем веке равноправия вполне может сложиться, что люди поддержат вас, не так ли?
– Полагаю, мы оба знаем ответ, Мюриэл, – рассмеялся Сэм. – А если вдуматься, это невероятная дискриминация. Одно то, что женщина вынашивает ребенка девять месяцев, а после рожает его, вовсе не означает, что она обязательно окажется более квалифицированным родителем. И также не означает, что, будучи мужчиной, я не могу позаботиться о ребенке так же хорошо. Поймите меня правильно, я не говорю, что справлюсь лучше, чем Хайди; лучшей мамы детям и желать грех. Просто отмечаю, что в век, когда женщина равна с мужчиной как никогда, куда более вероятно, что это судилище переживет она, а не я.
Сэм увидел, что Фиона, напечатав что-то на своем планшете, подсунула его все более конфузящейся Мюриэл для прочтения. Часы на его экране дошли до середины. Он положил обе руки на бедро, чтобы нога не дергалась.
– Вы не хотели бы воспользоваться этой возможностью поведать нам чуточку больше о себе? – с надеждой спросила Мюриэл.
– Извините, что поставил вас в неловкое положение, – ответил Сэм. – Это непреднамеренно, просто как-то само собой вышло.
– Нет-нет, ничуточки, – соврала она, одарив его вымученной улыбкой.
– Я просто раздосадован, потому что вряд ли смогу увидеть или обнять детей снова, – продолжал он. – Они для меня всё на свете. И я ценю, что большую часть времени с ними проводит Хайди. Но будь у меня хоть полшансика, я поменялся бы с ней местами, и глазом не моргнув. Подобно миллионам и миллионам других пап, видящих и слышащих меня сейчас, я забочусь о своих детях иначе, чем мама, но оба способа важны в равной мере. И теперь идет к тому, что из-за этого я обречен на смерть. Почему же ваш Бог поставил меня в положение, где у меня нет ни шанса дать бой?
– Э-э, наверное, хоть вы и сотворили жизнь вместе, потому что женщина наделена биологическими средствами прокормления и взращивания этого дитяти. Вот почему некоторые считают ее более ценной…
– Так меня карают за то, что мой организм не в состоянии вскормить ребенка? В самом деле?
– Это не то, что…
– Значит, против меня не только общество, но и моя биология – та самая, которую сотворил Бог? Меня прокатили по полной, скажете нет?
Мюриэл предприняла еще несколько заходов с разных сторон, начиная с профессии Сэма и кончая его интересами и побуждениями. Но он всякий раз сводил к теме предубеждения против мужчин. Он сделал, что мог, и теперь остается лишь уповать, что его аргументы эхом отзовутся в представителях его пола. Внезапно Сэм вспомнил о времени – на довершение защиты у него осталось всего девяносто секунд.
– Можно мне задать вопрос вашему соцсетевику? – спросил он и дожидаться разрешения не стал. – Насколько я был популярен у публики, пока мои десять минут не затикали?
Изумленный этим обращением, взъерошенный Кэдмэн мигом оклемался и схватился за планшет, пробормотав:
