– Тебя забыть трудно. – Глаза Либби при этом заискрились. – Я хочу, чтобы ты знала: сказанное мною раньше – чистая правда. Я прочесывал соцсети в попытке отыскать тебя. Один друг моего друга, работающий в пивоварне, которой принадлежит тот паб, нарушил несколько законов о неприкосновенности частной информации, вытащив несколько твоих фоток из системы видеонаблюдения, чтобы помочь мне. – Достав свой телефон из бардачка, Джуд поднес его к камере, чтобы показать сохраненные фотографии. – Теперь, показывая их тебе, я понимаю, насколько гадко это выглядит.
– Выглядело бы, будь это кто другой, – возразила Либби, – но не ты.
Она едва сдерживалась, чтобы не расплыться в улыбке.
– Можно задать тебе вопрос, Либби?
– Разве не я должна задавать вопросы тебе?
– Да, но если надо выбирать между попыткой постоять за себя и возможностью узнать тебя лучше, то выиграешь ты, даже пальцем не шевельнув. – Тут уж Либби больше не могла сдерживать улыбку. – Как думаешь, что вышло бы, если б ты осталась в баре?
Ей пришлось минутку поразмыслить, прежде чем ответить:
– Думаю, мои подруги перебрались бы куда-нибудь еще, но мы с тобой остались бы в саду снаружи до самого закрытия. Потом пустились бы искать какую-нибудь тошниловку, чтобы купить что-нибудь мясное сомнительного качества в полистироловой коробке навынос, съели бы это по пути обратно в мой отель, а потом ты спросил бы мой номер, я бы его тебе дала, и мы поцеловались бы снова. Потом – может, пару-тройку следующих дней – обменивались бы эсэмэсками, а на следующие выходные встретились, чтобы вместе пообедать; а дальше по ситуации.
– Ты немало раздумывала об этом, а? – поддел ее Джуд. Фыркнув, Либби зарделась. – Я типа тоже думал, что где-то так оно и могло бы пойти. Но ты вместо того растворилась в ночи, будто Золушка, только без хрустальной туфельки. А теперь я заперт в авто, которое, наверное, взорвется, если только ты не сможешь убедить всех и каждого, что я заслуживаю спасения. Вполне современная романтичная сказка, правда?
Либби ощутила, что ее похлопывают по руке. Мэттью указал на таймер. Осталось шесть минут. У Либби засосало под ложечкой.
– Я понимаю, ты уже отказался, – переключилась она, – но никогда не прощу себе, если не задам какие-нибудь вопросы, которые могут помочь спасти твою жизнь.
– Тогда валяй, – Джуд вздохнул. – Но не хочешь ли ты сперва поднять вопрос, который вертится на языке у всех, только задать его никто не решается?
– То есть?
– Почему я Пассажир? Какой большой секрет я скрываю от вас всех?
Либби попыталась загнать свой страх поглубже, но тот упирался.
– Я не уверена, что хочу знать это, – негромко проговорила она.
– Мы могли бы потратить наши последние несколько минут, болтая о том, почему оказались здесь сегодня, или что произошло бы, будь у нас в ту ночь побольше времени. Но, исходя из опыта остальных Пассажиров, я понимаю, что Хакер только и ждет возможности выложить вам нечто способное изменить твое мнение обо мне. И я предпочту, чтобы ты услышала это из моих уст, а не из его.
Либби инстинктивно скрестила руки, словно хотела защититься от предстоящего ответа. Джуд сплел пальцы рук, тщательно подбирая слова.
– Ты спрашивала, как я ухитряюсь держаться, несмотря на все случившееся. Пожалуй, дело в том, что у меня нет причины бояться смерти. Но прежде чем все… это… произошло, я планировал провести это утро совершенно иначе.
– Как это?
– Просто на этом все должно было для меня закончиться.
– Что закончиться?
– Все. Это утро должно было стать для меня последним. Я собирался сегодня убить себя.
Глава 41
Либби охнула, на шаг попятившись от экрана, и устремила на Джуда испепеляющий взор в надежде, что это просто бездарная шутка, но чутье подсказывало ей, что он не из таких. Обернулась к Мэттью, Фионе и Мюриэл, чтобы убедиться, что не ослышалась. Их столь же недоумевающие лица сказали ей, что нет.
– Я… по-моему, я не поняла, – пролепетала Либби. – В каком смысле ты собирался покончить с собой?
– Боюсь, это означает именно то, что ты думаешь. Я задал спутниковой навигации координаты Форт-Бриджа в Шотландии. Бывала там когда-нибудь? – Либби покачала головой. – Мы с братом в детстве каждое лето ездили в Южный Квинсферри погостить у дяди. Это такой прекрасный уголок мира, что мне казалось подобающим подвести черту в таком месте, о котором у меня сохранились самые теплые воспоминания.
Голова у Либби шла кругом. Ответ Джуда прозвучал совершенно бесстрастно, словно речь шла о планах на отпуск, а не о смерти. Повинуясь рефлексу, она открыла было рот, чтобы попытаться отговорить его, но медицинская выучка тут же взяла верх. Тут пороть горячку нельзя.
– Я понимаю, что лезу не в свое дело, и надеюсь, что ты простишь меня, но не могу не спросить: что заставило тебя прийти к такому решению? – вместо того спросила она.
– Тебе вовсе ни к чему со мной цацкаться, Либби, – ответил Джуд. – Я не твой пациент. Я говорю только за себя, но подозреваю, что причина та же, по которой большинство людей хотят оборвать свою жизнь до срока. Просто мне больше совершенно незачем жить.
– Но когда мы встретились, ты казался таким счастливым, таким уверенным… твоя улыбка и энтузиазм – вот две вещи, которые запомнились мне о тебе наиболее отчетливо.
– Если страдаешь депрессией так же долго, как я, поневоле станешь убедительным лицедеем. Меня периодически ломало с юношеских лет, а в последние годы стало совсем невмоготу. Лекарства, психотерапия, электрошоковая терапия… чего я только не перепробовал, и хоть бы хны. Так что на последнее Рождество я пообещал себе, что, когда станет совсем уж тошно, буду сам ею хороводить, а не позволять ей хороводить мной. И после пары особенно трудных месяцев принял решение, что сегодня снова встану у руля. И вот – приехали…
– А как же твои родные?
– Кроме брата, у меня никого не осталось, но между нами настоящая пропасть. Мы с ним больше не знаемся.
– Я уверена, что ему по-прежнему тебя недостает.
– Ага, вполне может статься. Но одного желания не причинять ему боль маловато, чтобы оставаться здесь. Да и чего бы то ни было – маловато.
«А как же я?» – хотела спросить Либби, но прикусила язык.
– У тебя столько всего, ради чего стоит жить… – начала она и тут же оборвала себя на полуслове, вспомнив, что сколько ни напоминай человеку в депрессии о прелестях жизни, это не изменит его умонастроение ни на йоту. – Извини. Не это ты хотел услышать.
– Нет, вообще-то не это, – Джуд искренне улыбнулся ей. – Но все равно спасибо.
– А почему последние месяцы были такими скверными?
– Уйма перемен с той поры, как мы виделись. Я лишился работы, барахтался в поисках другой; меня выставили из квартиры, потому что рента мне не по карману, и теперь я живу в машине. Моюсь в туалетах супермаркетов, принимаю душ в общественном бассейне, когда могу наскрести на него, а ем по большей части продукты из продуктовых банков
[18] или объедки из мусорных контейнеров супермаркетов. Я растерял самоуважение и уверенность, а главное, волю к борьбе.
