– Говорят, у утконосов мозг размером с грецкий орех, – немедленно отреагировал Смит, – врут. Нет там никакого мозга. Чем тогда ты бредишь?
– Грамотей, валлаби – это сорт кенгуру. И еще так называют нашу сборную. Все сходится. Мы гуляем по сибириевому рудному узлу. По две штуки баксов за унцию. Можете набивать карманы.
Иван, кряхтя, крепил лазерный датчик, поэтому промолчал. Джон удивился:
– Откуда такая цена?
– Мы – монополисты. Какие цены хотим, такие и устанавливаем. Хо-хо, на бирже паника, брокеры с сотого этажа гроздьями сыпятся на мостовую! Мировой дефицит пистолетных патронов: олигархи стреляются тысячами!
– Хватит болтать, – сердито сказал Эрик, – Бор, если ты закончил подсчитывать барыши, помогай ребятам. Двадцать минут до начала.
Задрав головы, пытались разглядеть среди крупных звезд «Феникс», нащупывающий стационарную орбиту на пятисоткилометровой высоте.
– Вон, вон! – завопил Смит.
– Ты что, это Юпитер.
– Откуда знаешь, русский?
– Книжки читал. Не чековые.
– Подумаешь, умник, – вяло сказал Джон.
Подключилась Шен:
– Ребята, есть позиционирование. Капитан просит передать вам благодарность за хорошую работу.
Эрик двинулся к модулю, Боб поковылял за ним, бормоча что-то про дурацкую лунную походку и давно умерших поп-звезд.
В зените вспыхнули четыре новых звездочки: стартовавшие с платформы микроракеты, разматывая катушки графеновых тросов, устремились к поверхности астероида.
Смит прерывисто вздохнул. «Волнуется», понял Кузнецов.
– У них головки с бурами, – пояснил Смит, – перед контактом с поверхностью ускорятся, чтобы врезаться поглубже. А потом турбинные буры прогрызут еще на триста футов. Это в ваших метрах будет, э-э-э…
Иван хотел было едко заметить, что все прекрасно и сам знает, во время учебы сто раз рассказывали. И что умножать в уме триста на ноль-три – упражнение для недоразвитого первоклассника.
Но сдержался.
Похлопал по плечу американца:
– Не переживай, все нормально будет.
Джон поглядел удивленно и промолчал, машинально поправляя титановые костыли на поясе.
* * *
– У меня кожа страшно сохнет, а все запасы крема давно кончились.
Астронавигатор Джи на экране монитора кивнула:
– У меня тоже. Это все корабельные осушители воздуха и спиртовые протирки вместо человеческого душа. А жуткая мазь у доктора…
– Пахнет нестираными носками, буэ – подхватила Шен.
Девчонки рассмеялись.
– Мужскими, – уточнила Джи, – был у меня один. Я его выгнала. Не за то, конечно, что он расшвыривал свои чехлы для копыт по всему дому. Хотя, за это тоже. Так еще две недели обнаруживала эти минные закладки в самых невообразимых местах. И ни одного – парного. Мы, наверное, поэтому и расстались: у мальчика просто все, от мозга до носков, не подходило для жизни в паре.
Кто-то с «Феникса», не видимый на экране, громко сказал:
– Джи, прекращай чирикать. Остальное сообщишь в твиттере. Тебя зовут в рубку, отстыковка от лифтовой платформы. И начинаем готовить второй рейс на Эмету.
– Пока, дорогая, – китаянка нагнулась к экрану и прошептала, – как там твой мишка-коала? На мой вкус, остроумен, но болтлив.
– У меня, слава Богу, свой вкус, – рассмеялась Шен.
Зашипела дверь – вошли Эрик и Боб.
– Что с твоим подопечным? – спросил пилот.
– Маленький Глоб принял данные, – ответила Бейкер, – и сейчас дублирует работу корабельного компьютера. Все по плану. Тебе скоро лететь за очередным грузом.
– Через три часа, – кивнул Андерссон, – так что занимайте койки, потом возможности не будет, когда я привезу еще шестерых.
– Можешь их всех выкинуть по дороге, – предложил Бор, – главное, ты моего «Грызуна» не забудь. И аккумуляторы. И топливо.
– И продукты, – подхватила Шен, – кислород, воду, нормальный крем для кожи…
– Солнцезащитный? Да-да, шезлонги, доски для серфинга и билеты на оперу в партер. Умерьте аппетиты. Что прицепят, то и притащу, я всего лишь водила-дальнобойщик.
– Не может быть! – закричал Боб, – какое горькое разочарование! Я-то был уверен, что Эрик Андерссон – лучший пилот ближнего и дальнего космоса, ястреб Галактики, виртуозный мастер головокружительного маневрирования. А он только извозчик. У меня шок, дайте мне виски.
– Перебьешься.
– Все, я буду рыдать.
– Поплачь, это хорошо. Чем в тебе меньше жидкости, тем меньше нагрузка на санузел, – спокойно ответил пилот.
Боб не успел парировать – взволнованный голос из динамика произнес:
– Викинг, это Феникс, у нас проблема с Глобом Большим. Шен, подключай четвертый канал, принимай на себя управление реактором.
– Реактором? Что случилось? – растерянно переспросила Шен, бегая пальцами по панели управления.
– Живее! – завопил динамик – у нас…
И замолчал.
Шен лупила по панели, бормотала неразборчиво, умоляя кого-то о чем-то, а Эрик, замерев, смотрел, как гаснут экраны связи с кораблем.
Потом прыгнул, навис над пультом:
– Где? Где управление радаром?
– Второй монитор.
Вот синяя метка – лифтовая платформа. В ста километрах от нее, где и положено, голубой маркер цистерны – противовеса орбитального лифта.
На том месте, где должен был быть зеленый кружок «Феникса», экран пачкала россыпь серых неопознанных точек. И эта россыпь расползалась, становясь больше – словно стремительная раковая опухоль, словно бельмо на зрачке локатора.
Эрик, шепча проклятия, удвоил масштаб. Потом еще и еще.
Корабля не было. Нигде.
Боб схватил микрофон и заорал:
– Викинг вызывает Феникс. Феникс, прием. Отвечайте, чертовы ублюдки, что за неуместные шутки?!
Щелкнул динамик местной связи:
– Это Иван. Эрик, тебе стоит посмотреть. Тут непонятно что в зените.
Андерссон крикнул:
– Верхний обзор – на экран!
Прямо над модулем, на черном муаре неба, расцветал невиданный алый цветок, разбрасывая искры и протуберанцы.
Крупные звезды, помаргивая, смотрели на непривычную картину.
В космосе прекрасно все.
Даже смерть.
* * *
– Реактор не может взорваться ни с того, ни с сего. Там автоматическое заглушение, если вдруг синтез выйдет из-под контроля – в третий раз сказал Кузнецов, – и вообще, нет ничего надежнее и безопаснее, чем Новосибирские мини-установки термояда.
