Он увидел своих спутников: Слита, Карабеллу, Делиамбера, Залзана Кавола и Эйзенхарта. Напряженные и обеспокоенные, они столпились у дальней стены.
Он повернулся в другую сторону, рассчитывая увидеть трех министров, снова восседавших на своих тронах. Они и в самом деле были тут, но появилось еще два великолепных кресла, так что теперь перед Валентином сидели пятеро. Наррамир, уже одетая, расположилась слева. Рядом с ней сидел Дилифон. В середине Валентин увидел круглолицого мужчину с широким прямым носом и темными глазами. После секундного раздумья он узнал в нем Хорнкэста, главного спикера понтифекса. Рядом с ним сидел Шинаам, а крайнее правое кресло занимал незнакомый Валентину человек – тонгогубый, с резкими чертами лица и серой кожей, иноземец. Все пятеро строго смотрели издали на Валентина, словно были членами тайного судилища и запаздывали с вынесением приговора.
Валентин встал, не делая попыток одеться. Почему-то казалось, что перед этим судилищем положено стоять обнаженным.
– Твой мозг ясен? – спросила Наррамир.
– По-моему, да.
– После того как кончился твой сон, ты проспал еще час. Мы ждали, когда ты проснешься. – Она указала на серокожего. – Это Сепултроув, врач понтифекса.
– Я так и подумал, – сказал Валентин.
– А этого человека ты, наверное, знаешь. – Она указала на того, кто сидел в центре.
Валентин кивнул:
– Да, это Хорнкэст. Мы встречались. – Широко улыбнувшись, он добавил: – Только тогда я выглядел по-другому. Вы признаете мои притязания справедливыми?
– Мы признаем твои притязания справедливыми, лорд Валентин, – мелодичным голосом произнес Хорнкэст. – Великое и немыслимое преступление свершилось в этом мире, но все будет поправлено. Оденься. Тебе не пристало являться обнаженным перед понтифексом.
Хорнкэст возглавил процессию в имперский тронный зал. За ним шли Наррамир и Дилифон с Валентином посредине, Сепултроув с Шинаамом замыкали шествие. Спутникам Валентина не позволили сопровождать его.
Они шли по узкому, с высоким сводом туннелю из сияющего зеленоватого стекла, в глубине которого мелькали странные искаженные отражения. Туннель с легким уклоном уходил в глубину по спирали; через каждые пятьдесят шагов его полностью перегораживали бронзовые двери.
Хорнкэст прикасался пальцем к скрытой панели, и дверь бесшумно открывалась, пропуская их дальше. Наконец они дошли до двери, богато украшенной резным золотым символом Лабиринта и имперской монограммой Тиевераса над ним. Валентин знал, что это самое сердце Лабиринта, самая глубокая и центральная его точка. Когда открывшаяся от прикосновения Хорнкэста последняя дверь пропустила их, они оказались в просторной светлой сферической комнате с круглыми стеклянными стенами, где на роскошном троне сидел понтифекс Маджипура.
Валентин видел понтифекса Тиевераса пять раз. Первый – когда Валентин был еще ребенком, а понтифекс прибыл в Горный замок на свадьбу лорда Малибора; второй – через несколько лет, на коронации лорда Вориакса; затем через год – на свадьбе Вориакса; четвертый раз – когда Валентин явился в Лабиринт по поручению брата, а последний – всего лишь три года назад, хотя казалось, что прошло тридцать лет, – когда Тиеверас приехал на коронацию Валентина. Понтифекс и при первой встрече с Валентином был уже стар: огромного роста, худой, отталкивающего вида человек с грубым угловатым лицом, с черной как смоль бородой и мрачными, глубоко посаженными глазами. Чем старше он становился, тем резче выделялись его характерные черты и он все больше походил на труп. Этот утративший гибкость, медленно передвигающийся, старый, как будто высохший человек оставался тем не менее внимательным, мудрым и по-прежнему мощным духом, он все еще излучал ауру безмерной власти и величия.
Но теперь… Теперь…
Трон, на котором сидел Тиеверас, был тот же, что и при первом посещении Валентином Лабиринта: роскошное золотое сиденье с высокой спинкой, к которому вели три широкие низкие ступени. Но теперь этот трон был заключен в шар из голубоватого стекла, в котором переплеталась сложная сеть поддерживавших жизнь трубок, образовавшая некое подобие кокона. Прозрачные трубки с цветными жидкостями, счетчики и шкалы, измерительные пластинки на щеках и лбу понтифекса, провода, соединения и зажимы – все это выглядело сверхъестественно и пугающе, потому что откровенно указывало: жизнь понтифекса сохранялась не в нем самом, а в приборах, окружавших его.
– И давно он так? – прошептал Валентин.
– Система разрабатывалась в течение двадцати лет, – с явной гордостью ответил Сепултроув, – но только последние два года он находится под ее контролем постоянно.
– Он в сознании?
– О да, определенно в сознании, – ответил врач. – Подойди ближе, посмотри на него.
Валентин неловко подошел и остановился в футе от трона, вглядываясь в удивительного старика в стеклянном пузыре. Да, он видел, что свет еще горит в глазах Тиевераса, бесплотные губы решительно сжаты. Кожа на черепе понтифекса стала совсем пергаментной, а длинная борода, все еще на удивление черная, сильно поредела.
Валентин глянул на Хорнкэста.
– Он узнает людей? Он говорит?
– Конечно. Дай ему время.
Глаза Валентина встретились с глазами Тиевераса. Повисла страшная тишина. Старик нахмурился, зашевелился и быстро провел языком по губам. Затем он издал дрожащий звук, напоминающий одновременно и хныканье, и стон.
Хорнкэст объяснил:
– Понтифекс приветствует своего возлюбленного сына лорда Валентина, короналя.
Валентин с трудом подавил дрожь.
– Скажи его величеству… скажи ему… скажи, что его сын лорд Валентин, корональ, пришел к нему, как и всегда, с любовью и почтением.
Так было принято: никто никогда не говорил непосредственно с понтифексом, а только через главного спикера, который обязан был повторять все слова, хотя практически этого не делал.
Понтифекс снова пробормотал что-то столь же неразборчивое.
Хорнкэст передал:
– Понтифекс выражает озабоченность положением в королевстве. Он спрашивает, что планирует предпринять лорд Валентин для восстановления надлежащего порядка вещей.
– Скажи понтифексу, что я собираюсь идти на Замковую гору и призвать на помощь всех граждан. Я прошу его указания заклеймить Доминина Барджазида как узурпатора и осудить всех, кто поддерживает его.
Понтифекс издал более воодушевленные звуки – резкие и высокие, наделенные, казалось, сильнейшей энергией.
– Понтифекс желает быть уверенным, – перевел Хорнкэст, – что ты постараешься по возможности избежать сражений и смертей.
– Скажи ему, я предпочел бы взять Замок, не потеряв даже одной жизни с той или другой стороны, но не знаю, удастся ли это мне.
Раздались странные булькающие звуки.
На лице Хорнкэста появилось озадаченное выражение. Он стоял, наклонив голову, напряженно вслушиваясь.
