Скандары жонглировали в другой части двора, репетируя то, что намеревались показать на параде: чудеса с серпами, ножами и горящими факелами. Валентин мельком взглянул на них, и работа этих четырехруких существ привела его в восхищение. Но в основном он был сосредоточен на собственной тренировке.
Так прошел День моря. На четвертый день мячи сменились дубинками. Задача оказалась сложной, потому что, хотя принципы оставались в основном прежними, дубинки были больше и менее удобны, и приходилось бросать их выше, чтобы иметь время на захват. Валентин начал с одной дубинки, перебрасывая ее из руки в руку. Карабелла объясняла, как держать дубинку, как бросать и как ловить. Следуя ее советам, он быстро освоился и с дубинкой.
– Теперь, – сказала она, – возьми в левую руку два мяча, а в правую – дубинку.
Сначала ему мешала разница в массе и скорости, но так продолжалось недолго, и он вскоре перешел к двум дубинкам в правой руке и одному мячу в левой, а к вечеру четвертого дня уже работал с тремя дубинками. Запястья болели, глаза слезились от напряжения, но Валентин жонглировал, не желая да и практически не имея возможности остановиться.
Вечером он спросил:
– Когда вы научите меня перебрасываться дубинками с другими жонглерами?
Карабелла улыбнулась:
– Позднее, после парада, когда мы пойдем на восток через деревни.
– Я мог бы попробовать это и сейчас.
– Только не во время парада. Ты демонстрируешь чудеса, но есть предел тому, что можно освоить за три дня. Если бы мы стали жонглировать на параде с новичком, нам пришлось бы опуститься до его уровня, а короналю это вряд ли доставит большое удовольствие.
Он вынужден был признать ее правоту и все же продолжал мечтать о том времени, когда сможет принять участие в совместной работе жонглеров как равноправный член труппы и будет перебрасываться с ними дубинками, ножами или факелами.
Ночью четвертого дня шел дождь, необычно затяжной для субтропического лета Пидруида, где обычно бывали короткие ливни, и к утру пятого дня двор стал вязким и мокрым, как губка. Но небо очистилось, и горячее солнце светило ярко.
Шанамир, шатавшийся по городу, пока Валентин репетировал, рассказывал, что подготовка к большому параду идет полным ходом.
– Повсюду ленты и флаги, – описывал он увиденное, стоя на безопасном расстоянии, когда Валентин с утра начал разминку с тремя дубинками. – Знамена с Горящей Звездой выставлены вдоль дороги от врат Фалкинкипа до врат Дракона, а за ними, как я слышал, вдоль всего порта, на много миль все украшено, даже дорогу покрыли золотыми тканями и зеленой росписью. Говорят, все это стоит не одну тысячу реалов.
– А кто платит? – спросил Валентин.
– Как кто? Народ Пидруида, – удивленно ответил мальчик. – Кто же еще? Уж конечно, не Ни-мойя и не Велатис!
– По-моему, корональ сам мог бы оплатить свой фестиваль.
– А чьими деньгами он будет платить, если не налогами со всего мира? Зачем бы городам Алханроэля платить за фестиваль в Зимроэле? Кроме того, это великая честь – принимать короналя! Пидруид охотно платит. Послушай, как ты умудряешься бросать дубинку и одновременно хватать ее той же рукой?
– Бросок раньше, дружище. Но только чуть-чуть раньше. Смотри внимательно.
– Я смотрю и все-таки не могу понять, как это делается.
– Когда у нас будет время – как только закончится парад, – я все покажу тебе.
– Куда мы пойдем отсюда?
– Не знаю. Карабелла говорила, что на восток. Мы пойдем в любое место, где намечается ярмарка, карнавал или фестиваль и где нужны жонглеры.
– Я тоже стану жонглером, Валентин?
– Если захочешь. Но я думал, тебя больше привлекает море.
– Я и в самом деле хочу путешествовать, – сказал Шанамир, – но необязательно по морю. Я не хочу возвращаться в Фалкинкип. Восемнадцать часов в день в стойлах, в заботе о животных – нет, это не для меня, хватит уж! Ты знаешь, в ту ночь, когда я покинул дом, мне приснилось, что я научился летать. Это был сон от Повелительницы, Валентин, я сразу понял, а полет означает, что я пойду туда, куда надеялся. Когда ты сказал Залзану Каволу, чтобы он взял и меня, если хочет нанять тебя, я задрожал. Я думал… Я чувствовал все… – Он овладел собой. – Валентин, я хочу быть таким же хорошим жонглером, как ты.
– Я еще не хороший. Я только начинающий.
Однако Валентин почувствовал себя увереннее и, словно желая порисоваться, стал бросать дубинки по более низким дугам.
– Не могу поверить, что ты научился этому за два дня.
– Слит и Карабелла хорошие учителя.
– Я никогда не видел, чтобы кто-то чему-то научился так быстро, – удивился Шанамир. – У тебя, наверное, мозг особенный. Бьюсь об заклад, ты был какой-то важной особой, пока не стал бродяжничать. Ты выглядишь таким дружелюбным, таким… простым и тем не менее… тем не менее…
– Скрытые глубины, – добродушно усмехнулся Валентин.
Он попытался бросить дубинку из-за спины, и она с треском ударила его по левому локтю. Все три дубинки упали на мокрую землю, а Валентин, морщась, потирал ушиб.
– Мастер-жонглер! – воскликнул он. – Видал? Обычно требуется несколько недель, чтобы научиться так бить свои локти!
– Ты это сделал, чтобы сменить тему разговора, – почти серьезно сказал Шанамир.
Глава 8
Приближалось утро Звездного дня – дня парада, дня короналя, первого дня великого фестиваля Пидруида, а Валентин спал, свернувшись калачиком, и видел спокойный сон: пышную зелень холмов, прозрачные озера с голубыми и желтыми водяными цветами. Он проснулся от того, что чьи-то пальцы воткнулись ему под ребра, и сел, моргая и что-то бормоча. Было темно. До рассвета еще далеко. Над ним склонилась Карабелла. Даже в темноте Валентин ощутил ее кошачью грацию, уловил тонкий запах кожи, услышал легкий смех.
– Почему так рано? – пробормотал он.
– Чтобы занять хорошее место, когда корональ пойдет мимо. Поторопись! Все уже готовы.
Валентин вскочил. Запястья немного ныли от жонглирования дубинками. Он раскинул руки и потряс расслабленными кистями. Карабелла усмехнулась, взяла его руки в свои и взглянула ему в лицо.
– Ты будешь великолепно жонглировать сегодня, – тихо произнесла она.
– Надеюсь.
– Какие могут быть сомнения, Валентин? Что бы ты ни делал, все у тебя выходит отлично. Таков уж ты есть.
– И тебе известно, что я за человек?
– Конечно. Наверное, даже лучше, чем тебе. Валентин, известна разница между сном и явью?
Он нахмурился:
– Не понял.
– Мне иногда кажется, что для тебя это одно и то же, что ты живешь во сне или спишь в жизни. Но вообще-то я так не думаю, и Слит тоже. Ты околдовал его, а это нелегко. Он везде бывал, многое видел, однако он постоянно говорит о тебе, пытается понять тебя, заглянуть тебе в душу.
