– Мы будем расплачиваться с ними всю ночь? – спросил Залзан Кавол.
– Молчи, – велел Делиамбер. – Не оскорбляй их. Наши жизни в их руках.
Жонглеры воспользовались случаем, чтобы отрепетировать новые трюки. Скандары увеличивали число перехватов, отнимая броски друг у друга, и это выглядело комично из-за их размеров и силы. Валентин обменивался дубинками со Слитом и Карабеллой. Затем Слит стал быстро перебрасываться с Валентином, в то время как сначала Карабелла, а потом Шанамир бесстрашно кувыркались между ними. Пошел уже третий час выступления.
– Эти лесные братья получили от нас пятиреаловое представление, – ворчал Залзан Кавол. – Когда этому будет конец?
– Вы очень ловко жонглируете, – заметила Лизамон. – Им очень нравится ваше выступление. И мне тоже.
– Как мило с вашей стороны… – язвительно заметил Залзан Кавол.
Наступили сумерки. Видимо, темнота изменила настроение лесных братьев, потому что они вдруг потеряли интерес к представлению. Пятеро из них вышли вперед и стали обрывать сеть. Их маленькие с острыми пальцами руки легко справлялись с лианами, хотя любой другой безнадежно запутался бы в них. Не прошло и нескольких минут, как путь был свободен, а лесные братья исчезли в лесу.
– У вас вино есть? – спросила Лизамон. Жонглеры к этому времени собрали свой инвентарь и уже готовы были ехать. – Ваше представление вызвало у меня страшную жажду.
Залзан Кавол начал было жаловаться, что запасов останется мало, но опоздал: Карабелла, бросив острый взгляд на хозяина, достала флягу. Женщина-воин запрокинула ее и осушила одним хорошим глотком. Затем вытерла губы рукавом и рыгнула.
– Неплохое, – похвалила она. – Дюлорнское?
Карабелла кивнула.
– Эти гэйроги, даром что змеи, а в выпивке понимают толк. В Мазадоне вы такого не найдете.
– Ты говорила – траур три недели? – спросил Залзан Кавол.
– Не меньше. Все общественные развлечения запрещены. Желтые траурные полотнища на всех дверях.
– От чего умер герцог? – осведомился Слит.
Великанша пожала плечами.
– Одни говорят, что его напугало до смерти послание от Короля, другие – что он подавился полупрожаренным мясом, а третьи – что он перетрудился с тремя наложницами. Да и какое кому дело? Он умер, и сомневаться в этом не приходится, а все остальное – мелочи.
– И работы там не будет? – мрачно поинтересовался Залзан Кавол.
– Нет, ничего до самого Тагобара, а может, и дальше.
– Столько времени без заработка, – пробормотал скандар.
– Да, тебе не повезло, – кивнула Лизамон. – Но я знаю, где вы найдете хороший заработок, – как раз за Тагобаром.
– Да, – откликнулся Залзан Кавол. – В Кинторе, я полагаю.
– В Кинторе? Нет, там сейчас голодное время. Этим летом у них был плохой урожай, торговцы прижали кредит, и вряд ли там есть деньги, чтобы тратить их на представления. Нет, я говорю об Илиривойне.
– Что? – вскричал Слит, как будто его поразила стрела.
Валентин порылся в памяти, ничего не вспомнил и шепнул Карабелле:
– Где это?
– Юго-восточнее Кинтора.
– Но к юго-востоку от Кинтора – территория метаморфов.
– Именно.
Тяжелые черты лица Залзана Кавола оживились:
– Что за работа для нас в Илиривойне?
– В следующем месяце у меняющих форму фестиваль, – ответила Лизамон Халтин. – Там будут танцы в честь урожая, всяческие состязания и празднества. Я слышала, что иногда труппы из имперских провинций приходят в резервацию и во время фестиваля зарабатывают большие деньги. Меняющие форму без всякого уважения относятся к имперским деньгам и легко тратят их.
– В самом деле, – согласился Залзан Кавол. Холодный свет жадности заиграл на его лице. – Я тоже слышал об этом, только очень давно. Но мне никогда не выпадал случай проверить, правда ли это.
– Проверяйте без меня! – вдруг закричал Слит.
Скандар бросил взгляд в его сторону.
– Что?
Слит выглядел страшно напряженным, как будто весь вечер жонглировал вслепую. Губы его побледнели, глаза неестественно светились.
– Если ты пойдешь в Илиривойн, – твердо сказал он, – я с тобой не пойду.
– А контракт? – спросил Залзан Кавол.
– Это не имеет значения. Ничто не заставит меня идти с тобой к метаморфам. Имперский закон там не имеет силы, и наш контракт аннулируется, как только мы войдем в резервацию. Я не люблю меняющих форму и отказываюсь рисковать жизнью и душой на их территории.
– Мы поговорим об этом позднее, Слит.
– Мой ответ и позднее будет таким же.
Скандар окинул взглядом всех.
– Хватит. Мы и так здесь слишком задержались. Спасибо тебе за помощь, – холодно обратился он к Лизамон.
– Желаю тебе выгодной поездки, – усмехнулась она и направилась в лес.
Поскольку они потеряли много времени из-за заблокированной дороги, Залзан Кавол решил ехать ночью, чего прежде они никогда не делали. Валентин, безумно уставший после быстрого бега и жонглирования и слегка опьяневший от плода двикка, уснул, сидя в задней части фургона, и проспал до самого утра. Последнее, что он слышал, был ожесточенный спор о путешествии на территорию метаморфов. Делиамбер уверял, что слухи об опасности Илиривойна сильно преувеличены. Карабелла говорила, что Залзан Кавол предъявит иск Слиту, если тот нарушит условия контракта, а Слит с почти истерической убежденностью повторял, что он боится метаморфов и не подойдет к ним ближе чем на тысячу миль. Шанамир и Виноркис тоже опасались меняющих форму и говорили, что те угрюмы, лживы и опасны.
Проснувшись, Валентин обнаружил, что его голова покоится на коленях Карабеллы. В фургон вливался яркий солнечный свет. Они стояли в каком-то большом красивом парке с широкими серо-голубыми лужайками и стреловидными деревьями на высоких холмах.
– Где мы? – спросил Валентин.
– В окрестностях Мазадона. Скандар гнал, как сумасшедший, всю ночь, – ответила Карабелла и рассмеялась. – А ты спал как убитый.
Снаружи в нескольких ярдах от фургона Залзан Кавол и Слит затеяли жаркий спор. Маленький блондин, казалось, разбух от ярости. Он ходил взад и вперед, бил кулаком по ладони, кричал, топал ногами, один раз чуть не бросился на скандара, который, как ни странно, был спокоен и выдержан. Он стоял, сложив все четыре руки, глядел сверху вниз на Слита и лишь изредка бросал холодную реплику.
Карабелла повернулась к Делиамберу.
– Это продолжается слишком долго. Колдун, ты не мог бы вмешаться, пока Слит не сказал что-нибудь по-настоящему грубое?
Вруун сохранял меланхолическое спокойствие.