– Лизамон?! Ты?!!
– Нет, понтифекс Тиеверас и его косоглазый дядя! Это ты, Валентин?
– Да. Ты где?
– В глотке этого вонючего дракона! А ты?
– Недалеко от тебя! Но я тебя не вижу!
– Пой, – предложила она. – Стой на месте и пой, а я постараюсь дойти до тебя.
Валентин запел как можно громче:
Лорд Малибор был красив и смел
И бурное море любил…
Снова раздался рев, гигантская глотка животного вновь открылась, чтобы впустить морскую воду и тучу рыбы. Когда поток захлестнул Валентина, он опять ухватился за колонну.
– Ох, во имя пальцев Божества, держись, Валентин, держись! – кричала Лизамон.
Он изо всех сил цеплялся, пока поток не иссяк, и затем, обессиленный, промокший насквозь, тяжело дыша, привалился к колонне. Откуда-то издалека его снова позвала великанша, и он откликнулся. Затем ее голос послышался ближе… Она потребовала, чтобы он продолжал петь. Валентин повиновался.
Лорд Малибор у руля без слова
Стоял и в пучину смотрел:
Дерзкого самого, самого злого…
Он слышал, как она подхватила песню, пробираясь через замысловатые драконьи внутренности, и наконец в слабом свете увидел ее саму. Они улыбнулись друг другу, а затем со смехом обнялись.
Чудесное спасение Лизамон заставило Валентина вновь вспомнить тех, кого наверняка не было в живых, и в нем опять проснулись боль и стыд. Он закусил губу и отвернулся.
– Мой лорд? – растерянно спросила она.
– Остались только мы с тобой, Лизамон.
– Да, хвала Божеству за это!
– Но остальные были бы живы, если б не сделали глупость и не побежали на другой конец мира…
Она схватила его за руку:
– Мой лорд, ведь скорбь не вернет их к жизни, если они умерли?
– Я знаю, но…
– Мы спасены. Если мы потеряли друзей, это действительно повод для печали, но не для чувства вины. Они пошли за тобой по своей воле, верно? И если пришло их время, то оно пришло, и с этим ничего не поделаешь. Горюй о них, мой лорд, но радуйся, что мы спасены.
– Да, скорбь не вернет их к жизни. Но что это за спасение? Долго ли мы просуществуем тут, Лизамон?
– Достаточно для того, чтобы вырваться на свободу.
Она вытянула из ножен вибромеч.
– Ты думаешь, мы сможем прорубить путь наружу? – ошеломленно спросил он.
– А почему нет? Я пробивалась и через худшее.
– Как только ты дотронешься этой штукой до драконьей плоти, он нырнет на дно. Здесь мы в большей безопасности, чем при попытке всплыть с глубины в пять миль.
– Когда нам приходилось туго, все говорили, что ты оптимист, – возразила она. – Куда же делся сейчас этот твой оптимизм? Дракон живет на поверхности. Он будет метаться, но не нырять. А если мы и очутимся на пятимильной глубине, нас, по крайней мере, ждет быстрая смерть. Ты сможешь дышать этой гадостью вечно? Сколь долго ты сможешь продержаться внутри этой гигантской рыбы?
Лизамон коснулась мечом боковой стенки. Толстая влажная плоть слегка вздрогнула, но не отпрянула.
– Видишь? У него здесь нет нервов, – сказала Лизамон.
Она ввела оружие чуть глубже и повернула, чтобы вырезать отверстие. Плоть запульсировала и задрожала. Лизамон воткнула меч еще глубже.
– Как ты думаешь, он никого больше не проглотил, кроме нас? – спросила она.
– Я слышал только твой голос.
– И я слышала только твой. Фу, ну и чудище! Я пыталась удержать тебя, когда нас перекинуло через борт, но потом мы обо что-то ударились, и я выпустила тебя. Но мы все-таки попали в одно и то же место.
Она уже вырезала в боку драконьего желудка дыру в фут глубиной и в два шириной. Дракон, казалось, вовсе не заметил этой хирургической операции. «Мы словно паразиты, прогрызающие себе путь изнутри», – подумал Валентин.
– Пока я режу, сходи посмотри, нет ли кого-нибудь еще. Только не уходи далеко, слышишь?
– Я буду осторожен.
Он пошел вдоль стенок желудка, пробираясь во тьме, дважды или трижды останавливаясь, чтобы удержаться в потоках несущейся воды, и постоянно крича в надежде на то, что кто-нибудь откликнется, но ответа не получил. Тем временем Лизамон уже глубоко врубилась в тело дракона. Повсюду были навалены куски мяса, а сама она была забрызгана густой пурпурной кровью. Продолжая резать плоть, великанша весело напевала:
На палубе бился лорд Малибор,
И кровь ручьями текла.
А сколько народу тогда полегло —
Память не сберегла…
– Как по-твоему, далеко до конца? – спросил он.
– С полмили или около того.
– Ты серьезно?
Она засмеялась.
– Думаю, десять-пятнадцать футов. Давай очищай отверстие за мной. Эта мясная куча растет быстро, я не успеваю ее откидывать.
Чувствуя себя мясником и не испытывая при этой мысли никакой радости, Валентин принялся хватать куски и отбрасывать их подальше. Он вздрогнул от ужаса, когда увидел, что сокращения желудка отправили куски в пищеварительный пруд. Похоже, здесь с удовольствием поглощается любой белок…
Они все глубже проникали в брюшную стенку дракона. Валентин попытался прикинуть возможную ее толщину, учитывая, что длина животного никак не менее трехсот футов, но арифметика оказалась бесполезной. Теперь они работали в тесноте, в душном, вонючем воздухе. Кровь, свежее мясо, пот, узкое пространство отверстия – казалось, места отвратительнее нет. Валентин оглянулся.
– Отверстие за нами закрывается!
– Зверь, живущий вечно, должен уметь залечивать раны, – пробормотала Лизамон, не прекращая резать и отсекать части драконьей плоти.
Валентин с беспокойством наблюдал поразительную скорость заживления раны. Новая плоть возникала как по волшебству. Что, если они окажутся замурованными в этой нише?
Лизамон старалась выглядеть спокойной, но Валентин заметил, что она, широко расставив ноги и напрягая мышцы, заработала с еще большим напряжением и быстротой, рыча и постанывая от усилий. Прорубленное отверстие уже сомкнулось позади них, дыру закрыла розовая молодая плоть, и теперь она нарастала со всех сторон. Лизамон рубила и колола с яростной настойчивостью, а Валентин продолжал исполнять свою задачу – уборку отсеченного мяса. Однако теперь было совершенно очевидно, что женщина начала уставать, ее гигантская сила уже не была прежней, и нора закрывалась почти с той же скоростью, с какой Лизамон рубила.
– Не знаю, смогу ли… – прошептала она.
– Дай мне меч.
– Ты с ним не справишься! – Она рассмеялась и с утроенной силой заработала мечом, изрыгая проклятия в адрес драконьей плоти. Теперь было невозможно определить, где они находятся, – приходилось пробиваться без каких-либо ориентиров. Ворчание Лизамон с каждым ударом становилось все слабее и короче.
