Таким образом, тенденции национально-государственного строительства, проявлявшиеся в разных формах в период 1917–1919 гг., оказывали существенное влияние на эволюцию политического курса российского Белого движения. Игнорировать стремление к развитию собственной самобытной государственности, культурной автономии было уже невозможно. Но решался данный вопрос по-разному: от возможностей «оказачивания» до предоставления самостоятельности в сфере определенных полномочий (системе образования, религиозной, экономической, финансовой сферах). Но, как правило, разграничение полномочий не доводилось в программе Белого движения (в данный период) до уровня «федерации». Федеративный, автономный или областной принципы предполагались в качестве возможных для становления будущей российской государственности.
* * *
1. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 254. Лл. 32–33; Ф. 1701. Оп. 1. Д. 6 в. Лл. 125–125 об.
2. ГА РФ. Ф. 1701. Оп. 1. Д. 6 в. Лл. 158; Молчанов Л. А. Собственными руками своими мы растерзали на клочки наше государство. М., 2007, с. 40–48.
3. Якушев И. А. Очерки областного движения в Сибири // Вольная Сибирь. Прага, кн. IV, 1928, с. 104.
4. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 252. Лл. 11–12.
5. ГА РФ. Ф. 1701. Оп. 1. Д. 6 в. Лл. 160–160 об.; Сибирская Речь. Омск, № 23, 1 февраля 1919 г.
6. ГА РФ. Ф. 1701. Оп. 1. Д. 6 В. Лл. 124–129 об.
7. Там же. Лл. 165–167 об.
8. Муртазин М.Л. Башкирия и башкирские войска в гражданскую войну. М., 1927, с. 62, 65–70; Известия Башкирского Областного Комитета РКП (б), № 1–2, 1 апреля 1922 г.
9. ГА РФ. Ф. 148. Оп. 4. Д. 23. Л. 86.
10. ГА РФ. Ф. 1700. Оп. 1. Д. 3. Лл. 202–203 об.
11. Кручинин А. М. Надежды восемнадцатого года: страницы истории екатеринбургского антибольшевистского подполья 1918 г. // Белая армия. Белое дело. Екатеринбург, № 14, 2004, с. 15–19.
12. Кроль Л. А. За три года (воспоминания, впечатления и встречи). Владивосток, 1921, с. 71–72; Собрание узаконений и распоряжений Временного Областного Правительства Урала. № 1. Екатеринбург, 27 августа 1918 г., с. 1–3.
13. Кроль Л. А. Указ, соч., с. 154; Собрание узаконений и распоряжений Временного Областного Правительства Урала. № 1. Екатеринбург, 27 августа 1918 г., с. 2–3.
14. Кроль Л. А. Указ, соч., с. 64, 77; Собрание узаконений и распоряжений Временного Областного Правительства Урала. № 1. Екатеринбург, 27 августа 1918 г., с. 2–3.
15. Собрание узаконений и распоряжений Временного Областного Правительства Урала. № 5. Екатеринбург, 8 октября 1918 г., с. 1–2; № 7. Екатеринбург, 30 октября 1918 г., с. 4–5.
16. Собрание узаконений и распоряжений Временного Областного Правительства Урала. № 7. Екатеринбург, 30 октября 1918 г., с. 7—10.
17. Собрание узаконений и распоряжений Временного Областного Правительства Урала. № 3. Екатеринбург, 16 сентября 1918 г., с. 3–5.
18. Кроль Л. А. Указ, соч., с. 154; Собрание узаконений и распоряжений Временного Областного Правительства Урала. № 9. Екатеринбург, 29 ноября 1918 г., с. 32–33.
19. ГА РФ. Ф. 195. Оп. 1. Д. 7. Лл. 7-10 об.; Ф. 1701. Оп. 1. Д. 57. Лл. 2–3 об.; 17–18; 19; 20–22; 31–32.
20. ГА РФ. Ф. 176. Оп. 4. Д. 163. Лл. 154–157; Ф. 195. Оп. 1. Д. 7. Лл. 1-10; Хал-Сюзи. Семипалатинск, № 133, 4 октября 1919 г.
Раздел 5
Белое дело и антибольшевистское движение. Взаимодействие и конфликты
Глава 1
«Демократическая контрреволюция» и ее значение в формировании политического курса Белого движения.
Комитет Членов Учредительного Собрания (Комуч) в Самаре и Прикамский Комуч. Лето – осень 1918 г.
Отличительной чертой Комуча было твердое следование принципу правопреемственности через признание легитимности верховной власти Всероссийского Учредительного Собрания созыва 1917 г. В 1918 г., в процессе формирования основных центров антибольшевистского и Белого движения, принцип обоснования правопреемственности от всероссийской Конституанты стал альтернативой легитимности, которую обосновывали органы власти большинства государственных образований на территории бывшей Империи. Они провозглашали свою легитимность как результат «волеизъявления населения», устанавливающего определенный порядок регионального управления – через выборные органы верховной власти, местное самоуправление и т. д. А власти, заявлявшие о своем общероссийском статусе, обосновывали свою легитимность персональным представительством от избранного во всероссийском масштабе представительного органа. Помимо Комуча, подобное обоснование своего общероссийского статуса применило в 1918 г. Верховное Управление Северной области, также состоявшее из членов Всероссийского Учредительного Собрания.
Политическое «кредо» Комуча в его взаимоотношениях с «территориальными государственными образованиями» достаточно четко определил один из членов «Общества участников Волжского движения», С. Н. Николаев: «Ближайшей своей политической задачей Комитет ставил восстановление единой и общей государственной власти для всей России. Правомочным органом для создания этой власти Комитет считал лишь Всероссийское Учредительное Собрание, созыв которого он признавал одной из первоочередных своих задач. До созыва же Учредительного Собрания единственно правомочным органом, исполняющим общенациональные государственные задачи, Комитет мыслил себя.
Поэтому он полагал, что взаимоотношения между ним и образовавшимися правительствами должны быть такими, при которых Комитет должен признаваться государственным центром. Однако отношения между центром и такими правительствами, по мнению Комитета, не должны были предрешать форм государственного строя России и должны были покоиться не на принципах федерации свободных государств, а на основах широкой автономии. Комитет полагал, что признание федеративных отношений предрешало вопрос о государственном устройстве России».
«По мнению Комитета, ни одно из вновь образовавшихся в то время правительств не имело формальных оснований для установления своей преемственной связи с павшей всероссийской властью. Комитет же членов Учредительного Собрания, хотя и не уполномоченный на представительство Учредительным Собранием, признавал за собой право на временное представительство Учредительного Собрания…» (1).
Говоря о преемственности по отношению к Всероссийскому Учредительному Собранию, следует учитывать, что, несмотря на имевшееся уже тогда мнение о необходимости полного восстановления полномочий «разогнанной большевиками» российской Конституанты, предполагалось, что это произойдет при следующем условии. По свидетельству управляющего ведомством внутренних дел Комитета, эсера П.Д. Климушкина, «считая вопрос с созывом Учредительного Собрания для себя ясным и бесспорным, считая также неоспоримыми и права членов Учредительного Собрания на руководство противобольшевистским движением во имя восстановления Учредительного Собрания, мы в то же время полагали, что Учредительное Собрание первого состава, треть членов коего вышла из состава его (фракции большевиков и левых эсеров. – В.Ц.), не может претендовать на полноту власти. Его роль должна заключаться в том, что оно, доведя борьбу до конца, назначает новые выборы и расходится». Логика развития государственного права предполагала, что поскольку не было «ни органа, ни учреждения, которые были бы вправе распустить Учредительное Собрание, то… только само Учредительное Собрание может и правомочно это проделать. Посему Учредительное Собрание первого состава, по нашему мнению, должно было быть созвано. Оно издает избирательный закон, назначает новые выборы и с этим распускается» (2).
