Эсеровская группа в Томске была тесно связана со структурами нелегально действовавшей Сибирской Областной Думы и с ее исполнительными органами – подпольными комиссариатами. Под влиянием эсеровских принципов конспирации «общий порядок формирования отрядов был старый – «подпольно-революционный» – «пятки», «десятки», «восьмерки», которые затем сводились в сотни или роты. Во главе каждой первичной боевой ячейки стоял начальник, на обязанности которого лежало держать на учете свой отряд, сохранять с ним постоянную связь. Насколько было возможно, в интересах конспирации требовалось, чтобы состав одной ячейки не был известен другим. Сведенные в сотни или роты отряды находились в подчинении начальника пункта, который имел свой штаб и находился в непосредственном подчинении у начальника округа, который определял время и указывал место восстания.
Фактическим центром западносибирского подполья стал Новониколаевск. Здесь военной организацией руководил подполковник-артиллерист А. И. Гришин (по конспиративной фамилии – Алмазов). По неподтвержденным до сих пор сведениям, он прибыл в Сибирь из Новочеркасска, имея поручение от генерала Алексеева для организации подпольных центров. Он же получил от ВПАС (от Краковецкого) полномочия на создание и руководство центральным военным штабом Западно-Сибирского Комиссариата. С ним вместе действовал член Учредительного Собрания эсер П. Михайлов (очевидно, из-за этого и Гришина-Алмазова многие считали членом партии эсеров).
Одним из важных направлений деятельности подполья было приобретение оружия. По воспоминаниям Флуга, омская группа сибирских стрелков пополняла запас оружия «путем похищения, тайной покупки у красноармейцев (таким способом был приобретен даже пулемет) и другими путями. Захват оружия в более широких размерах предполагалось произвести к моменту выступления – из артиллерийского склада, при содействии капитана Путинцева. Недостаток офицеров-артиллеристов предполагалось восполнить за счет присылаемых из Томска и Новониколаевска.
По словам генерала Головина, «деньги на покупку оружия давала «кооперация», а так как кооперация в то время находилась всецело в руках эсеров, то по необходимости пришлось вступить в сношения и с «однобоким» сибирским правительством, в котором эсеры имели перевес. Гришин-Алмазов и тут сыграл роль посредника, убеждая офицерство, относившееся крайне недоверчиво к эсерам, что в лице сибирского правительства они поддерживают не конкретную власть, а «идею власти», имеющей хоть какие-нибудь признаки законности. «В конце концов, – говорил он, – власть будет иметь тот, у кого будет реальная сила» (примечательная позиция Гришина-Алмазова как будущего сторонника диктатуры. – В.Ц.). Сам же Гришин-Алмазов считал наиболее авторитетной власть, возглавляемую сибирскими областниками при формальном верховном руководстве со стороны Потанина.
Именно Гришину-Алмазову удалось объединить разрозненные группы военного подполья (общая численность новониколаевской организации составляла 600 человек), установить контакты с представителями Чехословацкого корпуса и стать фактическим командующим Сибирской Народной армии. 3 мая 1918 г. в Новониколаевске состоялся конспиративный съезд представителей от всех сибирских организаций, на котором выяснилась общая численность подпольных групп – 7500–8000 бойцов.
По воспоминаниям Якушева, «общий план выступления, подготовляемый главным штабом, имел своей целью свержение большевистской власти на всей территории Западной Сибири… никакие частичные выступления отрядов без приказа из главного штаба не могли иметь места». «Общие» указания подполью предусматривали, что «все местные организации, получившие распоряжение о выступлении, немедленно должны были: 1) арестовать видных руководителей большевиков, 2) сохранить ценности Госбанка, 3) вооружить организацию, 4) освободить тюрьму, 5) захватить и сохранить необходимые средства передвижения (паровозы, тоннели, мосты), 6) создать в тылу панику, угрозу фронту и тем самым оттянуть на себя с фронта противника часть его сил».
В Восточной Сибири военное подполье было представлено Красноярской организацией (около 600 бойцов) и эсеровской группой на станции Тайга (60 боевиков), намеревавшихся действовать по линии Транссибирской магистрали. Штабс-ротмистром Э. Г. Фрейбергом был сформирован партизанский отряд (около 100 человек), действовавший в районе Красноярск – Минусинск – Ачинск до июля 1918 г.
В Иркутске, в силу географического расположения, более активно поддерживалась связь с Забайкальем и Дальним Востоком, где находились представители ВПАС. Численность организации составляла около 1 тысячи человек во главе первоначально с членом эсеровской партии прапорщиком Н. С. Калашниковым, а позднее – назначенным генералом Флугом начальником подпольного Восточно-Сибирского округа, бывшим командиром 58-го Сибирского стрелкового полка полковником А. В. Эллерц-Усовым. Небольшие самостоятельные офицерские группы, не стремившиеся к контактам с эсерами, после назначения Эллерц-Усова признали его единоличную власть и объединились с группой Калашникова. В Прибайкалье вообще было заметно влияние эсеров, и их опыт конспиративной работы оказался весьма востребованным. Но кроме эсеров, достаточно большим авторитетом пользовались иркутские кадеты во главе с присяжным поверенным Д.А. Кочиевым и представителем торгово-промышленного класса И.П. Какоулиным («Какоулинский кружок»). Финансирование иркутского подполья торгово-промышленными группами велось с условием отказа от сугубо эсеровской программы. Планы подпольщиков предусматривали «быстрый, при содействии преданных железнодорожников, захват кругобайкальских тоннелей с целью предотвращения их взрыва, овладение пароходами, плавающими по Байкалу и Ангаре… производство крушений поездов с эшелонами красных, направленными на Забайкальский фронт». Обязательным условием успеха должно было стать взаимодействие с забайкальским отрядом Семенова, без этого самостоятельное выступление военной организации 14 июня ожидаемого успеха не имело.
В Благовещенске весной – летом 1918 г. не было достаточно крупного подпольного центра, поскольку после разгрома выступления атамана Гамова значительная часть офицеров и казаков ушла через Амур в Китай, в пограничный город Хейхэ.
Наконец во Владивостоке, до ликвидации здесь местного Совета во главе с К. А. Сухановым, военное подполье было серьезно ослаблено. Его руководитель, полковник В. А. Волков, был арестован ЧК. Тем не менее оставшиеся на свободе офицеры, а также уполномоченные ВПАС поддерживали контакты с представителями союзников, из которых наибольшей активностью отличался английский консул Ходжсон. В городе располагалась 2-я чехословацкая дивизия под командованием бывшего начальника штаба Ставки Верховного Главнокомандующего, будущего главы Приамурского Земского Края генерал-лейтенанта М. К. Дитерихса, на рейде стояло несколько боевых кораблей, однако союзные воинские «контингенты» ограничивались только патрулями, которые по соглашению с местным советом осуществляли «охрану складов» военного имущества союзников.
Нельзя утверждать, что выступление сибирского подполья было напрямую связано с выступлением Чехословацкого корпуса. В марте – апреле 1918 г. военное и политическое руководство чехов соблюдало позицию «строгого нейтралитета в отношении к внутренним русским делам», все попытки антисоветского подполья (за исключением социалистов) установить с ним контакт были неудачны. Расчеты на чехословаков стали реальны только с момента, когда был объявлен их отказ от провозглашенного ранее «нейтралитета» в отношениях с советской властью и переход к конфликту с ней после указаний Мирбаха и Троцкого о разоружении корпуса в мае. А военное подполье начало формироваться сразу после разгона Сибирской Областной Думы (с февраля 1918 г.). Безусловно, выступление чехословацкого корпуса «использовалось» сибирскими подпольщиками, однако нельзя также утверждать, что без чешской помощи выступление было обречено на неудачу. Совместные с чехами выступления прошли фактически только по железнодорожным линиям (Барабинск – Омск – Ишим и Омск – Петропавловск – Курган), тогда как в Томске, Барнауле (Барнаульская группа из 400 человек во главе со штабс-капитаном А. Ракиным), Бийске, Семиречье и Иркутске подполье выступило самостоятельно. Только к середине мая относится начало неофициальных переговоров чехов с сибирским подпольем. Новониколаевский военный штаб заключил соглашение с капитанами Р. Гайдой и Кадлецом, «убежденными в том, что вооруженный конфликт с большевиками неизбежен». После этого Гришин-Алмазов утвердил приказ о выступлении военных организаций в Омске, Томске, Барнауле, Семипалатинске и Новониколаевске. Гришин-Алмазов взаимодействовал не только с дальневосточными, но и с поволжскими подпольными центрами, о чем свидетельствовал в своих воспоминаниях член Комуча Брушвит (2).
