Не дожидаясь окончания военных действий, Комиссариат перешел к установлению власти. 1 июня в Томске была обнародована декларация ЗСК, где он объявил себя временной высшей местной властью, «впредь до окончательного освобождения всей сибирской территории». Подтверждалось, что полнота исполнительной власти принадлежала Временному Сибирскому правительству, от имени которого действовал Комиссариат, а высшая законодательная – Областной Думе. Правительство признавалось «ответственным перед Думой».
Иностранное вмешательство в сибирские события, участие Чехословацкого корпуса в выступлении подполья не следует ни недооценивать, ни переоценивать. Еще в апреле 1918 г., после высадки во Владивостоке первого эшелона японских войск, Потанин обратился к населению с обращением «Сибирь в опасности», в котором призывал сибиряков «громко заявить свое право на самоопределение и сказать, что мы хотим сами быть хозяевами своей страны».
В Декларации ЗСК выражалась возможность «спасения страны» исключительно силами «революционной демократии»: «Задачей Областной Думы… является восстановление нарушенного большевиками товарообмена, обеспечение граждан продовольствием… созыв Сибирского Учредительного Собрания на основе всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права и пропорционального представительства, и, наконец, всемерное содействие скорейшему возобновлению работ Всероссийского Учредительного Собрания, которое одно может спасти страну путем объединения всех сил революционной демократии, для разрешения всех выдвинутых революцией политических и социальных задач и воссоединения отторгнутых ныне друг от друга частей Великой Всероссийской Федеративной демократической Республики» (4).
ЗСК подготовил систему отделов, которые позднее стали основой для соответствующих министерств. Была восстановлена вертикаль местной власти, опиравшаяся на органы городского и земского управления (губернского и уездного уровней). ЗСК работал ровно месяц (до 30 июня), передав, четко соблюдая принцип правопреемства, свои полномочия наличному составу Временного Сибирского правительства (далее – ВСП). «… Ныне, – отмечалось в особой Грамоте, подписанной председателем СОД Якушевым 30 июня 1918 г., – по прибытии в Омск достаточного числа членов правительства, избранных Сибирской Областной Думой, Сибирское Правительство в лице председателя Совета министров и министра иностранных сношений П. В. Вологодского и членов Совета министров: министра внутренних дел В.М. Крутовского, министра финансов И. А. Михайлова, министра юстиции Г. Б. Патушинского и министра туземных дел М.В. Шатилова, – принимает на себя всю полноту государственной власти на всей территории Сибири…» В той же Грамоте отмечались «крупные и исторические заслуги перед Сибирью и государственностью» отправляемых в отставку комиссаров.
Прекращение работы ЗСК означало не только акт перехода от одной формы власти к другой, но и стало фактически началом формирования политической модели Белого движения на Востоке России. Это был уже переход от «партийной», «однородно-социалистической» власти ЗСК в лице комиссаров-эсеров к власти ВСП, не стремящейся к партийному представительству (не случайно один из ведущих деятелей правительства, бывший член эсеровской партии И. А. Михайлов получил в партийной среде прозвище «Ванька-Каин»), стремящейся проводить (или хотя бы декларировать) «деловую» политическую линию. Важной особенностью формирования сибирской политической модели в 1918 г. стало также отсутствие единоличной диктатуры, опирающейся на военные круги (несмотря на их роль в организации восстаний в мае – июне). Наиболее близкий к статусу военного диктатора генерал-майор А. Н. Гришин-Алмазов ограничился лишь совмещением постов военного министра и командующего Сибирской армией.
Нельзя не отметить, что омскими подпольщиками в «Каргаловском кружке» задолго до начала выступления был разработан свой вариант образования власти. По свидетельству генерала Флуга, «между местными деятелями были распределены портфели предполагаемого временного правительства с участием в нем небольшого процента умеренных социалистов в менее ответственных ролях. На первое время намечалось установление военной диктатуры с П.П. Ивановым во главе. Выработан план правительственных мероприятий, подлежащих приведению в исполнение немедленно по вступлении во власть, причем, между прочим, особенное внимание уделено вопросам продовольственному и о безработных». Формальное верховное руководство создаваемым в Омске правительством (по замыслу членов кружка) должен был осуществлять генерал Корнилов, на вероятный приезд которого в Омске возлагали большие надежды. Омские политики не исключали возможности передачи власти другому правительству, но только «несоциалистическому». Несколько раз на заседаниях кружка заслушивали сообщения о подготовке офицерских групп для отправки в Екатеринбург с целью освобождения Царской
Семьи. А в конце мая 1918 г. был одобрен план по спасению находящегося в Перми Великого Князя Михаила Александровича и выделены необходимые средства для его реализации. Что касается информации о воссоздании на Дальнем Востоке структур ВПАС, то таковая была получена в Омске только в середине мая 1918 г. «Что касается личности главы Сибирского правительства П.Я. Дербера, хорошо известной в Омске с отрицательной стороны, высказывалось мнение, что имя это едва ли могло способствовать всеобщему признанию возглавляемой его носителем организации». Тот факт, что летом 1918 г. был все-таки реализован сценарий образования ЗСК и ВСП, а не «Каргаловского кружка», также свидетельствовал о возможных будущих противоречиях между сибирскими «цензовиками» и «демократами». Косвенным подтверждением этого может служить свидетельство Серебренникова, отмечавшего большую вероятность того, что «в Омске, неминуемо, в революционно-явочном порядке, было бы также сформировано свое правительство враждебными Думе военными кругами. Томск и Омск оказались бы в двух враждующих лагерях».
Но в целом период с 1 июля по 3 ноября был одним из наиболее продуктивных для ВСП, еще не пытавшегося играть роль «российского» и сосредоточившегося на разрешении насущных проблем Сибири. Омские министры были хорошо известны сибирякам. По замечанию Гинса, «какая-то счастливая случайность оставила на территории, занятой большевиками, как раз тех членов Сибирского правительства (5 министров, избранных на конспиративном собрании Сибирской Думы. – В.Ц.), которые были наиболее приемлемы для широких кругов». Омская «пятерка» или Сибирская Директория, как стали позднее называть эту группу министров (Вологодский, Крутовский, Михайлов, Патушинский и Шатилов), отличалась от остального состава ВСП тем, что имела непосредственные полномочия от Сибирской Областной Думы и контролировала основные направления внутренней и внешней политики сибирской государственности. Их полномочия были подтверждены председателем СОД Якушевым в Грамоте от 30 июня 1918 г. Позднее в состав Сибирской Директории вошел министр снабжения Серебренников.
Фактически же ВСП стремилось к расширению своего состава и своих полномочий как верховной исполнительной власти. По воспоминаниям Серебренникова, «для обсуждения текущих вопросов управления и законодательства Совет приглашал на свои заседания с правом голоса товарищей министров и управляющих министерствами. Таковыми были: приват-доцент Головачев (товарищ министра иностранных дел), адвокат Старынкевич (за отсутствием Крутовского, управляющий министерством внутренних дел), член Омской судебной палаты Морозов (товарищ министра юстиции), банковские деятели Буяновский и Скороходов (оба – товарищи министра финансов), генерал Гришин-Алмазов (управляющий военным министерством), профессор Сапожников (управляющий министерством народного просвещения), инженер Степаненко (управляющий министерством путей сообщения), профессор Гудков (управляющий министерством торговли и промышленности), Зефиров (управляющий министерством продовольствия), Шумиловский (управляющий министерством труда). Управляющим делами Совета министров был профессор Г. К. Гинс. Секретариатом Совета заведывал Т. В. Бутов… Нередко на заседания этого расширенного Совета министров Сибирского Правительства приглашались и помощники управляющих ведомствами. Таким образом, пленум заседания Совета мог достигать иногда 20 человек и более».
