К концу декабря, после занятия устья Печоры, удалось наладить телеграфное сообщение с Омском через г. Березов, входивший в подчинение ВСП. Тем самым средства связи союзного командования и дипмиссий сменились относительно налаженной телеграфной связью между Севером и Сибирью. 23 декабря 1918 г. (уже после прихода к власти Верховного Правителя) курьер из Архангельска отправил через Березов телеграфное сообщение от Чайковского главе МИД Ключникову. В нем довольно критично оценивалось поведение союзников после заключения перемирия с Германией и давалась краткая характеристика партийного состава, структуры и деятельности ВПСО, чем выражалось стремление к признанию и укреплению всероссийского статуса антибольшевистского движения. Отмечались значительные трудности с продовольственным снабжением и ожидания поддержки из Сибири. Сообщение заканчивалось характерной фразой: «Военные дела доминируют над остальной жизнью, и внимание сосредоточено на борьбе с большевиками».
17 ноября 1918 г. в Архангельске прошла конференция областного отдела СВР, призванного, по мнению его главы, губернского правительственного комиссара В. И. Игнатьева, стать опорой правительства. В конференции участвовали представители союзной и российской власти, земства и городского самоуправления, союза кооперативов, биржевого комитета, торгово-промышленного союза. В принятых «Обращениях к населению» от СВР и ВПСО подчеркивалось, что с окончанием военных действий в Европе война не закончена, что нужно ликвидировать совместными усилиями «опасность большевизма», опасность «не только русскую, но и международную». Большевистский переворот характеризовался как «узурпация государственной власти»: «Захват государственной власти ничтожным меньшинством населения, пользуясь вооруженной силой взбунтовавшихся армии и флотов, для принуждения большинства к повиновению воле вожаков одной партии». «Уничтожение Брестского мира, заключенного большевиками», считалось важнейшим условием для того, чтобы Россия вернула себе статус полноправного субъекта международного права (2).
После ликвидации Директории и прихода к власти адмирала А. В. Колчака позиции правых заметно усилились. На заседании ВПСО 30 ноября не было единства во мнении относительно событий в Омске, где, по сути, повторился сценарий «чаплинского переворота». Чайковский, как последовательный сторонник законности и правопреемства, осудил омский переворот: «Действиями тех военных, которые принимали участие в перевороте, нарушены два принципа, на которых должна воссоздаваться армия: нарушена дисциплина и принцип невмешательства армии в политику. Нанесен непоправимый ущерб делу объединения России… Мы, как граждане и как члены Областного Правительства, признавшего власть Всероссийского, не можем оставаться равнодушными, и долг наш – выразить протест против акта насилия, имеющего столь печальные последствия для жизни всей страны» (3). Однако Чайковского поддержали не все. Позже он и сам изменил свое отношение к «омскому перевороту» и лично к Колчаку, став одним из представителей российского Белого движения в Зарубежье. Эволюция в сторону установления «единоличного правления» становилась очевидной.
5 января 1919 г. на имя председателя ВПСО пришла телеграмма от российского посла в Париже В. А. Маклакова. В ней сообщалось о желательности участия в парижском совещании послов и общественных деятелей Северной области. Данное совещание претендовало на выражение интересов России во время предстоящей Версальской конференции. Отъезд Чайковского во Францию был признан необходимым, и 23 января 1919 г. он снова, на этот раз навсегда, покинул Россию.
Хотя Чайковский и продолжал считаться формальным главой ВПСО, фактическая власть в крае скоро перешла к приглашенному Чайковским на должность генерал-губернатора генерал-лейтенанту Е. К. Миллеру.
Порядок назначения генерала Миллера показателен. Еще 2 ноября 1918 г. Чайковский телеграфировал в Рим российскому послу М.Н. Гирсу приглашение к находившемуся в Италии русскому военному агенту Миллеру, прибывшему в Архангельск 13 января 1919 г. Телеграммой «предлагалась должность военного генерал-губернатора Северной области», для чего следовало «немедленно прибыть в Архангельск». Евгений Карлович, таким образом, «получил» свою должность от главы правительства, что первоначально ставило военную власть в некую «зависимость» от власти гражданской, но в дальнейшем означало преемственную передачу Миллеру верховенства власти от Чайковского, покидавшего Север. Постановлением председателя ВПСО Чайковского от 15 января 1919 г. Миллер был назначен «Генерал-губернатором Северной области с предоставлением ему в отношении русских (исключая союзных, что сохраняло двойное командование. – В.Ц.) войск Северной области прав Командующего отдельной армией». Статус командарма отдельной (согласно ст. 487–492 Положения о полевом управлении войск) в дополнение к правам командарма (подробнее об этих правах – в разделе о «корниловском» и «деникинско-алексеевском» периодах. – В.Ц.) предусматривал еще и полномочия начальника военного округа, что в условиях проведения мобилизации было, безусловно, важно. В Северной области статус Генерал-губернатора был близок к «военному генерал-губернатору» (по Положению), и «сверх того», «применительно к статье 28 Положения, Миллеру давались права Верховного Главнокомандующего в отношении новых воинских формирований, назначений и отставок.
Помощник Генерал-губернатора, генерал-майор В. В. Марушевский, утверждался Чайковским в должности командующего русскими войсками Северной области и получал полноту власти на фронте, будучи командармом по Положению, но с «подчинением Генерал-губенатору».
Для сохранения «равновесия властей» губернский правительственный комиссар В. И. Игнатьев (юридически – гражданский губернатор) вводился в состав ВПСО на должность управляющего отделом внутренних дел, «с предоставлением ему права «по соглашению с Генерал-губернатором издавать обязательные постановления по делам внутреннего порядка Области». Назначение Игнатьева, главы местного отделения СВР и «трудовика» по партийной принадлежности, должно было «увеличить» представительство «левых» в правительстве.
Так на белом Севере сложилась модель управления, сочетавшая полномочия военной и гражданской власти с разграничением их по принципу: Председатель ВПСО – глава власти, Генерал-губернатор осуществляет военную власть в «тылу», командующий войсками – на фронте, а управвнудел – власть гражданскую. Но такая модель неизбежно сталкивалась с проблемой внутренних разногласий и конфликтов. Поэтому уже Постановлением ВПСО от 17 января 1919 г. было решено распространить власть Генерал-губернатора на всю Область, с подчинением ему управляющего внутренних дел. После того как Указом Колчака от 10 июня 1919 г. Миллер был утвержден в должности «Главнокомандующего всеми сухопутными, морскими вооруженными силами России, действующими против большевиков на Северном фронте» (с правами ст. 90—100 Положения), своеобразное «троевластие» – ВПСО, Миллер и Марушевский – устранялось. Теперь «полнота власти» формально была у Миллера, опиравшегося на волю признанного ВПСО Верховного Правителя (4).
Но еще до выхода постановления Чайковского и указа Колчака сосредоточение военной и гражданской власти в одних руках было подготовлено «Постановлением о введении военного положения в Области», утвержденным ВУСО. И хотя носителем военной власти в Постановлении был определен «Главнокомандующий союзными силами», его права гарантировались российским Положением о полевом управлении. Миллер получал статус «Главнокомандующего армиями фронта», а его «распоряжения исполнялись в пределах подчиненного ему района всеми правительственными местами, общественными управлениями, должностными лицами всех ведомств и всем населением» (ст. 91 Положения о полевом управлении). «Вся территория Северной области» объявлялась на военном положении, а «территория шириной в 50 верст от линии соприкосновения с неприятельскими войсками – театром военных действий». При этом «новые местности, занимаемые союзными вооруженными силами», также переводились в режим «военного положения». Правда, в «примечаниях» говорилось о недопустимости применения военными властями «конфискаций, бесплатных реквизиций и контрибуций». Отдельным пунктом устанавливался статус «временного Архангельского генерал-губернатора», который работал «для обеспечения тыла армии и охраны общественного порядка и государственной безопасности на территории г. Архангельска и Архангельской губернии, вне театра военных действий». Но поскольку вся Северная область была таковым «театром», а должности командующего войсками и Генерал-губернатора совмещал в себе один человек, власть оставалась единоличной, и ее характер во многом зависел от личных качеств ее носителя, его готовности к сотрудничеству с «общественностью». Однако формально данное постановление определяло, что в сфере военных полномочий Главнокомандующий должен действовать самостоятельно, а являясь Генерал-губернатором, «непосредственно подчиняться» ВУСО. При губернаторе (в полном соответствии с Положением о полевом управлении) создавалось Совещание в составе двух представителей от армии и флота, двух представителей «союзных посольств» и по одному представителю от управляющих отделами: военным, иностранных дел, юстиции и внутренних дел.
