Киевские правые, как уже отмечалось в предыдущих разделах, проявляли заметную политическую активность. В докладной записке от 18 мая 1918 г., составленной представителями киевского отделения Правого Центра и направленной в Екатеринодар на имя Деникина, отмечалась опасность восстановления монархии при «немецкой помощи». Если немцы «своими штыками посадят Монарха на Всероссийский Престол», то тогда «союзникам придется проститься с Россией, а России – с независимостью… Монарх, посаженный немцами, будет послушен Вильгельму».
Говоря о форме правления, авторы записки указывали, что лозунг восстановления Учредительного Собрания, не говоря уже о лозунгах «республики» и «народовластия», себя полностью изжил и дискредитировал, и восстановление России может идти только путем возврата к «законно-преемственнной монархии» («монархическое пристрастие растет медленно, но неуклонно»). Следовательно, необходимо возвращение монархии, но решение вопроса – «кто будет будущим Русским Монархом» – зависит от целого ряда факторов. Великий Князь Михаил Александрович, поставивший восстановление монархии в зависимость от воли Учредительного Собрания, не может считаться приемлемым кандидатом уже по одной этой причине. Так как отречение самого Государя представлялось актом добровольным, то и дезавуировать его было практически невозможно. Оставалось решение в пользу Наследника Цесаревича Алексея Николаевича – Алексея II. Регентом, по мнению авторов записки, должен стать Великий Князь Николай Николаевич, как «совершенно оппозиционно настроенный к немцам» и пользующийся несомненным «доверием союзников». Лишь в случае кончины Алексея II, Престол в силу Основных Законов перешел бы к Михаилу Александровичу. Единственной проблемой оставалось освобождение не только Царской Семьи, но и всех находящихся в «большевистских застенках» представителей Дома Романовых. Здесь следовало бы использовать и давление на Совнарком Антанты, и, возможно, действия особых офицерских групп по спасению Царской Семьи. Но начальным шагом к реставрации монархии Правый Центр считал провозглашение монархического лозунга командованием Добрармии.
Примечательно, что почти в то же время (14 мая 1918 г.) со схожим письмом к Деникину обратился находившийся в Киеве генерал-лейтенант А. С. Лукомский. Ссылаясь на опубликованное в газете «Голос Киева» воззвание Добровольческой армии (декларация, принятая в станице Мечетинской), Лукомский настаивал на отказе от признания Всероссийского Учредительного Собрания как общегосударственной Конституанты и провозглашения «народоправства». По его мнению, «поправение произошло громадное, все партии, кроме социалистических, видят единственной приемлемой формой правления конституционную монархию». «Большинство отрицает возможность созыва нового Учредительного Собрания, а те, кои допускают, считают, что членами такового могут быть допущены лишь цензовые элементы» (подробнее об изменениях избирательного закона в Учредительное Собрание см. в соответствующем разделе).
Один из активных членов киевского отдела кадетской партии Е. Ефимовский писал в статье, посвященной гибели Государя Императора: «Изменники и палачи смогли убить монарха, но не в силах уничтожить монархию. Мученическая кровь, пролитая в Екатеринбурге, укрепит связь династии Романовых с судьбами России. Она обязывает всех честных монархистов к неутомимой борьбе по воссозданию Империи Российской под скипетром Романовых. Мир праху Царя-мученика. Император Николай II умер, да здравствует его законный наследник».
В 1918-ми даже в 1919 г. оригинальный вариант легитимации монархического принципа предлагался московскими правыми политиками. По их мнению, для сохранения правопреемства и, одновременно с этим, для восстановления монархии Великому Князю Михаилу Александровичу (в том случае, если бы он был жив) следовало «издать Манифест о том, что он в свое время отказался от власти впредь до решения Учредительного Собрания, что он передал власть Временному правительству с тем, чтобы оно созвало Учредительное Собрание… Так как Учредительное Собрание разогнано и Временного правительства нет, то он берет обратно власть в свои руки в качестве Верховного Правителя с тем, чтобы созвать Учредительное Собрание и ему предоставить окончательно решить все вопросы».
В своих письмах генералу Алексееву (20 и 25 мая 1918 г.) о своевременности «ведения борьбы не только против большевиков, но и за монархию» писал находившийся в Ростове-на-Дону бывший председатель Союза офицеров полковник Новосильцев: «Существуют слухи, что немцы дадут России конституционную монархию, нам нужно это предупредить… Лозунг Учредительного Собрания устарел… Необходимо отказаться от лозунга Учредительного Собрания; объявить нужно более определенно, что Добровольческая Армия стоит за монархию».
Еще один проект был предложен находившейся в Берлине Русской монархической лигой во главе с В. И. Гурко. О содержании проекта на заседании Особого Совещания докладывал 12 октября 1918 г. генерал Санников. Согласно разработанному лигой проекту Конституции, в России должна была установиться конституционная монархия. Престол должен был занять также Цесаревич Алексей Николаевич Романов. Представительная власть осуществлялась бы Государственным Советом и Государственной Думой, но за Госсоветом сохранить законосовещательные функции, тогда как Дума непосредственно участвовала бы в разработке законов. Кроме того, вводилось бы и «ответственное перед Думой министерство». Проект хотя и был поддержан Францией и Англией, но Особое Совещание ограничилось лишь «принятием его к сведению». Политические позиции «внепартийной военной диктатуры», заявленные Деникиным в самом начале 2-го Кубанского похода, оставались прежними (4).
Говоря о «киевских монархистах» в военной среде, нельзя не отметить и фактов согласования своих назначений на те или иные должности с руководством Добрармии. Келлер запрашивал Деникина о согласии на занятие должности командующего Северной армией, Иванов принял командование Южной армией с согласия Алексеева. Если исключить республиканские настроения в командовании Добрармии, то вполне вероятно, что согласование назначений Келлера и Иванова было не «пустой формальностью» и не «красивым жестом», а решением, связанным с возможностью провозгласить монархические лозунги там, где это возможно сделать с наименьшими политическими осложнениями (то есть на гетманской Украине и на Дону). Действуя аналогично на «республиканской» Кубани или в Ставрополье, заявить о «монархизме» было бы сложнее.
Но и в Киеве среди монархистов не было единства. Группа Шульгина, не отвергая монархического «знамени», считала возможным его открытие только при «союзнической», а не «германской поддержке». Об этом недвусмысленно писал Шульгин вице-адмиралу Колчаку в частном письме 8 июня 1918 г. Примечательно, что Шульгин ссылался на их прежнее знакомство еще в Петрограде летом 1917 г. (в Республиканском Центре) и называл Колчака «главой Правительства» (вероятно, считая таковым участие Колчака в то время в кабинете Хорвата), которое «объявило беспощадную войну большевикам» и «стремится к воссозданию России… рука об руку с союзниками». Шульгин объяснял будущему Верховному Правителю России политическое credo своей киевской группы и ее принципиальные отличия от других монархических объединений: «Наша группа непоколебимо стоит на союзнической ориентации, но с одной оговоркой: мы все монархисты. Мы считаем восстановление монархии немецкими руками великим несчастьем для России, но тем не менее, если этот монарх будет законный, т. е. вступит на Престол в законном порядке наследования, мы против него идти не можем и должны будем остаться нейтральными». Тем самым принципы легитимизма ставились все же выше принципов «верности союзникам».
