Сфера влияния Союза расширялась. 17 ноября 1918 г., накануне «переворота» состоялось заседание Омского отдела Национального Союза под председательством Рижского. Было решено расширить работу в Сибири, начать издание газеты в Новониколаевске («Военные Ведомости»), создать несколько пропагандистских отрядов в составе фронтовых частей. На собрании с докладом выступил министр юстиции Старынкевич и участник Ярославского восстания Меркович. «Культурно-просветительная деятельность» была признана главным направлением работы Союза. В феврале 1919 г. большим тиражом было выпущено воззвание «Ко всем Гражданам и Гражданкам России», содержавшее призывы к совести и патриотизму всех русских людей, представителей всех сословий, всех групп населения. «Непреложной неизбежностью» объявлялось «полное объединение истинно государственных граждан в одном стремлении, в одном страстном желании – спасти Родную Землю». Так, например, «партийные работники» призывались «не быть догматиками, не заниматься партийными спорами», в то время когда «никакая партия самостоятельно спасти Россию не может». А «горожане» призывались «отдать дорогой Родине все могучие силы, объединиться в Всероссийском Национальном Союзе для совместной работы на… защиту порядка, закона». «Честные землеробы» призывались «понизить цены на хлеб», потому что «тогда понизятся цены на все», а «помещики» должны были помнить, что «прошлое кануло в вечность, что крестьянам нужна земля, но за выкуп».
Летом 1919 г. в Екатеринбурге был зарегистрирован Демократический Союз, предполагавшийся как союз власти с «организованной прогрессивной общественностью» и, в целом, как продолжение традиций Союза Возрождения России. Его возглавили члены отделов ЦК партии эсеров и энесов: В. С. Розенблюм и Ф.З. Чембулов. Правда, такие лозунги Демсоюза, как незамедлительное создание представительной власти и создание «политически-солидарного кабинета министров», еще не принимались исполнительной властью летом 1919 г., но определение Колчака, как «русского Вашингтона» не могло не льстить самолюбию административного аппарата. В Омске в состав Демсоюза вошли представители кадетской партии Н. К. Волков и А. А. Червен-Водали, прибывшие с белого Юга, а также Л. А. Кроль. Другой потенциальной опорой власти считался Блок несоциалистических общественных деятелей, созданный группой членов Омского блока. В будущем, в 1921–1922 гг., он стал основой для т. н. Несоциалистического блока, сыгравшего важную роль в событиях Гражданской войны на Дальнем Востоке. Там же, правда в качестве оппозиции Приамурскому правительству, заявили о себе и члены Демсоюза.
Приехавшие в Омск представители белого Юга предлагали свой вариант решения «проблемы авторитетного органа общественного мнения». Можно было создать Омское отделение Всероссийского Национального Центра, что подтвердило бы не только всероссийский статус Российского правительства, но и придало бы ему всероссийскую общественную поддержку. Центр, в свою очередь, мог преодолеть свой преимущественно «южный» характер и стал бы связующим звеном всей «белой общественности». Что касается исполнительной власти, то предложения «южан» сводились к реорганизации структуры правительства через переход от «делового» к «коалиционному» принципу его комплектования («приглашение на правах министров без портфелей некоторых общественных деятелей»), реорганизации Экономического Совещания в полноправный законосовещательный орган с правом законодательной инициативы, составленный из выборных и делегированных членов, а также к созданию «особого комитета обороны», призванного, как отмечалось выше, преодолеть конфликт военных и гражданских властей (3).
Но все проекты союза «власти и общества», по оценке Вологодского, выражались фразой: «Гора родила мышь». Итог дискуссии подвел министр труда
Л. И. Шумиловский. Отметив, что «во все моменты тяжелого положения власти, когда доверие к ней со стороны общества падало, делались попытки поставить эту общественность ближе к власти путем создания государственных, совещательного характера, учреждений с участием представителей общественности, но никогда из этого ничего хорошего не выходило». Казачество Востока России выступало, в сущности, за укрепление модели военно-политической диктатуры, но не исключало создание законосовещательного представительства. Предложенный одновременно с казачьей декларацией проект расширения полномочий ГЭС и демарш «группы министров» укрепил Колчака в его решении о переменах в существовавшей политической системе. В условиях неустойчивого положения на фронте летом 1919 г. было принято решение о созыве Государственного Земского Совещания – принципиально новой законосовещательной структуры (4).
Государственное Земское Совещание (далее – ГЗС) стало своеобразным завершением поиска путей взаимодействия белой власти и общества в течение 1919 г. Его создание предваряло продекларированный созыв Национального Учредительного (хотя бы Всесибирского) Собрания, что напоминало политическую ситуацию, сложившуюся в сентябре – октябре 1917 г. на момент образования совещательно-контрольного Совета Республики («Предпарламента»), призванного содействовать Временному правительству. Хотя многие современники полагали, что Совещание выражало лишь реакцию правительства на «тяжелое положение фронта», нужно признать, что Грамота о его созыве была приурочена к контрнаступлению белых армий Восточного фронта на р. Тобол в сентябре 1919 г.: «Приближается тот счастливый момент, когда чувствуется решительный перелом борьбы, и дух победы окрыляет войска и подымает их на новые подвиги» (5). Начало осени 1919 г. было временем наивысших успехов ВСЮР и временем наступления Северо-Западного фронта на Петроград. Вряд ли, поэтому, соображения о возможности военных неудач влияли на решение Российского правительства о созыве ГЗС. Правомернее считать ГЗС структурой, необходимой для обеспечения и активизации «общественной поддержки» и, безусловно, для демонстрации «демократизма» омской власти перед ведущими мировыми державами. И вполне искренними можно считать слова Верховного Правителя, провозгласившего образование ГЗС: «Объявляя о принятом мною решении созыва Государственного Земского Совещания, я призываю все население к полному единению с властью, прекращению партийной борьбы и признанию государственных целей и задач выше личных стремлений и самолюбий, памятуя, что партийность и личный интерес привели Великое Государство Российское на край гибели» (6).
Статус ГЗС делал его, по словам Вологодского, «общегосударственным совещанием», «законосовещательным органом в системе государственного управления с правом законодательной инициативы и с правом учреждения парламентских контрольных комиссий». По оценке Государственного Контролера Г. А. Краснова, Комиссия по выработке положения о ГЗС исходила из того, что «Совещание будет по типу Государственной Думы», поэтому при составлении Положения о Совещании использовались нормы «Учреждения Государственной Думы» от 20 февраля 1906 г. Действительно, в компетенции ГЗС было много общего с первым российским Парламентом, хотя в главном – наличии законодательных полномочий – заключалась принципиальная разница. Совещание учреждалось для «обсуждения (отнюдь не одобрения. – В.Ц.) законодательных предположений, восходящих на утверждение Верховного Правителя», и для «контроля над действиями исполнительных органов управления». Был установлен довольно низкий кворум (не менее трети от числа всех депутатов) для принятия решений. Для «предварительной разработки подлежащих рассмотрению дел» ГЗС «образовывало из своей среды комиссии», число и состав которых утверждались Совещанием. Верховный Правитель сохранял право утверждения или отклонения решений ГЗС, мог устанавливать и прерывать сессии, санкционировал полномочия специальных Комиссий и утверждал кандидатуру председателя Совещания. Верховному Правителю предоставлялось право выбора либо законопроекта, предложенного Советом министров, либо по тем же вопросам законопроекта, обсужденного ГЗС. Корректировался порядок законотворчества, установленный «Конституцией» 18 ноября. Если раньше законопроекты предварительно обсуждались в Совете министров («проходя» главным образом через министерство юстиции), то после принятия Положения о ГЗС каждый министр обязывался «пропускать» законопроекты через Совещание и только затем передавать их на обсуждение Совмина для последующего утверждения Верховным Правителем. В свою очередь, все постановления ГЗС должны были «сообщаться» Совету министров и затем передавались на утверждение Колчаку. Положение о Совещании повлияло и на акты, расширявшие полномочия Совмина и Верховного Правителя (от 27 и 29 августа 1919 г. соответственно). ГЗС освобождалось от юридической «вермишели», остававшейся в компетенции Совета министров, но «чрезвычайные указы» Колчака, после их подписания, должны были вноситься в недельный срок на рассмотрение Совещания (7).
