Проекты восстановления областной автономии, как будет показано далее, имели схожие черты во всех белых регионах. Сибирские областники не забывали своих автономных намерений и в условиях формирования всероссийской белой власти. 1 марта 1919 г. в Иркутске прошло общее собрание местной группы областников-автономистов. Было принято решение об отказе от блока с кадетской партией и торгово-промышленниками («цензовиками»), по причине того, что их «политика за последнее время сильно уклонилась вправо». Данное решение показательно как подтверждение роста оппозиционных настроений иркутской «общественности», проявившееся во время антиколчаковского восстания в январе 1920 г. Фактическим руководителем Иркутского Комитета стал бывший министр юстиции Временного Сибирского правительства Г. Б. Патушинский. 25 марта 1919 г. устав Союза областников-автономистов был зарегистрирован окружным судом в Красноярске (руководители – братья Крутовские, почетный член – Г. Н. Потанин), а в мае 1919 г. – в Тюмени. Автономия Сибири в программе красноярского Союза отмечалась так: «Самостоятельное самоопределение и самоуправление в целом и отдельных, входящих в ее состав народностей», а также «вхождение в состав всей России, в качестве федеративной единицы, при условии демократического парламентарного образа правления в России». «Формы взаимоотношений между Сибирью и Россией» предстояло решить Сибирскому Учредительному Собранию, «которое решит вопрос о формах Сибирского правительства и взаимоотношениях между Сибирью и Россией, выработает проект Сибирской Конституции, о пределах исполнительной и законодательной власти Сибирского автономного правительства и внесет его на утверждение Всероссийского Учредительного Собрания». Для осуществления этой важнейшей задачи красноярский Союз предполагал вести широкую пропаганду идей областничества, открытие клубов, библиотек, читален, «объединение с другими союзами и обществами, имеющими аналогичные цели». Таким образом, в 1919 г. сибирские областники гораздо активнее отстаивали принципы будущего федеративного и «парламентарного» устройства России, чем это происходило на белом Юге, где автономии отдавалось предпочтение перед федерацией.
Если красноярские и, особенно, иркутские областники отстаивали идеи широкого федерализма и определенной оппозиции Российскому правительству, то, в это же время, «Потанинский кружок» в Томске продолжал призывать к поддержке Российского правительства. 20 июня 1919 г. в здании Омского Географического музея состоялся вечер памяти известного сибирского ученого, краеведа Н.М. Ядринцева. Готовность к сотрудничеству с правительством призвано было показать присутствие на нем Гинса, Тельберга, Пепеляева и Михайлова. По окончании вечера была зачитана т. н. «Декларация сибиряков-областников», адресованная Колчаку. Оправдывая возникновение сибирского областничества как внешними (необходимость отмежеваться от «большевистского переворота»), так и внутренними причинами (обширность территории Сибири, слабое развитие инфраструктуры, проблемы распространения образования и др.), областники твердо отстаивали принцип «децентрализации управления». По оценке авторов «декларации» сибирское областничество носило «внепартийный» и «общегосударственный» характер, отнюдь не исключая всероссийского единства. Считалось при этом необходимым добиться разделения властей, разделения полномочий центра и регионов: «Сибирское областничество не стремится присвоить прерогативы Верховной Государственной власти и, как государственно-правовая идеология, оно покоится на мысли, что управление страной должно быть проникнуто началом децентрализации, и категорически утверждает, что суверенные права Государства неотъемлемо принадлежат Верховной Центральной власти, в силу чего Верховная Государственная власть представляет страну в международно-правовом общении, обладает армией и утверждает (контрасигнирует) областные законы, которые в будущем должны вырабатываться Сибирским представительным органом. Компетенция последнего должна определиться Конституцией государства по воле Всероссийского Национального Учредительного Собрания».
В отношении «текущей политики» «декларация» отстаивала незыблемость власти Верховного Правителя, но признавала необходимость ограничения полномочий Совета министров и создания законосовещательных структур. В интересах собирания разрозненных частей России должна оставаться обладающая всей полнотой власти Верховная Государственная власть, осуществляемая Верховным Правителем, перед которым ответственны все государственные установления и должностные лица. «Инициативная группа находит своевременным поставить вопрос о создании государственной властью Сибирского Областного Управления – в помощь Центральному Правительству – с законосовещательным органом по местным вопросам, состоящее из лиц, тесно связанных с Сибирью, пользующихся ее доверием, близко чувствующих ее нужды и могущих провести мероприятия Правительства соответственно с запросами местной жизни». Наиболее актуальными для Сибири признавались земельный и «инородческий» вопросы («установление и защита земельных прав старожилов – крестьян, казаков и инородцев, а равно и хозяйственное устройство прежних переселенцев») (17). Таким образом, сибирские областники, не переходя еще в открытую оппозицию правительственному курсу (это произойдет осенью 1919 г.), отстаивали точку зрения широкой областной автономии, поддерживая тем самым ту часть сторонников Белого движения, которая также выступала с позиций необходимости «децентрализации управления» и «сотрудничества с общественностью», при неизменном сохранении государственного единства.
Важнейшей для Сибири оставалась проблема «областничества» в той форме, насколько это представлялось возможным в условиях восстановления Единой, Неделимой России. В этом отношении показательна позиция Патушинского, изложенная им на страницах Сибирских записок в программной статье «Федералистическая сущность областничества». Начиная с тезиса о важности сохранения государственного единства, Патушинский подчеркивал популярную идею о приоритете «народного суверенитета» в современных условиях. «Юридическая скрепа, политический скелет и остов современной жизни наций есть идея государства, единого, всемогущего, авторитетного государства-лица, с единой центральной волей-властью, творящей закон и право». С другой стороны – «политический остов современного социального бытия есть государство, регулированное принципом народного суверенитета». В условиях революции и кризиса существовавшей политической системы особенно очевидным стало несоответствие между традиционными формами организации власти и требованиями «народного суверенитета» («политический суверенитет народа развязал руки народным силам, раскрепостив, высвободив их из прежних пут и цепей… но организовать эти силы в их деятельности… он не может»). Ни самодержавная, унитарная монархия, ни парламент, как вариант организации представительной власти, не удовлетворяли новым запросам: «Неспособность единой государственной личности уловить весь поток социального бытия в ту сеть правовых норм, которая плетется из центра; невозможность систематизации реальной жизни профессионально-некомпетентным, единым центральным парламентом – государством, представляющим лицо суверенного народа». Революция, по мнению Патушинского, была неизбежна уже потому, что «самодержавная Россия, насильно подавлявшая всякие центробежные силы своих частей, походила на тот паровой котел, в котором испорчен предохранительный клапан. Революция парализовала центр, и все составные части машины разлетелись в стороны с бешеной силой. Долго сдерживаемые центробежные силы выросли сразу до увеличенных размеров. Не говоря о Польше, – Финляндия, Украина, Литва, Кавказ оторвались от того целого, органическими частями которого они, в сущности, были. И только государственно-мудрая Сибирь шла сознательной дорогой к давно намеченной цели, гармонического уравновешения центробежных и центростремительных сил живого целого».
