Тем не менее следует еще раз отметить высокий профессионализм многих судебных следователей, в частности занимавшихся расследованием «дел государственной важности». Так, например, руководитель расследования обстоятельств гибели Царской Семьи Н.А. Соколов, по воспоминаниям современников, еще во время службы в Пензенской губернии «пользовался репутацией выдающегося следователя и имел от природы своеобразный ум и склад полицейской ищейки». Он отличался «своеобразным умением наводить в частных разговорах речь на интересующую его тему, соприкасающуюся с каким-либо следствием, которым он был в то время занят. Всегда можно было проследить, как обычный разговор сводился к одностороннему, причем собеседник говорит, а Соколов ставит лишь вопросы. Будучи правым по убеждениям, зная хорошо крестьянскую жизнь, он с большим успехом вел в свое время трудные и щекотливые следствия по должностным преступлениям, нещадно выявляя грехи сильных в данной местности лиц. При этом он весь отдавался делу, которое его захватывало всего». «Большевиков он вообще, как и все почти без исключения чины судебного ведомства, встретил с достоинством, отказываясь быть пешкой в руках лиц, низведших все судебное дело до полного маразма и посмешища. Благодаря занятой позиции и будучи участником одной из местных антибольшевистских групп… ему пришлось при регистрации судебных чинов скрыться из Пензы» (5).
В условиях войны и тыловой разрухи вынужденно менялась и судопроизводственная практика. Челищевым в основу характеристики советских судов и ревтрибуналов было положено два критерия: 1) «советская власть есть порождение бунта, прервавшего закономерное развитие событий, освященных народной волей, почему весь созданный ею порядок во всех отраслях государственной машины не имеет юридического характера, а есть фактическое состояние, аннулированное de facto падением большевистской власти; 2) по существу своему органы советского правосудия и по устройству своему (часть судостроительная), и по отсутствию норм для функционирования (судопроизводственная часть) представляются глумлением над всем тем, что признается незыблемой истиной в сфере осуществления правосудия у всех цивилизованных народов, почему все действия этих учреждений не могут и не должны иметь силы судебных действий и подлежат аннулированию».
Немаловажной проблемой было восстановление уничтоженных в «революционные годы» дел по гражданскому и уголовному судопроизводству, а также завершение тех дел, которые проводились советскими судами. Постановлением Особого Совещания, утвержденным Главкомом ВСЮР 2 февраля 1919 г., был утвержден принцип возобновления дел гражданской юрисдикции «по заявлениям заинтересованных сторон» («подачи исковых прошений»). Детально расписывались пункты, из которых должно было состоять «прошение». Судебные органы могли проводить проверки представленных сторонами доказательств ведения дела, а при «невозможности установить содержание уничтоженных документов другими доказательствами, принимать свидетельские показания». О восстановлении дел объявлялось через номера местных Губернских ведомостей. Сроки, «не истекшие ко времени уничтожения дела, восстанавливаются в полном объеме и исчисляются со дня определения суда о признании дела восстановленным». Уничтоженные «духовные завещания» могли восстанавливаться «всякими доказательствами, в том числе и показаниями свидетелей, допрашиваемых под присягой». Мировым судьям предоставлялось право принимать как письменные, так и устные заявления и жалобы, и, при необходимости, передавать их в вышестоящие инстанции. За намеренное искажение фактов судопроизводства предусматривались наказания. Все решения по уголовным делам, вынесенные советскими народными судами, подлежали пересмотру, а текущее уголовное судопроизводство продолжалось решениями прокурорского надзора. На тех же принципах происходило восстановление судопроизводства на Дону (согласно постановлению Совета управляющих отделами правительства Всевеликого Войска Донского № 1323 от 26 октября 1918 г.): «Судебные следователи, мировые судьи, съезды мировых судей, окружные суды и судебная палата по всем уничтоженным (до установления советской власти. – В.Ц.) делам приступают к восстановлению производства по имеющимся у них или поступающим к ним сведениям…; дела частного обвинения восстанавливаются лишь на основании просьбы о том сторон. Просьбы об этом могут быть заявлены только в течение трех месяцев со дня фактического возобновления данного судебного учреждения… Дела, находящиеся в производстве судебных следователей, восстанавливаются сими последними или непосредственно (хотя бы по памяти), или по предложениям прокурорского надзора и просьбам участвующих в деле лиц». При невозможности восстановления уголовных дел об этом следовало составить особое постановление судебного следователя, мирового судьи или съезда. По делам, в отношении которых еще не было вынесено приговора, должно было производиться новое предварительное следствие, а уже вынесенные, но не исполненные приговоры восстанавливались «по памяти или на основании сохранившихся копий, выписок и т. п.». Показательно, что в случаях, когда было невозможно «с точностью определить назначенный подсудимому срок наказания, таковой определялся в наименьшем по закону размере».
Основные принципы ведения судебных процессов остались прежними, однако теперь требовалось выносить приговоры более скоро, хотя бы и «в ущерб стройному и продуманному плану процесса по судебным уставам». Об этом шла речь на созванном в ноябре 1919 г. по инициативе Управления юстиции в Ростове-на-Дону Юридическом Совещании. В его работе участвовали «испытанные и известные своей опытностью и знаниями» представители окружных судов, председатели судебных палат и съездов мировых судей, а также члены Юрисконсультской части Управления юстиции. В результате совместных заседаний было решено предложить на утверждение Особого Совещания упрощенную процедуру предварительного следствия, в частности, за счет сокращения числа опрашиваемых свидетелей, упрощения формы опроса, составления следственных протоколов. Однако эти предложения так и не были реализованы из-за начавшегося отступления ВСЮР, эвакуации Ростова и последующего упразднения Особого Совещания (6).
Немаловажное значение в судебной системе Белого движения имела работа структур военной юстиции. В брошюре «Правосудие в войсках генерала Врангеля», изданной в 1921 г. в Константинополе, говорилось: «Военно-судебный процесс, сохраняя в общем благодетельные и важные для дела правосудия принципы Судебных уставов Императора Александра II, был значительно облегчен для военного времени, отказываясь от некоторых формальностей и допуская, например, во многих случаях внесение дела в суд по одному дознанию, если прокурорским надзором оно признается достаточно полным для составления обвинительного акта. Кроме того, и сами чины военно-судебного ведомства имели особый навык в работе при всякой обстановке и не терялись от тяжелых условий данного момента». Процессуальные нормы, действовавшие в период гражданской войны, опирались на Устав Военно-судебный и Воинский устав о наказаниях, изданные в 1869 году. Структура военной юстиции, восстановленная на белом Юге, в целом повторяла всероссийские структуры, существовавшие до 1917 г. Главный военно-морской прокурор занимал также должность Начальника Военного и Морского судного отдела Военного управления и, таким образом, соответствовал генерал-прокурору Правительствующего Сената и начальнику Управления юстиции в «гражданской юстиции», объединяя и прокурорские, и административные полномочия. Главный Военный и Военно-Морской Суд, образованный Приказом Главкома ВСЮР № 1995 от 14 августа 1919 г., выполнял роль «военного Сената». Военно-окружные суды, распространявшие свою компетенцию на военные округа, с точки зрения охвата территории соответствовали судебным палатам, а существовавшие при каждом армейском корпусе корпусные суды, соответствовали окружным судам.
