Таким образом, восстановление и формирование судебной системы было важным элементом функционирования белой власти. В условиях войны и при острой нехватке квалифицированных кадров это восстановление происходило максимально ускоренно и в максимально упрощенных формах (назначение судебных служащих взамен выборов, корректировка гражданского и уголовного процесса в сторону ускоренного вынесения судебных вердиктов, сочетание следственных и судебных функций и т. д.). Упрощение судопроизводства не должно было, тем не менее, идти в ущерб сложившимся еще с 1864 г. принципам работы судебных структур. Одной из существенных проблем функционирования судебной системы и на белом Юге, и в Сибири было отсутствие четких разграничений компетенции военной и гражданской юстиции, недопустимое (в мирное время) следование нормам «чрезвычайной обстановки». На это неоднократно обращалось внимание в сенатских заключениях, издаваемых в Новочеркасске и в Омске, об этом говорилось в выступлениях, докладных записках, публикуемых в белой прессе. Однако преодолевать подобные коллизии было весьма сложно, и на протяжении всех лет «русской Смуты» военные структуры диктовали свои решения, нередко с нарушениями законности и произвольным толкованием правовых ситуаций.
Показательным примером подобной ситуации может служить процесс введения и отмены военного положения в Енисейской губернии в связи с подавлением партизанского восстания в Тасеевском и Степно-Баджейском районах весной – летом 1919 г. Вскоре после падения советской власти в крае и с началом проведения мобилизаций в Сибирскую армию в данном районе началось повстанческое движение, сопровождавшееся нападениями на милицейские участки, убийствами священнослужителей, учителей, правительственных чиновников, офицеров и солдат тыловых гарнизонов, зажиточных крестьян. Отдельной категорией жертв нападений партизан стали казачьи семьи Енисейского и Сибирского казачьих войск. Конфликт с казаками и крестьянами-«старожилами» носил социальный характер т. н. «борьбы за землю». Убийства совершались с изощренной жестокостью. Сообщения об этом неоднократно публиковались на страницах красноярских газет. Первоначальный контингент партизанских отрядов состоял из отступивших в тайгу после выступления Чехословацкого корпуса красногвардейских частей и не желавших подчиняться распоряжениям о мобилизации крестьян, позднее к ним присоединялись и другие противники «колчаковщины». Повстанцы регулярно совершали нападения на поезда и отдельные станции на Транссибирской железной дороге, отдельные станции, а позднее предприняли нападения на небольшие города в Енисейской губернии, Канском и Красноярском уездах (восставшие даже захватили г. Енисейск). Движение разрасталось и к марту 1919 г. грозило охватить большую часть Енисейской и Иркутской губерний, перейти в соседние районы. Создаваемые под контролем милиции городские и сельские дружины самоохраны могли лишь защищать собственные центры проживания, но с трудом вели анти-повстанческие действия в тайге (показательно, что во главе дружины самоохраны в самой Тасеевской волости Канского уезда стал местный мировой судья). Призывы Енисейского Губернского Земского Собрания к прекращению «бессмысленных бунтов, ведущих исключительно к совершенно ненужному братоубийству», к возвращению «к работе по восстановлению умирающей Родины» – игнорировались. Растущее повстанческое движение, поддерживаемое подпольными структурами большевистской и эсеровской партий, грозило сорвать тыловые поставки к готовящемуся весеннему наступлению, полностью дезорганизовать белый тыл (осенью 1919 г. подобного же рода повстанческое движение Н. Махно на Украине нанесло тяжелый удар по тылам наступающих на Москву частей ВСЮР) (9).
В этих условиях власть решила проявить твердость. Но для обоснования мер «по наведению порядка» требовалась необходимая правовая база. Репрессии не должны были носить стихийный характер мести, «сведения счетов». Как уже упоминалось, законодательная база с учетом военного положения в Сибири была введена законом от 11 февраля 1919 г. в отношении линии Транссиба и прилегающей к ней территории и дополнена приказом Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего от 23 марта 1919 г. Однако в тыловых районах действовала гражданская администрация, не способная справиться с восстанием собственными силами. Согласно «Повелению» Верховного Правителя следовало «возможно скорее, решительнее покончить с Енисейским восстанием, не останавливаясь перед самыми строгими, даже и жестокими мерами в отношении не только восставших, но и населения, поддерживавшего их; в этом отношении пример японцев в Амурской области, объявивших об уничтожении селений, скрывающих большевиков, вызван, по-видимому, необходимостью добиться успехов в трудной партизанской борьбе (в данном случае указание на «японский опыт» следует понимать как на разъяснение действий интервентов, а отнюдь не обязательный пример для подражания. – В.Ц.). Следовало также «требовать, чтобы в населенных пунктах местные власти сами арестовывали, уничтожали агитаторов и смутьянов». «За укрывательство большевиков-пропагандистов и шаек должна быть беспощадная расправа, которую не производить только в случае, если о появлении тех лиц (шаек) в населенных пунктах было своевременно сообщено ближайшей воинской части…; для разведки и связи пользоваться местными жителями, беря заложников. В случае неверных, несвоевременных сведений заложников казнить, а дома, им принадлежащие, сжигать. При остановках, на ночлегах… брать заложников из соседних незанятых красными селений. Всех способных к боям мужчин собирать в какое-нибудь небольшое здание, содержать под охраной и надзором во время ночевки; в случае измены и предательства – беспощадная расправа».
«Повеление» стало основой для издания Колчаком приказа, введенного в действие «по телеграфу» и заверенного военным министром генерал-майором Н. А. Степановым и товарищем министра внутренних дел В. Н. Пепеляевым. Данный акт продублирован в приказах по войскам Иркутского военного округа № 381 от 1 апреля 1919 г. и по Енисейскому отряду № 140 от 3 апреля 1919 г. Согласно им Верховный Правитель «для решительного и окончательного прекращения мятежных и разбойных выступлений, продолжающихся в отдельных местах Енисейской и Иркутской губерний, на основании 2 части 3 статьи «Положения о временном устройстве государственной власти в России» объявил «впредь до отмены, губернии Иркутскую и Енисейскую на военном положении, согласно приложения к статье 23 тома II Свода Законов Российской Империи (Общее учреждение губернское)». В полном соответствии с дореволюционным законодательством, руководителям антиповстанческих операций предоставлялись чрезвычайные полномочия. Командующий войсками Иркутского военного округа генерал-лейтенант В. В. Артемьев получал права Командующего армией, а командующий войсками, действующими в Енисейской губернии и Нижнеудинском уезде Иркутской губернии, генерал-лейтенант С.Н. Розанов – права генерал-губернатора. Последнему поручалось «осуществление обязанностей по охране государственного порядка» в городах Ачинске, Минусинске, Красноярске, Канске и Нижневартовске.
Указания Колчака получили развитие в приказе Розанова «Начальникам военных отрядов, действующих в районе восстания» от 27 марта 1919 г., указывавшего методы борьбы с повстанческим движением в крае: «При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если этого не произойдет, а достоверные сведения о наличии таковых имеются – расстреливать каждого десятого». «Селения, население которых встретит правительственные войска с оружием, сжигать; взрослое мужское население расстреливать поголовно; имущество, лошадей, повозки, хлеб и т. д. отбирать в пользу казны (все отобранное должно быть проведено приказом по отряду)»; «если при проходе через селения, жители по собственному почину не известят правительственные войска о пребывании в данном селении противника, а возможность извещения была, на население взыскивать денежные контрибуции за круговой порукой… суммы впоследствии сдать в казну»; «при занятии селений, по разбору дела неуклонно накладывать контрибуции на всех тех лиц, которые способствовали разбойникам, хотя бы косвенно, связав их круговой порукой»; «объявить населению, что за добровольное снабжение разбойников не только оружием и боевыми припасами, но и продовольствием, одеждой и проч., селения виновные будут сжигаться, а имущество отбираться в пользу казны. Население обязано увозить свое имущество или уничтожать его во всех случаях, когда им могут воспользоваться разбойники. За уничтоженное таким образом имущество населению будет уплачиваться полная стоимость деньгами или возмещаться из реквизированного имущества разбойников»; «среди населения брать заложников, в случае действия односельчан, направленного против правительственных войск, заложников расстреливать беспощадно». «Как общее руководство, помнить: на население, явно или тайно помогающее разбойникам, должно смотреть как на врагов и расправляться беспощадно. А их имуществом возмещать убытки, причиненные военными действиями той части населения, которая стоит на стороне правительства». Нельзя не отметить, наряду с исключительной жестокостью, определенной архаичности подобных методов противодействия повстанцам (заложники из числа местного населения, круговая порука, характерная для сельской общины). Объясняется это не только стремлением локализовать партизанское движение, но и очевидным намерением «расколоть» повстанцев, противопоставить одну часть населения («которая стоит на стороне правительства») другой («помогающей разбойникам»). В условиях подготовки земельной реформы Колчак издал указ (21 июня 1919 г.), согласно которому (на основании части 2, статьи 3 «Положения о временном устройстве государственной власти в России») «государственные земли, входящие в состав наделов селений Тасеева Канского уезда и Степно-Баджейского Красноярского уезда Енисейской губернии (на земли, бывшие в частной крестьянской собственности, этот указ не распространялся. – В.Ц), изъять из пользования крестьян названных селений и обратить в земельный фонд, предназначенный для устройства воинов» (то есть казенные земли от повстанцев передавались под наделение военнослужащих Белой армии. – В.Ц.). В административном отношении территория, подконтрольная Розанову, делилась на военные районы, во главе которых ставились подчиненные генералу воинские начальники, а гражданская администрация или упразднялась, или ставилась в прямое подчинение военным. Судопроизводство совершалось исключительно по формам военно-полевой юстиции (10).