Законопроект был утвержден 11 апреля (№ 428) министром юстиции Старынкевичем и опубликован 19 июля 1919 г. в Правительственном вестнике как Положение о лицах, опасных для государственного порядка вследствие принадлежности к большевистскому бунту. В окончательном варианте приоритет отдавался гражданскому судопроизводству, а военно-полевые суды исключались из системы. Расследование возлагалось на специально создаваемые Окружные Следственные Комиссии (их полномочия определялись Постановлением от 1 июля 1919 г. (№ 508) «О порядке расследования и рассмотрения преступлений, совершенных в целях большевистского бунта, подписанным преемником Старынкевича Тельбергом»), а предварительное дознание – на следователей Министерства внутренних дел или чиновников особых поручений при Департаменте милиции. В отличие от белого Юга и Северо-Запада, где «расследованием злодеяний большевизма» занимались отдельные Комиссии, в Сибири этим занимались Комиссии, создаваемые на уровне существовавших судебных округов (9). Ответственности подлежали «лица, признанные опасными для государственного порядка, вследствие прикосновенности их каким-либо образом к большевистскому бунту». Санкция осталась прежней и считалась «не оправданной» в условиях жестокостей гражданской войны – ссылка от года до 5 лет без конфискации и лишение на данный период «политических прав» (тем самым, в частности, исключалась возможность пассивного и активного избирательного права при выборах в Национальное Собрание и в органы местного самоуправления). «Иностранным подданным – высылка за границу». Лица, не достигшие 17 лет (например, члены Коммунистического союза молодежи) отдавались «под надзор родителей». Только в случае «самовольного возвращения» из ссылки или из заграницы предусматривалась ответственность в виде каторжных работ от 4 до 8 лет. В отличие от «Постановления» 1918 г. данное «Положение» не ограничивалось «содержанием под стражей до созыва Всесибирского Учредительного Собрания», а «предрешало» нормы ответственности, ориентируясь на Устав Уголовного Судопроизводства в редакции до 1917 г. Введение подобной ответственности диктовалось, в частности, соображениями сохранения «демократического реноме» перед ожидавшимся международным признанием Колчака. Хронологические рамки «участия в большевистском бунте» в Положении 11 апреля отсутствовали, что позволяло широко определять категорию «бунта». С другой стороны, при наличии статей 99—101 в редакции 3 декабря 1918 г. квалифицировать действия «противников власти» можно было по нормам, предусматривавшим смертную казнь, каторжные работы и тюремное заключение, выносимые уже органами военной юстиции.
На белом Юге Деникиным вопрос об ответственности большевиков решался гораздо жестче. Параллельно с образованием в Екатеринодаре комиссии по расследованию деятельности лиц «способствовавших советской власти» командование Добрармии утвердило собственный вариант определения ответственности. Одним из первых своих приказов по Гражданскому Управлению (№ 7 от 14 августа 1918 г. (на белом Юге даты по ст. ст.)) Деникин распорядился «всех лиц, обвиняемых в способствовании или благоприятствовании войскам или властям советской республики в их военных, или в иных враждебных действиях против Добровольческой армии, а равно за умышленное убийство, изнасилование, разбои, грабежи, умышленное зажигательство или потопление чужого имущества», предавать «военно-полевым судам войсковой части Добровольческой армии распоряжением Военного Губернатора» (10). Типичный для т. н. «походного периода» существования южнорусского Белого движения, данный приказ передавал дела на представителей советской власти и пленных судам тех воинских частей, с которыми они сражались. Разумеется, при взаимном ожесточении сторон рассчитывать на снисхождение со стороны противника им не приходилось.
После образования Особого Совещания и формирования в его составе Управления юстиции появилась возможность упорядочить систему ответственности деятелей советской власти и большевистской партии. Как и в Сибири, на Юге в январе 1919 г. обратились к статьям Уголовного Уложения 1903 г., но с тем отличием, что здесь изначально исходили из тезиса, что «советская власть есть порождение бунта». Первоначально Управление предлагало восстановить в неизменном виде редакцию ст. 100 и 101 от 4 августа 1917 г. Однако журнал заседания Особого Совещания (№ 25) не утвердил Деникин, написав на нем: «Можно изменить редакцию. Но изменить репрессию (смертную казнь. – В.Ц.) совершенно невозможно. По этим статьям судятся большевицкие главари – что же?! Мелкоте – смертная казнь, а главарям – каторга? Не утверждаю. Деникин» (11). В результате Управление юстиции утвердило (журнал Особого Совещания № 38 от 22 февраля 1919 г.) санкции по нормам Уложения 1903 г. (смертная казнь и срочная каторга по ст. 100, каторга не свыше 10 лет по ст. 101.). Была восстановлена и редакция ст. 102, предусматривавшая ответственность за «участие в сообществе, составившемся для учинения тяжкого преступления» (каторга до 8 лет, а за «подговор составить сообщество» – каторга не выше 8 лет.). Деникин журнал подписал. Сравнивая редакции данных статей, следует отметить отсутствие ст. 99-й на белом Юге и ст. 102-й в Сибири. Преступления против Главкома ВСЮР квалифицировались как военные, а не государственные, чем подтверждался статус власти Верховного Правителя России.
На белом Юге также действовал «Закон в отношении участников установления в Российском Государстве советской власти, а равно сознательно содействовавших ее распространению и упрочению». Работа над ним началась позднее, чем в Сибири, но его утверждение (журнал № 81 от 23 июля 1919 г.) произошло в одно время с публикацией в омском «Правительственном вестнике» выше упомянутого «Положения» об участниках «большевистского бунта» (19 июля 1919 г.). Закон, разработанный под руководством Челищева, отличался более четкими формулировками и квалификационными нормами. Он не ограничивался ответственностью, связанной с членством в партии большевиков, а распространял ответственность и на работников советской власти, различая при этом «руководителей» и «прочих». Первые определялись как «виновные в подготовлении захвата государственной власти Советом народных комиссаров, во вступлении в состав означенного Совета, в подготовлении захвата власти на местах Советами солдатских и рабочих депутатов и иными подобного рода организациями (комбедами, ревкомами и др. – В.Ц.), в сознательном осуществлении в своей деятельности основных задач советской власти». По отношению к ним предусматривалась смертная казнь с конфискацией имущества. Вторые проходили по категории «прочие виновные в содействовании или благоприятствовании деятельности советской власти». Для них, «судя по большей или меньшей важности сего содействия или благоприятствования», утверждалась или «бессрочная каторга», или «каторжные работы от 4 до 20 лет», или «исправительные арестантские отделения от 2 до 6 лет». Самыми легкими формами наказаний были тюремное заключение от месяца до 1 года 4 месяцев или «денежное взыскание» от 20 до 300 тыс. рублей. Как видно, ссылка в качестве санкции даже не рассматривалась деникинским правительством (12). В «Закон» вносилось уточнение, касавшееся «виновных, оказывавших несущественное содействование или благоприятствование вследствие несчастно сложившихся для них обстоятельств, опасения возможного принуждения или иной достойной уважения причины». Тогда наступало «освобождение от ответственности».
