В Крыму не исключалась возможность создания вооруженных сил и по национальному признаку. Так, «исполнительное бюро татарского меджлиса» заявило протест против мобилизации офицеров-мусульман и сообщило, что приступает к формированию особых «мусульманских частей». На собравшемся 26 января 1919 г. курултае крымские татары хотя и поддержали программу Добровольческой армии, но к реальной организации боевых сил так и не приступили. Отказ же татар от службы в Добровольческой армии привел к уменьшению численности ряда формировавшихся полков, в частности Крымского конного и Симферопольского офицерского (17). Отсрочка мобилизации добровольческим командованием и Крымским правительством вызывала недовольство со стороны тех, кто понимал, что промедление с призывом грозит их личной жизни и имуществу. Так, по донесению начальника штаба Крымско-Азовской армии генерал-лейтенанта Д. Н. Пархомова, «немцы-колонисты указывают на возможность привлечения их в Добрармию немедленным призывом… причем, по их мнению, призыв должен быть произведен воинской силой» (18). Наконец, с согласия Крымского правительства в январе 1919 г. Боровским была объявлена «мобилизация офицеров до 40-летнего возраста, затем – к 30 января – призыв одного возрастного класса» (военнообязанные 1918 г.). Но, даже несмотря на то, что в Крыму, в отличие от Северного Кавказа, призывались не запасные, а только новобранцы, данный призыв сорвался, и задержка мобилизации способствовала ее провалу. В рапорте в Ставку Главкома ВСЮР (15 февраля 1919 г.) Боровский отмечал, что результаты призыва 1918 года в Крыму дали всего 417 человек. Назначенная на 12 февраля мобилизация военнообязанных 1919 и 1917 гг. также окончилась неудачей. Среди причин этого генерал выделял следующие: «Отсутствие у населения веры в Добрармию, в ее силу, в ее успех, что является следствием как малого знакомства с ее работой, так и пассивности ее в отношении многочисленных шаек и банд, грабящих и наводящих террор на местное население; второе – отсутствие авторитета у правительства среди населения, особенно среди татар…; третье – успехи большевиков на Украине и на Донском фронте… в связи с малочисленностью и неготовностью наших частей, создают боязнь прихода большевиков и близкой расправы со всеми, способствующими Добрармии; четвертое – отсутствие сознания ответственности за неявку, так как органы, обязанные следить и привлекать уклоняющихся, далеко не налажены; пятое – агитация, ведущаяся как большевиками, так и левой печатью, и Курултаем; шестое – дезорганизованность аппаратов по призыву». Для борьбы с этим «позором» Боровский предлагал «теперь же послать карательные экспедиции, хотя бы в те местности, которые не исполнили мобилизации целиком», «необходимо объявить здесь военное положение» (19).
Примечательно, что даже в таких, критических для Крыма, условиях краевое правительство стремилось к проведению собственных мобилизационных мероприятий. На заседании Совета министров 27 марта 1919 г. было решено «образовать егерскую бригаду немцев-колонистов», которая создавалась «для защиты края» самим же правительством. Особо оговаривалось, что «личный состав бригады сформируется исключительно из лиц немецкого происхождения, как русских граждан, так и иностранцев (например, солдат и офицеров бывшей кайзеровской армии. – В.Ц.) на одинаковых с русскими гражданами условиях», а «офицерский состав пополняется командованием егерской бригады» по согласованию с Крымским краевым правительством. Командир бригады назначался «командованием Добрармии», но, опять-таки, «по соглашению с краевым правительством». Указывалось, что «Крымское Краевое правительство обязуется выплачивать чинам бригады… в дополнение к жалованью и боевым суточным, положенным от Добрармии, добавочные суточные». При столь благоприятных условиях службы бригада быстро сформировалась, причем офицеры-вербовщики, как правило, переманивали в ее ряды колонистов, служивших в добровольческих полках. Но, в итоге, егерская бригада осталась в «красном Крыму», отказавшись сражаться против наступавших советских дивизий. Поредевшие полки Крымско-Азовской армии (один Крымский конный полк в результате ухода немцев-колонистов потерял 2/3 личного состава) отступили к Керчи (20).
Накануне отступления к Керчи командование Крымско-Азовской армии все же попыталось сконцентрировать властные полномочия в своих руках. В связи с ростом бандитизма и повстанческого движения, 15 марта 1919 г. правительство санкционировало передачу дел «о вооруженном нападении на чинов Добровольческой армии», «умышленном убийстве», а также по другим особо тяжким преступлениям из «гражданской подсудности» военно-окружному и военно-полевому судам. 17 марта 1919 г. решением генерала Боровского, под его руководством был создан Комитет обороны Крыма, с целью «оказания самой широкой помощи Добровольческой армии в деле ее снабжения всем необходимым для обороны имуществом, в мобилизации промышленных и экономических сил, могущих быть привлеченными к делу обороны Крыма». В Комитет входили также генерал Пархомов, а от правительства – Крым, Богданов и новый военный министр – генерал-майор М.М. Бутчик. Опытный инженер-конструктор В. Чаев вводился в Комитет в качестве специалиста по постройке укреплений на Перекопе и Чонгарском полуострове. Военное положение «на всей территории Крымского полуострова за исключением Севастопольского округа» было введено постановлением Совета министров от 6 апреля 1919 г. (№ 1370). Согласно декабрьским договоренностям генерал Боровский получил полномочия в пределах «прав командующего армией в местностях, объявленных на военном положении», а также права генерал-губернатора, а его «помощником по гражданской части» стал министр внутренних дел. В Северной Таврии верховенство военной власти не оспаривалось (21).
Неудачный для Крымско-Азовской армии исход боевых действий предопределил и судьбу Крымского правительства. В середине апреля 1919 г. белые отступили на т. н. Акманайские позиции под Керчью, а Совет министров переехал из Симферополя в Севастополь, под прикрытие французского десанта. При эвакуации Севастополя 22 апреля французское командование заключило перемирие с советскими войсками. В столице Таврии представителем краевой власти оставался Богданов, который вместе с генералами Боровским и Пархомовым руководил эвакуацией военных и гражданских учреждений. 16–17 апреля 1919 г. на транспорте «Надежда» прошли последние заседания Совета министров, посвященные ходу эвакуации и взаимоотношениям с союзным командованием. Правительство приняло постановление об отсутствии «физической возможности руководить Краем ввиду занятия почти всей территории Крыма большевистскими войсками». Таким образом, проведение внутренней политики становилось невозможным. Оставался внешнеполитический курс, для осуществления которого правительство уполномочило Винавера, Крыма и Набокова «вместе и каждого порознь быть представителями Крыма как на мирной конференции, если бы это оказалось возможным, так и во всех вообще сношениях с деятелями и организациями союзных с Россией и нейтральных держав». Данное решение также не имело смысла, поскольку в Париже уже работало Русское Политическое Совещание, а крымские министры оказались фактически в положении эмигрантов (22).
Так завершился пятимесячный период деятельности Крымского правительства. «Путь снизу» в формировании белой власти был весьма кратковременным. Власть, в конечном счете, оказалась у более сильных, у военного командования. Подобный результат был типичным для 1919 г. Но опыт политической эволюции Белого движения доказал в то же время возможность естественной самоорганизации власти «снизу», при которой решающее значение получало местное самоуправление или краевые, национальные структуры (в Крыму, в Одесском районе, в большинстве областных и национальных правительств). В то же время, при наличии более сильного военного центра управления, власть строилась исходя из его потребностей, его видения политической обстановки и ее перспектив. Данный процесс развития белой государственности осуществился на белом Юге, тогда как на белом Севере и в Сибири фактически сформировался своего рода синтез военно-политических структур управления и местного самоуправления. Органы «культурнонациональной автономии» в Крыму (Курултай и Директория) были распущены в августе 1919 г., а в структуры земско-городского самоуправления были проведены новые выборы. «Основная ошибка Крымского правительства, – отмечал Пасманик, – состояла в том, что оно в военной обстановке хотело осуществить идеально-парламентарный строй в Крыму… Но революционная эпоха – не время для мирного парламентаризма» (23). Признавая обоснованность данной оценки, нельзя не заметить, что попытка объединения усилий военной и гражданской власти и стремление использовать структуры местного самоуправления в качестве представительной опоры были достаточно перспективны в плане создания модели, альтернативной, формировавшейся в этот период единоличной власти в форме военной диктатуры.
