Итак, с точки зрения формального права отречение Государя не может быть признано незаконным. Как отец несовершеннолетнего Наследника и Царствующий Император он отрекся за Цесаревича (ст. 199). В соответствии с установившейся правовой практикой им были подписаны также указы Правительствующему Сенату о назначении Наместника Кавказа и командующего Кавказским фронтом Великого Князя Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим, а председателем Совета министров – главы Земско-городского Союза князя Г. Е. Львова (причем для четкого соблюдения формы на указах было поставлено время – 14 часов 2 марта 1917 г., что предшествовало времени отречения – 15 часов 2 марта 1917 г.). Перед этим Государь дал согласие на назначение командира 25-го армейского корпуса генерал-лейтенанта Л. Г. Корнилова командующим Петроградским военным округом (по телеграфному запросу Председателя Временного Комитета Государственной Думы М.В. Родзянко). Таким образом, можно было говорить и о сохранении власти Дома Романовых, и о сохранении общего порядка управления, и о правопреемственности, к которой стремился Государь. Правда, форма данных актов не соответствовала принятой, поскольку скреплялись они все тем же графом Фредериксом (единственным членом Совета министров, бывшим вместе с Государем), хотя уже не относились к его компетенции.
Не отличавшийся консервативной репутацией Михаил Александрович Романов во главе государства, авторитетный военачальник Великий Князь Николай Николаевич Романов во главе вооруженных сил, либеральный, готовый к компромиссам председатель Совета министров и популярный, но «волевой» генерал во главе столичного округа… Подобное сочетание руководителей военной и гражданской власти, как казалось многим, наилучшим образом обеспечивало необходимое для победы «единство фронта и тыла». Очевидно, отрекавшийся от Престола Государь также верил в прочность подобной военно-политической комбинации. В своей телеграмме Великому Князю Михаилу Александровичу он обращался к нему как к «Его Императорскому Величеству» и отмечал, что «события последних лет вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если им огорчил тебя и что не успел предупредить… Горячо молю Бога помочь Тебе и нашей родине» (23).
Последующие перемены, в случае принятия власти Великим Князем Михаилом Александровичем, могли происходить только в рамках полномочий законодательной и исполнительной власти, при неизменной монархической форме правления, носителем которой оставался Царствующий Дом Романовых. Сохранялась и система представительной власти, причем вполне вероятной представлялась перспектива усиления ее полномочий (чего требовала известная декларация Прогрессивного блока: «Создание объединенного правительства из лиц, пользующихся доверием страны и согласившихся с законодательными учреждениями»).
Для понимания последующей специфики формирования и эволюции политического курса Белого движения нужно отметить, что роль проводников предфевральских перемен 1917 г. играли межпартийные и надпартийные коалиционные объединения. Можно считать подобной структурой Прогрессивный блок (хотя он и не имел законодательно оформленного статуса). Другими объединениями, также выходившими за пределы ограниченных партийных рамок, следует считать масонские ложи, связывавшие в своем составе разных политиков (от социал-демократов до монархистов). Их роль, несомненно, была немалой в подготовке в 1916–1917 гг. «заговора элиты» против власти Государя Императора («пожертвовать монархом, но спасти монархию»). Однако впоследствии на смену Прогрессивному блоку и масонским ложам пришли другие коалиционные объединения, и «братья» нередко становились непримиримыми оппонентами (показательна судьба Керенского, Львова, Авксентьева). Политические коалиционные блоки возникали, как будет показано далее, на протяжении всей истории Белого движения в России, а их участников объединяла отнюдь не принадлежность к масонству.
Еще в конце 1916 г. деятели парламентского Прогрессивного блока рассчитывали на «дворцовый заговор», целью которого было «отречение самого Николая II и передача власти при малолетнем Императоре Алексее регенту – брату Царя
Михаилу». По свидетельству А. Ф. Керенского, во время «секретных заседаний блока… практически вырабатывалось положение о правах регента, регентского совета, об образовании правительства, ответственного перед народным представительством, намечался даже личный состав первого парламентского кабинета России (многие из этого состава оказались членами Временного правительства после падения монархии)…» (24).
Действительно, в самом начале революционных событий подобная модель управления казалась наиболее оптимальной для удовлетворения запросов оппозиции при сохранении основ политической власти. 1 марта Государь согласился на утверждение Манифеста об «ответственном министерстве»: «… Я признал необходимым призвать ответственное перед представителями народа Министерство, возложив образование его на председателя Государственной Думы Родзянко из лиц, пользующихся доверием страны». Но уже 2 марта вариант такого «ответственного министерства» перестал удовлетворять парламентскую и тем более революционную оппозицию, и в политическую «повестку дня» встал вопрос об отречении Государя в пользу Цесаревича при регентстве Михаила Романова, с сохранением при этом условии «ответственного министерства».
Государь сперва принял предлагаемый проект, но, как известно, после консультаций о состоянии здоровья Наследника изменил свое решение в пользу Михаила.
Своеобразный вариант политической модели предлагался, кстати отметить, бывшими в Петрограде Великими Князьями Павлом Александровичем, Михаилом Александровичем, Кириллом Владимировичем. В проекте «Манифеста» 1 марта (т. и. «Манифест Великих Князей»), переданном Родзянко, Великие Князья предусматривали некое сочетание «ответственного министерства» с созданием нового представительного Собрания при сохранении власти самого Николая II. Текст проекта, который предполагался к утверждению Государем, декларировал: «… в твердом намерении переустроить Государственное Управление в Империи на началах народного представительства, Мы предполагали приурочить введение нового Государственного строя ко дню окончания войны… События последних дней, однако, показали, что правительство, не опирающееся на большинство в законодательных учреждениях, не могло предвидеть возникших волнений и властно их предупредить… Осеняя себя крестным знамением, мы представляем Государству Российскому конституционный строй и повелеваем продолжать прерванные Указом Нашим занятия Государственного Совета и Государственной Думы и поручаем председателю Государственной Думы немедленно составить Временный кабинет, опирающийся на доверие страны, который в согласии с Нами озаботится созывом законосовещательного (не законодательного. – В.Ц.) Собрания, необходимого для безотлагательного рассмотрения имеющим быть внесенным правительством проекта новых Основных Законов Российской Империи». Законодательная инициатива в этом случае передавалась правительству, сформированному на основе соглашения с законодательными палатами, но в дальнейшем «законосовещательное Собрание» призывалось пересмотреть Основные Законы и, очевидно, окончательно утвердить в России «парламентарную монархию». В ходе переговоров с Петроградом Государь первоначально согласился с данным проектом, оговаривая свое непосредственное руководство военным, морским министерствами, а также Министерством иностранных дел. Этот проект, по замыслу Великого Князя Павла Александровича, должен был «сохранить конституционный Престол Государю» и в то же время «исчерпывал все требования народа и Временного правительства», тогда как «регентство Миши» (Великого Князя Михаила Александровича) представлялось гораздо более опасным. Правда, Великий Князь Кирилл Владимирович в письме к Павлу Александровичу 2 марта отмечал, что «Миша… прячется и только сообщается секретно с Родзянко». Кирилл Владимирович объяснял, что сам он «все эти тяжелые дни был один, чтобы нести всю ответственность перед Ники и Родиной, спасая положение, признавая новое правительство (приведя к Таврическому дворцу матросов Гвардейского Экипажа. – В.Ц.)» (25).
