Совет управления при ЗДА, его еще именовали как «Совет Управления Западной России», или, по аналогии с белым Югом, – «Особое Совещание Западной России», или «Совет Управления Западной России») Бермондт характеризовал как «составленный из истинно русских деятелей, испытанных опытом и одушевленных лишь одним горячим желанием – способствовать вместе с другими восстановлению мощи, порядка и законности нашей Родины…». В конце октября наметилась тенденция к расширению представительного характера Совета (Реммер называл его «демократическим органом», в который вошли бы «три человека от местного самоуправления, три человека от рабочих организаций, по два человека от касс взаимопомощи, от местной торговли, от промышленности, от кооперативов, тринадцать человек от демократии и девятнадцать человек от буржуазии») (15). Совету предстояло решать и вопросы отношения к властям Латвийской республики. В докладе Деникину Бермондт говорил о целесообразности «временного участия в Совете «представителей умеренных партий местных основных национальностей», что «обеспечит необходимый контакт с массой населения этих областей». Текущие «дела, связанные с интересами армии», взаимоотношения с местным населением решались при посредстве Особого Комитета, действующего под руководством Командующего армией. Этот Комитет при Совете управления составлялся «на принципе справедливого соотношения национальностей, населяющих Латвийский край». Игнорируя уже функционирующие власти Латвии, в течение 1–2 месяцев Комитет должен был «немедленно приступить к организации волостного самоуправления» и к «выборам в Народное Представительство (Национальный Совет)». После этого полномочия Особого Комитета передавались Национальному Совету, а «дальнейшие взаимные отношения Западной Армии и Латвийского Края имеют быть определены особым соглашением». Как и следовало ожидать, Комитет образовался на основе бывшего консервативного правительства Ниедры (в его состав вошли сам пастор и три его бывших министра, а после «освобождения Риги» предполагалось добавить туда еще двух латышей и немца). Вводились должности губернатора Риги и его помощника – ими становились, соответственно, князь Н.Д. Крапоткин и барон Остен-Сакен.
В отношении Латвии предполагалось провести принцип областной автономии. Комитет Ниедры признал условия Совета, согласно которым Латвия оставалась в составе России, получая «внутреннюю автономию», за исключением железных дорог, таможни, портов, почты и телеграфа, а также лесов и «казенных земель». Ниедра в особом «меморандуме» последовательно излагал позицию реституции прав собственности в отношении имущества Российской Империи. «Хорошие казенные леса», «казенные имения», «казенные земельные участки», с точки зрения пастора, не могли считаться имуществом «провозглашенной Ульманисом и Народным Советом (латвийским предпарламентом. – В.Ц.) свободной и самостоятельной Латвии», а исключительно – «российским имуществом», которое лишь «временно покинуто собственником» и «может быть использовано на нужды русского государства», представителями которого и являлись деятели Совета при командующем ЗДА. Частной собственностью казенное имущество быть не могло. Поэтому (по мнению штаб-офицера для поручений при командующем ЗДА штабс-капитана Таракус-Таракузио) «если смотреть на правительство Латвии, вследствие непризнания его пока конференцией держав Согласия, как на узурпаторов власти, то означенное казенное имущество можно требовать передать в ведение русских властей» и «свое требование поддержать военной силой». По мнению Ниедры, Латвия могла стать «базой русского войска», ведущего «борьбу с большевиками», а латвийская автономия признавалась «желательной» в отношении: «Церкви, суда, школы, полиции, аграрного вопроса, самоуправления на земских началах, основой которого считается имущее крестьянство». Эволюция позиции Ниедры показательна, если учесть, что в апреле он выступал за «создание независимого Латвийского государства» (16).
Однако реальное положение Прибалтийских республик летом – осенью 1919 г. все же отличалось от положения других «государственных новообразований», которые предполагалось включить в систему «областничества», создаваемую белыми правительствами. Здесь действовала своя система управления, включавшая все три «ветви власти» и совершенно не намеревавшаяся «подчиняться» Совету при командующем ЗДА. Социал-демократические депутаты Народного Совета заявляли о грозящей «русско-германской реакции», гораздо более опасной, чем Советская Россия, с которой следовало бы «заключить мир». В итоге латвийский предпарламент признал необходимым не только «немедленно» заключить военно-политические соглашения с Эстонией и Литвой», но и подготовиться к «общим действиям армий трех государств в войне против общего врага (ЗДА. – В.Ц.)», а также «радикально изменить всю внутреннюю политику и поставить ее на демократических началах» (17).
Первоначально отношение к Латвии со стороны руководства ЗДА было нейтральным. Бермондт в своем «Воззвании к народу Латвии», подписанном в Митаве 26 июля 1919 г., заявлял, что «русское войско поможет создать в Латвии порядок и спокойствие… под защитой русского войска латышское крестьянство в состоянии будет привести себя в порядок, возобновить свою общественную жизнь и восстановить самоуправление». Эти заявления вполне согласовывались с совместным участием частей ЗДА и латвийской армии в боях против красных латышских войск в начале 1919 г. Однако вскоре позиция Бермондта изменилась. После разрыва с Юденичем Бермондт попытался уже непосредственно осуществить военно-политическое руководство в крае. 20 сентября 1919 г. в Митаве им было выпущено новое воззвание «Всем жителям», в котором он задним числом заявлял, что еще 21 августа стал «представителем русской государственной власти, приняв на себя защиту и управление латвийской области». В этом воззвании полностью игнорировалось существовавшее правительство Латвии, да и сам факт ее независимости отрицался. Главнокомандующий ЗДА призывал латышей «подчиниться всем мною созданным и создаваемым учреждениям, памятуя, что российская государственная власть в этой области прилагала постоянно все усилия для устройства благополучия края». Воззвание завершалось характерным обещанием Бермондта: «В находящихся под моим управлением областях Латвии я все подготовлю для самоопределения населения по его желанию». В октябре 1919 г. Бермондт, заявляя о своих политических устремлениях в отношении Прибалтики, апеллировал и к историческому прошлому («интересы России не допускают отторжения Прибалтики, дающей России выход к морю и интересы которой издавна связаны с Великой Россией»; «великий Император Петр I русскою кровью проложил себе выход к морю и этим создал из России великую европейскую державу»), и к отсутствию легитимности правительства Ульманиса («я спрашиваю тебя, латышский народ… что дали тебе твои новые вожди? Реквизиции, подати, деньги, не имеющие цены, мобилизацию, голод и холод»; «опомнись, латышский народ… Россия великодушна и простит сбившихся с пути сынов, если же ты сам не пожелаешь мира, то Россия найдет средства заставить тебя подчиниться справедливым ее требованиям») (18).
Таким образом, суверенитет Латвии не признавался военно-политическим руководством ЗДА. И хотя для этого использовался, в частности, тезис об отсутствии «международного признания» Прибалтийских республик, подобное отношение к латвийской государственности не могло привлечь симпатий к ЗДА ни со стороны Антанты, ни тем более со стороны латышских военных и политиков. Конфликт ЗДА с латвийским правительством становился неизбежным. При этом следует отметить, что в тексте упоминавшейся выше «Политической программы» ЗДА не содержалось никакого намека на игнорирование суверенитета Прибалтики. Напротив, в 3-м пункте говорилось о «признании всех (именно так. – В.Ц.) образовавшихся на территории России государств, борющихся с большевиками», а «отношения этих государств к России» должен будет «установить Земский Собор». Естественная для ЗДА оговорка делалась в отношении Германии: «К германскому народу мы относимся с чувством благодарности за его материальную помощь по снабжению Армии оружием, обмундированием, веря, что этнографическое положение и общность политических и экономических интересов обоих государств сблизят оба народа для обоюдного развития мирного труда и взаимного благополучия». 4-й пункт объяснял специфический «русско-немецкий» состав ЗДА: «Армия формируется исключительно на добровольческих началах без различия подданства и национальностей – будь то француз, латыш, немец, поляк, еврей и т. д.» (19).
