25 октября 1918 г. Деникин подтвердил невозможность «коллективного представительства, в котором приняли бы участие делегаты от частей и областей Российского Государства». Главком определил принцип организации будущего российского международного представительства через «установление на предстоящих совещаниях в Екатеринодаре перечня определенных лиц из числа дипломатов, генералов и финансистов-экономистов с именами настолько известными и в России, и за границей, чтобы им можно было бы вверить защиту интересов всей России на всемирном конгрессе». Деникин твердо полагал «остановиться на принципе персонального назначения в состав делегации определенных лиц, а не на принципе представительства от каждой области, вошедшей в объединение». В октябре 1918 г. о необходимости объединенного представительства российских интересов в послевоенном мире высказывался также В. В. Шульгин. Но прежде чем переходить к единому международному представительству, следовало определиться с «государственным статусом» возникших после распада Российской Империи новообразований. Отмечая важность определения общей позиции во внешней политике, Шульгин выделял необходимость взаимодействия в этом направлении различных антибольшевистских правительств. В записке, поданной на имя Деникина, он своеобразно разделял все «временные государственные образования, возникшие на территории Российской Державы», на две группы. К первой относились: «Северные республики (очевидно, имелось в виду ВПСО. – В.Ц.), уфимская директория», объединившая «Сибирское, Самарское, Оренбургское, уральское казачье правительство, Алаш-Орду… сибирских казаков, добровольческую армию, кубанское правительство», а также Терское казачье войско и Туркестанское (Закаспийское) правительство, «всемерно тяготеющие к Добрармии». Данную группу объединяло «непризнание Брестского договора», «союз с Державами Согласия», «стремление к восстановлению единства и независимости России». Государственные образования, «доказавшие свою преданность идее Единой России» и «опирающиеся на созданную ими реальную вооруженную силу», должны были «заключить между собой соглашение на предмет представительства от России на международном конгрессе». В перспективе предполагалось их объединение на общей политической платформе признания общероссийской власти (что в действительности и произошло в 1919 г.), а пока – общее представительство во внешней политике. Вторая группа, по мнению Шульгина, включала в себя Финляндию, Прибалтийские государства, Белоруссию, Украину, Бессарабию, Грузию и т. н. республику большевиков. Их объединяло признание Брестского мира, «фактический союз с немцами» и провозглашение себя «независимыми государствами». Их отношения с Добрармией не могли быть иными, как «враждебными». Однако в данных государственных образованиях следовало поддерживать и развивать «русофильские движения», опираясь на которые можно было провести замену бывших там режимов на союзные Белому делу.
Шульгин отмечал также наличие «переходной группы государственных образований», в которую включались Крымское краевое правительство и Всевеликое Войско Донское. Они стремились к взаимодействию с Добрармией, однако не могли в полной мере отказаться от принципов суверенитета. Основным способом достижения государственного единства Шульгин считал достижение единства военного и дипломатического. «Объединение всех этих военных сил технически будет легко выполнить, когда Добрармия или казаки Краснова соединятся с войсками генерала Болдырева (то есть с Восточным фронтом), пока же этого не случилось, такое объединение могло бы произойти также и телеграфным путем вокруг Европы или вокруг Азии. В зависимости от того или иного совокупного плана действий будут развиваться военные операции». Следует отметить, что «классификация», даваемая Шульгиным применительно к внешнеполитическим установкам, в целом отражает разнообразие политических режимов гражданской войны по принципу – «белогвардейские», «антибольшевистские», «советские».
В это же время на состоявшемся 15 октября 1918 г. в Екатеринодаре областном совещании кадетской партии при обсуждении тезисов о внешней политике с докладом выступил М.М. Винавер, повторивший, в общем, тезисы собственного доклада, прочитанного на московском съезде партии и на совещаниях ВНЦ в Москве еще в мае 1918 г. В определенной степени данные тезисы можно считать первоначальным обозначением внешнеполитического курса Белого движения. «Задачей международной политики России» считалось «признание Государственного Суверенитета России над всеми областями, входившими в ее состав до 25 октября 1917 г., когда захват власти большевиками лишил Россию фактической возможности осуществлять и отстаивать этот суверенитет, от которого законная власть России никогда не отказывалась». Изъятие из общего «государственного суверенитета» признавалось лишь за Польшей, в отношении которой были приняты соответствующие декларации еще Великим Князем Николаем Николаевичем (манифест Верховного Главнокомандующего в сентябре 1914 г.) и Временным правительством. Ни Финляндия, ни республики Прибалтики и Закавказья, ни, тем более, Украина или «государственные образования» на территории бывшей Империи не должны признаваться «независимыми».
Отмечалось, что «только Россия, восстановленная в указанных пределах, освобожденная от чужеземной оккупации и от вражеского вмешательства в ее внутренние дела, может свободно решить вопрос о своем государственном устройстве и своей национальной политике». Любые же контакты иностранных государств с советской властью, особенно возможное приглашение ее представителей на мирную конференцию, определялись «морально недопустимым международным поощрением организованного и возведенного в принцип террора».
Поскольку «большевистская власть» признавалась лишенной каких-либо легальных и легитимных оснований, в том числе и как субъект международного права, то все заключенные ею договора и соглашения (и, прежде всего, Брестский мир) должны считаться недействительными. В тезисах подчеркивалось, что власть большевиков «создана Германией», и поэтому борьба с ней – это логичное, закономерное продолжение борьбы с Германией. Следовательно: «Участие союзников в борьбе с советской властью должно выразиться прежде всего в содействии организованной генералом М.В. Алексеевым Добровольческой армии и другим, имеющимся налицо, русским воинским отрядам». В последнем пункте тезисов говорилось о создании «временного представительства России… для сношений с союзниками» и для защиты государственных интересов на предполагавшейся после окончания Первой мировой войны международной мирной конференции. Во «временном представительстве должны принять участие представители всех правительств, организовавшихся на территории России, ставящих себе задачей восстановление единой России, а также представители Добровольческой армии». Члены кадетской партии должны были обеспечить создание подобного центра и добиться последующего «объединения с представительством правительства, избранного Уфимским Совещанием». Кадетская резолюция отстаивала принцип единого территориального представительства, намеченного еще во время создания модели «южно-русской власти» осенью 1918 г. Не случайно, что одним из активных сторонников этого принципа выступал министр иностранных дел Крымского правительства М. М. Винавер. Показательно и то, что «объединение» по внешнеполитическим вопросам предполагалось уже во всероссийском масштабе (то есть при условии соглашения с Уфимской Директорией и создания единой структуры для всех белых регионов) (1).
