Применительно к «польскому вопросу» делегация считала, что граница будущей России с образовавшимся польским государством должна быть намечена, исходя из «стратегических, экономических и этнографических условий» (актуальная проблема в свете признания Советской Россией границы по т. н. «линии Керзона»); иными словами: «Литва и Белоруссия ни в какой части не могут быть присоединены к Польше», «Холмщина должна остаться в пределах России», «Русь Галицкая, Угорская и Буковинская должны быть присоединены к России, причем западная граница России должна непосредственно соприкасаться со Словачиной», а на территориях со «смешанным населением» обеспечиваются права «культурно-национальной самобытности той или иной народности… национального меньшинства». «Особая русско-польская комиссия на паритетных началах» будет должна решить вопросы о распределении размера «падающей на Польшу части государственного долга» бывшей Российской Империи, а также добиться «возмещения стоимости переходящих к Польше государственных и общественных имуществ и обеспечения интересов частной собственности» российских подданных. Что касается «исконно польских земель Восточной Германии», то здесь российская делегация поддерживала тезис, что «территория Польши должна простираться вплоть до берегов Балтийского моря», и предлагала не ограничиваться созданием т. н. «польского коридора» (т. е. передачей Польше Гдыни – единственного порта на Балтике), а включить в состав Польши часть Восточной Пруссии, включая г. Данциг (Гданьск).
Прикарпатская Русь должна была войти в состав будущей России и обеспечить выход на границу с Чехословакией, а вопрос о границах Буковины решался «совместно с Румынией на основании этнографических данных». «Местности с русским меньшинством» следовало обеспечить управлением по «польскому образцу», т. е. с соблюдением принципов культурно-национальной автономии. В отношении «Чехо-Словачины» члены делегации считали правомерным «поддержать все требования чехов относительно территории, добиваясь объединения чехов, моравов и словаков и включения в состав Чешского государства Верхней и Нижней Лужицы», равно как и не допускать «отделения от Чехии северной и западной горной полосы, населенной немцами (Судеты. – В.Ц.)». Российская делегация также намеревалась «отстаивать необходимость выхода Чехии к морю путем учреждения сербо-чешского коридора». В свете провозглашенной лидерами Белого движения политики сближения с Чехословакией предполагалось «заключить с чешским государством союз политический и экономический» и «стремиться к созданию единой монетной системы, таможенного, почтового и телеграфного союза», а также «русско-чешских торговых палат и Всеславянского банка в Праге». В то же время российская делегация осознавала опасность начавшегося процесса создания т. н. Малой Антанты (восточноевропейских государств, объединение которых могло иметь потенциальную опасность для России. – В.Ц.). Поэтому «следовало отклонить внимание чешского правительства от Лиги малых народов серединной Европы и направить его на создание прочного славянского союза, который особенно важен для удержания Польши в сфере славянской политики». Что касается наиболее близкого славянского союзника Белого движения, Югославии (королевства Сербов, Хорватов, Словенцев), то здесь российская делегация полагала, что в ее состав «должны войти: Сербия с Македонией в границах, определенных Бухарестским миром, Черногория, Босния и Герцеговина, Истрия, Хорватия и Словения, Сербская Крайна, южные части Каринтии и Штирии, а также Сербская Воеводина». Триест следовало объявить «свободным (вольным. – В.Ц.) городом» с автономным самоуправлением. Заранее декларировалось, что «в случае возникновения споров о проведении границ в связи с включением в состав Югославии упомянутых областей Россия поддерживает притязания Юго-Славии».
Но, пожалуй, наиболее щепетильным для внешнеполитического курса Белого дела являлся «вопрос о проливах», их статусе, территориальной принадлежности. В разделе «Константинополь и проливы» делегация подтверждала приверженность условиям трехстороннего (русско-англо-французского) договора 1915 г., гарантировавшего права России на проливы и прилегающие к ним территории, равно как и Лондонского договора с Италией. Считалось, что «договоры эти не подлежат изменению односторонним решением одной из договаривающихся сторон» и «являются наиболее целесообразным решением ближневосточного вопроса в интересах мирного сожительства народов». Неизменность российской позиции подтверждала ссылка на телеграмму Сазонова, составленную при участии посла Великобритании Дж. Бьюкенена и направленную российским послам в Лондоне и Париже от 17 марта 1915 г. Именно она должна была стать основой для заключения любых последующих соглашений относительно статуса Босфора и Дарданелл, и их соблюдение, по мнению членов российской делегации, «завершило бы процесс достижения естественных границ России». В тексте этой телеграммы говорилось: «Ход последних событий привел Е. В. Императора Николая II к убеждению, что вопрос о Константинополе и проливах должен быть окончательно решен в смысле вековых стремлений России. Всякое его разрешение, которое не включало бы в состав Русской Империи города Константинополя, западного берега Босфора, Мраморного моря и Дарданелл, а равно и южной Фракии по черте Энос – Мидия, было бы неудовлетворительно. Подобным же образом, по стратегическим соображениям, часть Азиатского побережья, заключающаяся между Босфором и рекой Сакарией… острова Имброс и Тенедос должны будут присоединиться к Империи. Специальные интересы Великобритании и Франции в означенной области будут строго соблюдены».
Если же в изменившихся условиях «русской Смуты» уже невозможно следовать букве преемственности в отношении статуса проливов, то необходимо будет хотя бы «закрепить на будущее время (после окончания гражданской войны. – В.Ц.) право притязания России на владение Константинополем и проливами». Если же конференция примет пункт всего лишь о «нейтрализации проливов под гарантией всех Великих Держав», то делегация, признавая ее «наиболее вредной для России», будет предлагать две «комбинации». При первом варианте Константинополь и проливы оставались бы за Турцией, но полностью демилитаризовывались турками и переходили под «военный контроль» России. Второй вариант ограничивался запретом Турции иметь военно-морские базы и оборонительные сооружения в районе проливов и Мраморного моря и освобождал переход через проливы всем торговым судам, а военным – для «тех государств, которые имеют владения на берегах Черного моря». Таким образом, нельзя не заметить, что в целом российская делегация во многом предвосхитила те нормы международного права, которые станут важными объектами политики в будущие десятилетия XX века. К сожалению, как и во время Гаагских конференций, «голос России» не был услышан участниками Парижской конференции, и всего через двадцать лет, в 1939 г., мир окажется ввергнутым в новое военное противостояние.
Во втором документе, составленном еще до отъезда Сазонова в Париж, намечались главные направления внешнеполитического курса России по отношению к странам бывшего Четверного союза, к государственным новообразованиям и к своим традиционным интересам на Балканах, на Ближнем и Дальнем Востоке, в Средней Азии. «Наказ» русской делегации определял «основную задачу России» в «восстановлении status quo ante bellum (предвоенного статуса. – В.Ц.) в отношении прежних Русских владений, за исключением земель, имеющих отойти к независимой Польше», и при этом, «в соответствии с пунктом 6 программы президента Вильсона, суметь стремиться к объединению с Россией зарубежных земель, населенных русскими». «Наказ» намечал политический курс России применительно к славянским государствам и, как отмечалось выше, приветствовал «создание независимых Чехо-Словацкого и Юго-Славянского государств» и утверждал присоединение к России «Восточной Галиции и Угорской Руси». Польские границы должны были совпадать с «этнографическими», поэтому Западная Галиция могла бы отойти к Польше. За Россией следовало сохранить – «на основании этнографического принципа» – Холмщину и часть Сувалкской губернии, а на основании «стратегических соображений» – Брест-Литовск и Белосток. Возможное признание вхождения Буковины в состав Румынии должно было происходить одновременно с обязательным отказом последней от аннексии Бессарабии. Проблему черноморских проливов следовало урегулировать гарантией сохранения за Россией «свободного экономического доступа в Средиземное море» и «безопасности черноморского побережья» посредством «нейтрализации Дарданелл» и островов Мраморного моря. Босфор переходил бы при этом под контроль межсоюзнических сил, в которых должна участвовать и Россия. При этом следовало «стремиться к предотвращению утверждения какого бы то ни было иностранного Государства поблизости Проливов», но Турцию нужно сохранить как «жизнеспособное государство», а шесть малоазиатских вилайетов Турции должны были составить возрожденную Армению.
