После окончания Первой мировой войны сохранялись следующие принципы «британской военной политики в России»: «В Юго-восточном углу России, в Европе, в Сибири, в Закавказье и Закаспийской области, на территориях примыкающих к Белому морю и Ледовитому океану, создались и выросли новые антибольшевистские правительства, охраняемые войсками союзников. На нас лежит ответственность за их существование, и мы должны стараться всячески их поддерживать. В какой степени мы можем это исполнить и как будет развиваться в дальнейшем наша политика, в настоящий момент мы сказать не можем. Эта политика будет находиться в зависимости от той политической линии, которую примут державы союзной коалиции, располагающие гораздо большими средствами, чем мы». Бальфур не устанавливал временных пределов продолжающейся военной интервенции и тем более не гарантировал увеличения британской военной помощи против той, которая уже имела место (не исключая при этом расширения помощи снаряжением и кредитами): «Нам же ничего другого не остается сейчас делать, как только использовать те армии, которые у нас в России имеются; там же, где их нет, помогать оружием и деньгами… Такая политика, несомненно, покажется далеко несовершенной тем, кто на месте отражает наступление воинствующего большевизма, но это все, что при существующих в данное время условиях мы можем и что должны стремиться исполнить» (6).
Возвращаясь к характеристике участников РПС и РПД, уместно отметить, что известный деятель кадетской партии, профессиональный юрист, член масонской ложи «Свободная Россия» В. А. Маклаков оставался своеобразным «неформальным дипломатическим лидером» (хотя ему и не удалось утвердить свои верительные грамоты в Париже). Н. В. Чайковский (член ложи «Астрея») обладал заметным влиянием в среде деятелей международной социал-демократии. Наконец, Савинков выражал приверженность «революционно-демократической программе» Февраля 1917 г. и олицетворял «демократизм» Совещания. Можно также отметить, что центральные фигуры в РПС и РПД так или иначе были связаны с деятельностью первых двух составов Временного правительства 1917 г. Для «победившей демократии» стран Антанты это имело немаловажное значение. Ведь именно подозрения в стремлении «возродить прошлое», в «реакционности», связанной, в частности, с переворотом 18 ноября 1918 г., использовались противниками Белого движения «слева» в их призывах «воздерживаться» от официального признания Российского правительства международным сообществом. Подобные «подозрения» пытался дезавуировать Винавер, заявивший в интервью представителю Русского Бюро печати в Нью-Йорке, что «все русское еврейство борется против большевизма… Это справедливо не только по отношению к буржуазии, но и по отношению к демократическим слоям русского еврейства… ни одна еврейская социалистическая фракция не присоединилась к большевикам. Все политические фракции русского еврейства борются против большевизма».
«Еврейский вопрос» действительно был далеко не последним в чреде обстоятельств, влиявших на отношение иностранных государств к Белому движению. По оценке члена Особого Совещания К. Н. Соколова, отправленного в составе правительственной делегации в Париж, «еврейство, несомненно, оказывает большое влияние на развитие международных отношений и внутренних порядков в отдельных государствах… Приходится считать доказанным, что еврейство очень пристально следит за положением своих единоплеменников в освобождаемых областях России, у Колчака и у нас, усердно коллекционирует все случаи проявления антисемитизма и строит на них свои выводы… С отношением европейского и, особенно, американского (если верно, что нам придется впредь «ориентироваться» на Соединенные Штаты) еврейства необходимо считаться и Югу России, ввиду возможности организованной и энергичной кампании против нас. В беседах с разными русскими и еврейскими деятелями были предприняты попытки выяснить характер и размер «запроса», предъявляемого еврейством к русской власти, сверх гарантированных уже на практике сохранения формального равноправия и недопущения погромов». Следует отметить, что эти гарантии уже высказал в специальном заявлении в РПС адмирал Колчак: «Цель правительства – это обеспечить всем народам России, без различия вероисповеданий, полное равенство всех перед законом», а «выражения национальных раздоров не могут быть допускаемы, так как они помешали бы мирному существованию той или другой части населения».
Однако этого было недостаточно, и Соколов выяснил «максимум» и «минимум» ожиданий еврейства. «Максимум» предполагал, что «формальное признание равноправия было бы подтверждено допущением или даже приглашением евреев на несколько заметных должностей». «Минимум» сводился к «пожеланию, чтобы в какой-либо эффектной форме публичного обращения к еврейской депутации… или в форме публичного осуждения какого-либо юдофобского поступка или акта – высшей властью было совершено «оказательство» ее благожелательного отношения к еврейству». В ответ на это «еврейские деятели обязались «использовать для создания шумной всемирной «рекламы» возрождающейся русской государственности всякое такое «оказательство».
Помимо «демократических политиков», в работе РПС принимали участие такие фигуры, как бывший премьер-министр Российской Империи граф В. Н. Коковцов, бессменный министр финансов во время Первой мировой войны П. Л. Барк, известный философ и экономист П. Б. Струве (представитель Национального Центра), предшественник Сазонова на посту министра иностранных дел, бывший посол в Париже А. П. Извольский, известный московский предприниматель, министр торговли и промышленности Временного правительства А. И. Коновалов, посол в Мадриде, бывший депутат Государственной Думы и Государственного Совета М. А. Стахович, посол в Вашингтоне, бывший товарищ министра торговли и промышленности Временного правительства Б. А. Бахметев, представитель «Союза Возрождения», бывший товарищ министра продовольствия Временного правительства А. А. Титов, известный военный теоретик генерал-лейтенант Н.Н. Головин, председатель правления Русско-Азиатского банка А. И. Путилов, председатель правления Петроградского международного банка А. И. Вышнеградский, председатель правления Московского акционерного коммерческого банка и председатель Всероссийского Союза торговли и промышленности П.П. Рябушинский, председатель Всероссийского общества льнопромышленников и председатель Московского биржевого комитета, внук известного мецената С. Н. Третьяков (будущий министр иностранных дел в правительстве Колчака), председатель правления Азовско-Донского коммерческого банка Б. А. Каминка.
Но, пожалуй, наиболее яркой политической фигурой в Русском Зарубежье в 1919 г. был Сергей Дмитриевич Сазонов. Велико также и его значение для российского Белого движения в это время, вполне сопоставимое с именами военных лидеров – Колчака, Деникина, Юденича и Миллера. Таким он стал не только благодаря должности всероссийского министра иностранных дел, формально и фактически объединившей белые правительства (Сукин и Нератов имели статус управляющих ведомствами в Омске и Екатеринодаре, но не министров и подчинялись Сазонову), но и благодаря богатому дипломатическому опыту, авторитету среди политиков и военных стран Согласия, несомненному политическому влиянию. Будучи единственным «царским министром» в составе белых правительств в 1919 г., Сазонов стремился не просто сохранить российский внешнеполитический курс, проводившийся до революционных событий 1917 г., но и добиться «преемственности» в международном праве, отнюдь не игнорируя уже произошедших в России и в мире перемен. В начале раздела уже анализировались составленные по непосредственным указаниям Сазонова документы РПС, посвященные новациям в международно-правовых отношениях и оценкам послевоенного устройства Евразии. Правда, по оценкам некоторых современников, Сазонов иногда отличался излишним консерватизмом, отсутствием «гибкости и дальновидности» там, где это требовалось «условиями момента». Выше уже приводилась его оценка Винавером. Михайловский также с досадой отмечал, что «Сазонову не только не удалось создать благожелательную атмосферу для антибольшевистской России, которой союзники были стольким обязаны, но он оттолкнул от себя и русские инородческие круги своим непримиримым отношением к их национальным стремлениям, отнюдь не несовместимым с интересами России. Сазонов на все происходившее на Версальском конгрессе смотрел как на «измену» Росссии и, охваченный национальной обидой, продолжал самого себя рассматривать как представителя могущественной державы, забывая, в чьих руках была Россия. Национальная обида смешалась с личной, Сазонов потерял все свое прежнее самообладание, обиделся на весь мир и проиграл все».
