В ответ на первую задачу Российское правительство заявляло о своей «готовности приступить ко всякому мероприятию, которое позволило бы согласовать и объединить перед лицом мирной конференции все части и группы России, разделяемые пока партийными или национальными побуждениями, но ставящими право и свободное выражение общественной воли основой своего миросозерцания… народная воля и справедливые национальные стремления должны лечь в основу новых взаимоотношений между разнородными элементами Русского Государства. В ответ на вторую задачу («примирение между этими группировками, с одной стороны, и большевистским лагерем – с другой») Российское правительство «с непреклонной твердостью провозглашало, что начатая им борьба против врагов цивилизации, стоящих препятствием к установлению внутреннего и международного правопорядка, будет им доведена до конца». Принципиальная разница в понимании борьбы с советской властью у инициаторов Совещания и участниками Белого движения определялась так: «Это не есть вражда между двумя партиями за власть. Нами поднято оружие не против политических соперников, но в целях борьбы с началами анархии, против которых рано или поздно ополчатся все демократии мира. Правительство не только не может идти на какие-либо переговоры с большевиками, но принуждено сосредоточить все силы, чтобы ни на минуту не ослабить своей деятельности и военного напряжения, направленных к сохранению от смертельного веяния и разрушительного действия большевиков остатки русской культуры и творческих сил России, отбивающихся от организованных полчищ преступников. Мы не имеем общего с ними языка. Между нами не может быть места уступкам или компромиссам. Сама мысль о возможном соглашении грозит растлевающим действием тому мужеству, которого требует сейчас от русского народа необходимость устоять против натиска большевизма».
Единственно возможным предназначением собрания на Принцевых островах члены Российского правительства считали проведение на нем «первого Суда Наций над большевизмом», чтобы «озарить ярким светом международного суждения нашу борьбу с насильниками». Защите норм международного права должна быть посвящена, по мнению авторов заявления, деятельность создаваемой Лиги народов (наций). «Если обращение Держав к России является выражением этого великого дела, если Россию зовут на открытый Суд народов, то мы первые преклоняемся перед ее (Лигой народов. – В.Ц.) волей, желая скрепить этим примером начала, отвоеванные ценой тяжкой войны, в которую Россия внесла свою долю – миллионы жизней своих сынов и все свое состояние».
В резолюции Омского блока, принятой 5 февраля, говорилось о невозможности разговаривать с теми, кто «отрицает все принципы права и справедливости, уничтожает религию, культуру и искусство… Ни одна национальная русская партия не может, не рискуя себя опозорить, искать соглашения с большевиками». Ту же идею подтверждал Восточный отдел кадетской партии, «выражавший негодование по поводу предложения вступить в переговоры на Принцевых островах»: «Россия имеет право на помощь союзников для восстановления государства, разоренного немцами и большевиками, и требует признания правительства, во главе которого стоит адмирал Колчак, а равно и принятия на Парижскую конференцию представителей России на равных с другими великими Державами правах». На белом Юге предложение союзников встретило неоднозначную реакцию. В Одессе радиосообщение о предполагаемом совещании на Принцевых островах и всеобщем перемирии на фронтах гражданской войны было получено 26 января 1919 г. и сразу стало предметом обсуждения среди ведущих общественно-политических организаций белого Юга. 30 января, на заседании Совета Государственного Объединения России, с сообщением о полученном предложении Вильсона выступил председатель Совета, барон В. В. Меллер-Закомельский. Из его доклада следовало, что представительство на островах предполагается от «всех русских политических групп и партий». Поскольку СГОР представлял собой коалицию из внепартийных структур, то было принято решение подготовить делегацию в составе «трех лиц от каждой группы», входившей в состав Совета: «от законодательных палат, земств, промышленных, городских самоуправлений, Русского Церковного Собора, от финансовой, земледельческой, академической групп и Сената». Это же решение (обеспечить самостоятельное представительство на Совещании всех групп из состава СГОРа) было позже подтверждено на заседании 11 февраля 1919 г. Еще 3 февраля 1919 г. в Одессу пришла «дополнительная» радиограмма, в которой тогда уже перечислялись структуры, прибытие делегатов от которых (также в числе трех человек от каждой) ожидалось на Принцевых островах. Таковыми считались организации: Союз Возрождения России, Национальный Центр, СГОР, Совет земств и городов; партии: российские социалисты-революционеры и социал-демократы, народные социалисты, украинские эсеры и эсдеки, грузинские социал-демократы, Дашнакцутюн; правительства (донское, кубанское, омское, украинская Директория, грузинское, армянское, архангельское, крымское и эстонское; делегаты от отдельных армий: Добровольческой, Донской, Сибирской и Северной. Столь обширный список исключал большевиков и правые партии. 12 февраля СГОР утвердил своих кандидатов (В. А. Мякотин, А. В. Пешехонов, С. Я. Елпатьевский, И. И. Фундаминский, Я. Л. Рубинштейн).
Вскоре, однако, ожидания на создание всероссийского представительного органа в Зарубежье сменились разочарованиями. Главной причиной стало известие о равноправном участии в Совещании большевиков. 26 февраля в Одессе было получено разъяснение от Маклакова, что на острова приглашаются не представители партий и общественно-политических организаций, а, прежде всего, властных структур, обладавших органами управления и вооруженными силами. Но и без этого известие о равноправном приглашении большевиков к участию в планируемом Совещании сделало невозможным участие в нем практически всех остальных потенциальных членов. Развернутое обоснование причин отказа участия на Совещании, заключающееся (помимо невозможности «сидеть за одним столом» с большевиками») в порочности самого принципа создания всероссийской власти не путем признания единоличной диктатуры, а посредством соглашения между различными политическими организациями, подготовил и отправил в Париж Всероссийский Национальный Центр. Временное Правительство Северной области особым заявлением за подписью Зубова и генерала Миллера (разослано всем иностранным диппредставителям в Архангельске 27 января 1919 г.), отвергло план американского президента. Отмечалась «невозможность по нравственным причинам» сесть за стол переговоров с большевиками, известными своим презрением к международному праву (аналогии с «chiffon de papier» («клочком бумаги»), каким немецкие генералы считали в 1914 г. договор о нейтралитете Бельгии). Говорить о «перемирии» унизительно для «национальных армий», готовящихся «ударить на врага». Таким образом, ВПСО считало «созыв предположенного Совещания совместно с представителями большевиков по времени неосуществимым, по существу – совершенно неприемлемым». А перемирие – «актом вредным и опасным».
Но наиболее определенное отношение к инициативе «миротворца» Вильсона высказали члены РПС в заявлении от 16 февраля 1919 г. В специальной декларации, подписанной Сазоновым и Чайковским (на телеграфной рассылке в Омск и Екатеринодар подписался также Маклаков) от имени «Объединенных правительств Сибири, Архангельска и Южной России», корректно и твердо заявлялось: «После трехлетней борьбы, во время которой Россия сдержала все свои обязательства и перенесла добрую часть общего бремени, она была выбита из строя и сможет залечить свои раны только в мире. Но эта работа перестройки невозможна из-за гражданской войны, которую проповедуют и ведут узурпаторы и преступники, не знающие ни чести, ни закона и деспотизм которых давит большую часть земли русской. Желая раньше всего положить конец кровавой тирании большевиков, русские политические группы, поставившие себе задачей восстановление Родины и воссоздание государства на демократических началах, будут благодарны Конференции мира за помощь, которую она готова оказать в столь тяжком деле национального возрождения. Они уверены, что все, что будет сделано для того, чтобы одновременно с порядком внутри дать России ее место в концерте наций, одинаково послужит и высоким целям человеческого правосудия, и интернационального мира, которые преследует Конференция… Однако же ни в коем случае не может быть и речи об обмене мнений по этому вопросу с участием большевиков, в которых сознание народа видит только изменников; ибо они изменили, договариваясь с общим врагом, – делу России и союзников; ибо они затоптали в грязь демократические принципы, управляющие цивилизованными странами, посеяли анархию в стране и держатся у власти только благодаря террору. Между ними и национальными русскими группами никакое перемирие невозможно; встреча же с ними не только останется без результата, но рискует еще причинить русским патриотам, а равно и союзным нациям непоправимый моральный ущерб».